Я снова стал оглядываться вокруг и заметил, что все поля аккуратной сероватой чертой прочеркнуты цементными лотками, что деревьев здесь пока еще мало, во уже видны молоденькие саженцы чинар, пока не Дающие никакой тени. Около недостроенных зданий, вдоль улиц поселков саженцы эти чуть постарше и кое где отбрасывают на дорогу едва заметные пятна тени. Наконец машина резко затормозила. Я лихо перескочил через борт грузовика. Очутившись
!около одинаковых двухэтажных домиков, аккуратно выстроившихся вдоль улицы, стал искать дом, в котором поселились наши. Заборов нет, поэтому все, что творится во дворе, видно всем и отовсюду.
Я нерешительно прошел между двумя домами и остановился в раздумье. Шофер уже укатил, как только я спрыгнул на землю, не услышав, кажется, даже слов моей благодарности. Перед домом слева стояла привязанная за рога пестрая корова, показавшаяся мне очень знакомой, и щипала чахлую траву. Не та ли это пеструшка, которой я еще в нашем кишлаке таскал охапками корм с поля? Вроде бы похожа. Но мои сомнения окончательно рассеялись, когда навстречу мне вдруг откуда ни возьмись выкатил на велосипеде старший сын Ялкина Аскар. "Ага, племянничек! - подумал я.- Ну, и вытянулся ты, сразу и не узнаешь!" Аскар же соскочил с велосипеда и сразу бросился ко мне.
1. Кто вы?.. Ой, Турсунака! - пробасил он в удивлении и тут же побежал обратно, бросив велосипед.
2. Мама! Бабушка! Суюнчи1 мне! Турсунака при ехал! Суюнчи, суюнчи за вами! - кричал он весело и возбужденно.
Мама - я тотчас увидел ее за домом - стояла у тандыра2 в нарукавнике и пекла лепешки. Не. снимая его, она бросилась мне навстречу, обняла жаркими руками, обожгла плечи.
Невестка, держа самого младшего на коленях, сидела и проверяла стопку ученических тетрадей. Увидев меня, тотчас передала ребенка старшей своей дочери Шамсии и выбежала мне навстречу. - Рады, очень рады тебя видеть, Турсунджан! С благополучным возвращением! - Лицо ее светилось, глаза сияли, и я вдруг почувствовал, что и в самом деле уже дома.
1. Ой, ведь мне и сон такой приснился, сон в ру ку!.. - смеялась мама.
А разве я не говорила, мама, что сон сбудется? Вот, пожалуйста! - весело вторила ей Мунира.Вмиг меня окружили все мои племянники от мала до велика, конечно, те, кто ходил своими ногами. Наверное, младшие меня и не помнили, но и они вместе со старшими радовались ничуть не меньше, во всяком случае интерес к моей особе был проявлен очень большой: один с любопытством ощупывал мои погоны, другой теребил ремень и норовил расстегнуть его. Шухрат, которого я держал на руках, уже тянулся к блестящему козырьку моей фуражки и красной звездочке. Я тотчас снял фуражку и надел на его голову. Восторгу не было конца. Когда я уходил в армию, Аскар просил привезти ему офицерский ремень, и я из своего вещмешка первым, делом вытащил этот ремень и отдал, его племяннику. От радости у него заблестели глаза, но он сдержанно поблагодарил, еще бы - самый старший, и не к лицу ему вся эта суетня, затеянная младшими. Все остальные получили игрушки и сласти, которыми я набил свой мешок еще на Кавказе, собираясь домой.
Дети не отступали от меня ни на шаг. Нарбай поливает мне на руки воду, семилетняя Норхол бежит в дом за чистым полотенцем, а малыш Шухрат несет из комнаты курпачу1.
Я вспомнил почемуто, как мама и брат с детства приучали меня к труду, и понял теперь, что дети Ялкина тоже растут не белоручками, привыкли не дожидаться, пока им чтото поручат старшие, - сами видят, что нужно делать, и делают. Едва улеглись первые восторги от встречи, я спросил у мамы, где же Ялкин.
1. С самого начала уборочной ночует на полевом стане, - ответила мама, - и довольно далеко от нас. Аскар знает, он каждый день возит ему еду.
2. Турсунака, мне поехать за папой? - с готов ностью спросил Аскар, внимательно слушавший наш разговор. Но мне не хотелось в такое горячее время от рывать Ялкина от работы.
3. Ничего, я поеду сам, только расскажешь мне, как ехать. Хорошо?
Мама, решив, что я сейчас, немедленно отправлюсь к старшему брату, засуетилась:
- Посиди, отдышись хотя бы, сынок! Чайку попей и дай хоть поглядеть на тебя! А то не успел приехать - и снова в дорогу!
G подветренной стороны дома стояла чорпая дети расстелили на ней одеяла, сверху посередине - скатерть, и мы с мамой сели.
1. Мама, дайте нарукавник, я допеку лепешки, - попросила невестка, и "мама только теперь заметила нарукавник у себя на руке.
2. Ой, ну совсем никакой памяти! - посетовала она. - Тандырто остыл, наверное! Пока тесто не за сохло, испеки, невестушка!
Между тем я внимательно оглядел дом.
1. Домато, мама, у нас теперь совсем как город ские!
2. Э, сынок, айвана вот нет! Очень его не хватает, как в кишлакето с ним было хорошо! А здесь так
полюбо
душно летом!
- Мама, а кто живет на втором этаже?
пытствовал я.
- Да никто! Это кто же вытерпит все время подни маться и спускаться по лестнице? Там, в конце нашей улицы, и четырехэтажные дома стоят совсем пустые. Сам посуди, как люди могут жить на четвертом этаже и держать корову? Об этом никто не подумал, когда строили...
Невестка, повернув к нам раскрасневшееся от жара
лицо, разъяснила:
1. Жаль, .но это вина проектировщиков, совершенно не знающих мирзачульских условий. Сейчас эта ошиб ка исправляется, строят уже с террасами.
2. А помнишь, Мунираапа, как нам понравился двухэтажный дом Азлараака?
-o Конечно, что и говорить, но этито дома, к сожалению, не такие...
Мунира поставила на дастархан горку только что испеченных лепешек, пышущих жаром.
- Угощайтесь! Шамсия! - обратилась она к доче ри. - Чай готов?
- Да, Тулкун кипятит, - ответила девочка, - сейчас поспеет.
Аскар принес на блюде длинную пахучую дыню и пристроил ее на краешке дастархана рядом с лепешками.
- Ну, кто же с дыни начинает, принеси сначала своему дяде простокваши! - сказала мама внуку.
Он приехал из дальних мест, так полагается у нас по обычаю: кто с дороги - простоквашей угощать.
Конечно, мне очень хотелось тут же взяться за дыню, но, чтобы не расстраивать маму, пришлось для порядка `отхлебнуть сначала простокваши, принесенной Аскаром, а уже потом удовлетворить свое нетерпение и приступить к дыне.
Едва взяв в руки нож, чтобы разрезать ее, я услышал треск мотоцикла: подъехал молодой парнишкапочтальон. Вместе с газетами и журналами он вручил Мунире завернутые в коричневую бумагу бандероли.
1. Из Самарканда, - пояснила она, - институт прислал Ялкину контрольные работы,
2. Что, разве брат поступил в вуз? Вы мне ничего об этом не писали.
3. Да, поступил, но только после того, как секре тарь обкома намекнул ему на это: "Мыде хотим, что бы вы росли, вам обязательно нужны знания, нужно образование". Ялкин, возвратившись тогда из обкома, сказал мне, что уж если жена й такой человек, как секретарь обкома, советуют одно и то же, видно,, надо подчиниться. И все прошлое лето он готовился к по ступлению в сельскохозяйственный институт, на заоч ное, конечно... И поступил. Тебе мама говорила уже, что у нас второй этаж пустует, вот Ялкин и оборудовал там в одной из комнат себе кабинет... Аскар, - обра тилась она к сыну, - отнесика бандероли наверх... Эти контрольные сыплются как из рога изобилия каждую неделю, - пошутила невестка, - там их собралась уже целая куча! Ну, ничего, как только кончится убороч ная, засядет за книги и все сделает!
Я внимательно слушал Муниру и с наслаждением уплетал дыню с горячей лепешкой - мое любимое лакомство. Мама, я видел, была просто счастлива, глядя на то, с каким аппетитом я ем, и все подкладывала и подкладывала мне лепешки. Шамсия, которой уже исполнилось десять, помогала матери и бабушке во всем, буквально предугадывая их желания. Вот и теперь, хотя ей ничего не сказали, она чистила морковь для плова.
Пойду готовить плов, - поднимаясь, сказала мама. !
Я кивнул. Как давно не ел его!
Разрезая мясо, мама сказала мне: Знаешь, Турсунджан, ни за что не приехала бы сюда, если бы не Ялкин... Как вспомню наш родной . кишлак, сердце кровью обливается! Какой воздух, дышишь - не надышишься! Какой виноград, инжир, гранаты - благодать!
1. Мама, Ялкинака все посадил здесь, не расстраи вайтесь, - утешала невестка свекровь. Но по тому, как мать безнадежно махнула рукой, я понял, что разговор этот возникает уже не в первый раз. Мунира же, сама, может быть, не убежденная в искренности своих слов, успокаивала старую женщину, бросившую ради своих детей насиженное гнездо, дом, сад.
2. Э, невестушка, дорогая моя, буду ли я жива или нет, пока эти саженцы дадут плоды! А пока у нас тут только дыни да арбузы. Опротивели!..
Мама ушла на кухню с нарезанным мясом, Мунира же посетовала:
- Конечно, старому человеку очень трудно привы кать к новому месту.
- oА вам не трудно, Мунираапа? Скажите че стно!
1. Как сказать? Конечно, нелегко. Но у меня - любимое дело, школа. Если я оторвусь от нее, для ме ня все будет кончено. Дети - это очень хорошо. У нас их шестеро... Старшие уже помощники, мама нам очень помогает, а я ни за что не хочу расставаться со шко лой, хотя порой бывает очень туго! Вот и совмещаю - иной год тяну даже целую ставку, чаще - половину, но держусь, стараюсь держаться...
2. Школато хоть приличная?
3. Хорошо только то, что она близко от дома. Все население совхоза живет в одном поселке, и к нам ни кто не приезжает учиться издалека, так что все дети только свои. Ну, конечно, и механизация теперь очень помогает, ребята мало работают в поле. Но и без этого нельзя - трудовое воспитание.
4. Ялкин, помните, обещал, что в этом отношении здесь будет превосходно?
Мунира засмеялась. . , .
- О, многое из того, что обещал твой брат, еще и в природе не существует!.. Но будем надеяться! Зна ешь, в нашем совхозе еще мало семейных людей,; все больше или молодежь, или такие, кто приезжает сюдана заработки: отработают до поздней осени - и назад,, в свой кишлак. Семей мало, и детей мало, в некоторых; классах по четырепять человек всего... Приходится объединять разные классы.
1. А здание школы хорошее?
2. Оно еще не достроено. Но мы, учителя, нашли выход: занимаемся в пустующих четырехэтажных до мах, в которых не захотели жить люди. Для классов они вполне пригодны, немного только тесноваты, конеч но. И воды нет - не поднимается на этажи! С канали. зацией тоже, естественно, плохо. В деньто сколько раз приходится то подниматься, то спускаться - не сосчи тать! Но мы привыкли! Не вешаем носа!
Мне понравилось, что все это Мунира говорила поделовому, обстоятельно, в ее голосе и настроении не чувствовалось никакой безвыходности: трудно - значит, надо работать, чтобы было легче, чтобы все это исправить.
1. Конечно,- поддержал я, - все со временем об разуется, и еще как здорово здесь будет! А вы, Муни ра, выглядите молодцом, вам на пользу и работа, и дети!..
2. Ты, Турсунджан, как Ялкин. Он тоже все твер дит, что со временем здесь будет рай земной, что по красоте Мирзачуль сможет поспорить даже с Ферган ской долиной.
3. Но вы ведь не жалеете, что приехали сюда? - допытывался я.
4. Что об этом говорить? Те, кто раскаялся, уже давно навострили лыжи. А я.., мы... вот видишь, жи вем... Ялкин убедит кого угодно, ты ведь знаешь!
Я представил себе Ялкина, и сердце мое нетерпеливо забилось от желания поскорее увидеть его, обнять. Больше я уже не мог сидеть на месте.
1. Мама, пока вы готовите плов, я съезжу к бра ту! Не сердитесь, хорошо?
2. Да уж вижу, не терпится тебе! Подожди, захва ти для него горячих лепешек и простокваши, он их лю бит!
Повесив на руль сетку с лепешками и банкой простокваши, предварительно крепко закрыв ее крышкой, я спросил у Аскара, как добраться до Ялкина, сел на велосипед и покатил. Дорога заняла совсем немного
vvвремени, и вскоре я выехал к бескрайнему полю. Казалось, тележки не успевают возить хлопок, возвышающийся несколькими громадными горами по краям поля. Верх бункера машины, на которой работал Ялкин, я едва рассмотрел за ближней горой хлопка. Аккуратно пристроив велосипед около арыка, я направился к этой горе; оказалось, что Ялкин, освободив в очередной раз бункер, сидел и с аппетитом ел арбуз. Синий его комбинезон настолько пропитался хлопковой пылью, что брат скорее был похож на мельника, чем на водителя огромной машины: в пыли были и волосы, и тюбетейка, и даже ресницы. Никогда не видя меня прежде в солдатской форме, он не сразу узнал меня, поэтому пристально приглядывался, прежде чем порывисто вскочить и броситься мне навстречу. -. Турсун, братишка!
- Ялкинака!
Мы крепко обнялись. От избытка чувств я подхватил его и закружил. Брат показался мне легким, словно пушинка. Он заметно похудел, стал какимто маленьким, невесомым. Или я очень вырос и возмужал за эти два года? У меня сжималось еердце от неизъяснимой нежности к нему. Однако я не подал виду и, лишь озорно дурачась, несчетное число раз заключал и заключал его в объятия, приговаривая:
- Это - за Золотую Звезду! Эта - за то, что ты приехал в Мирзачуль! Это - за...
Тиская брата и от души поздравляя его, я вспомнил, как он когдато подбрасывал меня к самому потолку и пугал: "Бросить тебя, а, скажи, бросить?" Каким же огромным, высоким и сильным казался он мне тогда! Теперь я, конечно, не тот слабенький, хилый мальчик, и мне доставляет удовольствие поднимать и кружить Ялкина, слоено ребенка. Радуясь этому, я весело продолжал:
1. Это за то, что поступил в институт! А это - за вашего шестого! Молодец!
2. Довольно! Довольно! - взмолился Ялкин. - Го лова закружилась! - И, смеясь, он уперся ногами в землю. Вырвавшись наконец из моих объятий, отступил на несколько шагов и с удивлением оглядел меня с головы до ног.
3. Да, парень - что надо! Знаешь, тебе армия явно пошла на пользу! Сила из тебя так и прет! И вырос здорово!
- Ну, не оченьто и вырос, это тебе показалось, всего на три сантиметра за то время, что мы не виделись.
1. А климат черноморский тебе пошел на пользу! Красавец стал, прямо жених! Мать не говорила еще, она невесту тебе уже подыскивает!
2. Да ну, оставь эти разговоры! - чувствуя, что краснею от его слов, перевел разговор на другое. - Самто? Похудел чтото...
3. Сейчас у нас время, братец, такое, только худеть! Нука, садись! Очень пить мне хочется! А тебе? Бери ка арбуз!.. Бери, угощайся!
Сев близко от брата и внимательно вглядевшись в его лицо, я только сейчас заметил, как у него набухли и пожелтели веки.
1. А здоровье - в норме? - заволновался я. - Как себя чувствуешь? Ничего не болит?
2. Чточто? - переспросил брат, устраиваясь по удобнее и сев ближе ко мне! Потом, улыбаясь, пояс нил: - Уши закладывает. Ты ведь знаешь, что это от шума машин. С прошлой недели у меня чтото совсем левое ухо не слышит...
Ученые говорят, что человеческое ухо может выдержать шум лишь определенной силы. Шум от хлопкоуборочной машины, работающей на полную мощность, превышает все допустимые нормы. Помню, когда я раньше, до армии, собирал хлопок, то частенько затыкал уши ватой, не в силах вынести невообразимый грохот.
1. А не болят у тебя они? - допытывался я.
2. Да нет! Сначала побаливали, теперь только за кладывает.
3. Надо бы врачу показаться! - нерешительно по советовал я.
4. Эй, сейчас не до этого, брат. К ушному врачу надо ехать или в Гулистан, или в Янгиер... Туда и об ратно - не меньше ста километров! А хлопок? Разве он может ждать? Сам посуди! Раскрылся и уже осы пается! ,
5. А если я, пока ты ездишь к врачу, повожу твою машину и заменю тебя здесь?
Ты еще не забыл? - обрадовался Ялкин
1. Ведь в армии только и делал, что машину во дил! А на моей машине такие сложные автоматиче ские установки, что работать было куда труднее, чем на хлопкоуборочной. Так что я натренировался!
2. Тогда мы подыщем тебе другую машину. Я обе щал нынче собрать четыреста тонн. Не люблю разгово ров, найдутся умники, скажут: за счет брата и выпол нил... Проклятый паслен1! -. неожиданно переключил ся он на свое поле. - Его здесь видимоневидимо! Цеп ляется за шпиндель, спасенья нет! Если не смоешь, хлопок осыпается!
Только сейчас увидел я на краю поля деревянную бочку с водой, а на ней щетку с длинной ручкой и ведро.
1. Подошло время смывать? Ты поешь лепешек, а я пока займусь пасленом!
2. Ну, ладно, давай! - согласился Ялкин. - Под гони только машину поближе сюда!
Тщательно смывая прицепившуюся к шпинделю зелень травы, я время от времени поглядывал в сторону Ялкина. Он съел кусочек лепешки, отпил чуть простокваши и лег, закинув за голову руки. Я вымыл шпиндель и поставил машину там, где хлопок не был еще убран. Ялкин не шевельнулся. Я пригляделся повнимательнее он уже спал.
Наверное, успокоился, потому что брат вернулся, подумалось мне. Много ночей он не спал, ладно, пусть себе подремлет немного, а я поработаю тем временем.
Сначала я вел машину очень осторожно. Недаром называют ее кораблем, думал я: когда колеса идут по углублениям междурядий, качает словно на палубе. Я не сразу приноровился к рычагам, не сразу вспомнился прежний опыт. Шум от вращения шпинделя, гул мотора, шипение насосов, лязг многочисленных металлических звеньев машины - это все сливалось в непрерывный мощный гул. В бункер летел хлопок, я беспрерывно чихал от пыли.
15
Я остался в Мирзачуле. Летом еще раз попытался поступить в Ташкентский институт механизации на дневное отделение, но нужное количество баллов всетаки не набрал, и меня приняли на заочное.
Побывал в родном кишлаке, увиделся с Халимой, которая работала воспитательницей в детском саду. Она оставила мысль об институте и дальше учиться пока не думала. Я в душе пожалел, что не настаивал как следует на этом в своих письмах, а теперь, наверное, было поздно: такой перерыв между окончанием десятилетки и поступлением в институт... Халима все это время ждала меня, хотя родители не однажды хотели просватать ее, но она упорно не соглашалась ни на какие предложения. Когда мы решили пожениться и я сказал об этом брату; он в недоумении стал крутить свою тюбетейку на голове, что, как вы помните, являлось признаком чрезвычайного волнения.
1. Халима? Это черненькая такая, с которой вы вместе учились в школе? Как же, как же - помню! Но ведь она, кажется, одна у родителей? Они могут не отпустить ее из кишлака, ты подумал об этом? А если потребуют, ты пойдешь к ним дримаком?..
2. Никогда! Не отпустят - я просто увезу ее, а свадьбу сыграем сами здесь. А?
3. Ну, не спеши! Может быть, все уладим и без скандала, мирно. В крайнем случае я поговорю с пред седателем колхоза или даже с секретарем райкома... Только займусь этим ближе к осени, договорились?
Разговор наш происходил на полевом стане в один из душных летних вечеров. Стояло такое безветрие, что ни один лист хлопчатника не шелохнулся, и толькб неутомимые комары тучами носились в воздухе, и не было от них спасения. Противно пищат, жалят руки, лицо, шею. Сам себя с остервенением шлепаешь, чтобы" както спастись от них. А уж рубашка от пота прилипла к телу - тут же это место облепливает целый рой, в ход идут обе руки, только успевай отбиваться. Ялкин смеется, сражаясь с комарами:
Видишь, Турсун, обе руки заняты, не до свадьбы нам теперь, братец! Скоро хлопкоуборочная кампа ния начнется, нам готовиться к ней надо!..
На следующий день Ялкина вдруг вызвали в райком партии. Заболел, оказывается, директор нашего совхоза, заболел серьезно и надолго, его положили в больницу, а тут уборочная на носу, и ктото должен был немедля взять руководство на себя. В райкоме решили, что Ялкин для этого самая подходящая кандидатура. Но брат, как он потом рассказывал, долго упирался и не давал согласия. Видя такое упорство, секретарь райкома выложил свой последний козырь:
- Поймите, товарищ Атаджанов, вопрос уже согласован с Ташкентом! Вас знают не только в обкоме, но и в ЦК республики, а ЦК поручил нам выдвигать на руководящие посты именно механизаторские кадры! Без преувеличения скажу: вы известны сейчас всей стране, одна ваша бригада трудится как целое отделение, она - наш маяк. Теперь помогите, чтобы в совхозе все остальные бригады подтянулись до вашей!
Раз надо - значит, надо! Раз ЦК так считает, какие могут быть разговоры. И в тот же день брат прикатил к нам в поле на директорском газике.
- Теперь, братец, пока меня здесь нет, во время страды за бригаду отвечаешь ты,- сказал он.- Хлопчатник сейчас вдоволь напился воды. С завтрашнего дня оставь на поливе одного человека, больше не надо, а с остальными займешься ремонтом техники. К началу уборки чтоб все было готово! С тебя, как с брата,- особый спрос!
Док. 635002
Перв. публик.: 27.12.00
Последн. ред.: 27.12.10
Число обращений: 0
Наследие
|
