Виктор Балакин: Общества знания и специфика российской цивилизации: сближение или напряженность?Назад
Виктор Балакин: Общества знания и специфика российской цивилизации: сближение или напряженность?
В последние годы усилилась дискуссия о самобытности и цивилизационной специфике российского общества. В этих спорах, например, используются термины "антизападное славянофильство (А. Ципко)" и "олигархическое отечество" (Д.Черный), "заемные социальные и экономические ориентиры", "суверенная демократия", "особое русское проектное сознание", "суверенный русский путь (А. Проханов)" и "самогеноцид эпохи социалистического строительства". Россия стала участником ряда международных проектов, в рамках которых осуществляется комплексное сравнение потенциала социального и научно-культурного развития различных стран (The United Nations Development Programme). Интеграция России в экономические и общественно-политические структуры Запада продолжается, и оценка этих процессов является необходимым условием современной российской самоидентификации.
В статье ставится задача в общей форме определить "логику" исторического пути России в ХХ - ХХI вв., выявить черты как "почвенного" традиционализма, так и городской культуры (цивилизованного образа жизни), а также проанализировать векторы современной правительственной социально-экономической политики и общественной практики. В докладе экспертов ЮНЕСКО "К обществам знания" утверждается, что новые наиболее эффективные способы использования "человеческого капитала" требуют новых моделей развития основанных "на знании, на взаимопомощи и всеобщем участии" (1).
В рамках интересующей нас проблемы важно понять насколько в России существуют равные возможности в области образования, в вопросах доступа к информации, ее критической оценки, ее анализа и включения наиболее интересной ее части в базу знаний. Предполагается, во-первых, рассмотреть антропологический аспект эволюции российской цивилизации. Специфика российской цивилизации определена институтом православия, развитием государственности и отношениями собственности. Однако эти и другие факторы преломляются в человеке и становятся социокультурным механизмом развития цивилизации. Иными словами нас интересует содержание и сущность субъективных мотиваций человека, побуждающих его к деятельности. В целом они определяются мировоззрением, идеалами и ценностями господствующих культур. Во-вторых, предметом особого внимания будет процесс реформ-контрреформ и их соотношение с традиционализмом и модернизацией.
Содержание исторических процессов начала ХХ и XXI вв. во многом совпало. Циклический характер развития российской цивилизации не был случайностью. Как известно, решающую роль в осуществлении догоняющей модернизации играло российское государство. С другой стороны противопоставление общественностью в конце ХIX-начале XX в. российской (славянской) цивилизации европейской как лучший вариант всемирно-исторического развития ознаменовало начало борьбы за право на "особый" путь.
Промышленная модернизация внешне носила европейский характер. В 1900-1913 гг. среднегодовые темпы роста промышленности превышали европейский уровень, завершается строительство Транссиба, добыча каменного угля более чем удвоилась, выплавка чугуна, производство железа и стали возросла в полтора раза, в промышленности создаются мощные синдикаты. Национальный доход в России в период 1909-1913 гг. рос быстро, увеличиваясь на 6 процентов ежегодно, что означало удвоение дохода каждые 12 лет. Чистый национальный доход Российской империи на 1913 год "составлял около 21,5 миллиард руб., или, по тогдашнему курсу, 11 миллиардов американских долларов" (2).
Однако процесс социальной трансформации в России в первые десятилетия ХХ века был крайне противоречивым. Социокультурные расколы между властями и обществом, интеллигенцией и народом, городом и деревней проявлялись в сопротивлении модернизации. Неустойчивость социальных отношений усиливалась культурными факторами (смыслами). Социальные утопии начала ХХ века, мифологические идеалы побуждали людей к действиям, снижающим их жизнеспособность. Часть чиновников и аристократии основу общественного развития видели в международном усилении России, в великодержавности и мессианстве. Значительная часть дворянства и заводчиков не имела опыта отстаивания своих интересов, и также надеялись на поддержку государства. Российская буржуазия оказалась не способной одновременно решать проблемы первоначального накопления и индустриального развития.
Специфичность и многообразие процессов модернизации, их зависимость от окружающей среды требуют сочетания факторов интеграции и дифференциации. Взаимодействие этих компонентов определяет целостность системы общецивилизационных связей (3). В переходном обществе всегда возникают культурные идеалы, административное воплощение которых невозможно. История России свидетельствует о том, что она не была исключением в ряду таких обществ. Вероятно, невозможно общество, которое воплотило бы в жизнь уравнительную справедливость и одновременно обеспечило бы значительный инновационный рост и мобильность. В России в начале ХХ века и в рабочей, и в крестьянской среде усиливается потребительское отношение к модернизации. Народные массы несли с собой утопические идеалы традиционной культуры. Они рассчитывают на "справедливое" распределение государственных доходов, решение социально-экономических проблем не на основе реформ и преобразований, а на основе идеалов национального единства и уравнительности. Этим в общих чертах характеризуется база традиционализма и кризис ценностей модернизации.
Для современной России важным является понимание последствий социальной трансформации начала ХХ века. Основным противоречием российской модернизации, промышленного роста, урбанизации, социальной дифференциации явилось то, что она не сопровождалась социальным прогрессом и изменением в миропонимании народа. Городская культура еще только складывалась, но ей противостояли уже не только общинные идеалы, но и моральное разложение, люмпенство. Значительная часть крестьянства продолжала беднеть, ослабевала религиозность народа, распространяется пьянство и безответственность. Повседневность порождала даже архаичные формы насилия и злобы. Однако в основе кризисных явлений лежит более глубокий конфликт ценностей, связанных с особенностями российского менталитета. В качестве одной из его ведущих черт справедливо называется особое понимание справедливости, взаимоотношений личности и общества (4). Социокультурной основой многих черт менталитета был коллективно-общинный тип жизнедеятельности.
Несмотря на инициативу реформаторов-государственников последовательно заинтересованными в модернизации были сравнительно небольшие социальные группы. К тому же консервативно-традиционалистский блок усилился монархическими организациями. В этом движении объединились монархизм и имперское сознание народа. Еще более сильным становится другая разновидность радикализма - революционная. В России борьба рабочих за улучшение условий продажи рабочей силы политизировалась социал-демократами. Они пытались доказать, что экономические требования могут быть выполнены только после свержения самодержавия. Революционные партии только формально поддерживали идеи демократических свобод, а опирались на особенности традиционного сознания рабочих и связанные с ним утопические идеалы.
Новое поколение революционеров формируется в условиях революционной вседозволенности и морального нигилизма. Совсем не случайно в начала ХХ века у российских мыслителей в центре внимания оказалась человеческая личность (идеи "веховцев", философия антропокосмизма).
Как в социальных отношениях нарастает конфликтность, так в культуре усиливается идейное размежевание, рушится просвещенческая парадигма культуры. В обществе господствуют монологи. В идейной сфере обостряется противостояние науки и религии, государства и свободы, личности и общества, элиты и массы. Видимо, правы те, кто утверждает, что "русский культурный ренессанс" утратил связь с проблемами социальной справедливости и этическими началами общественной жизни.
В отечественной истории ХХ - ХХI вв. циклы реформ-контрреформ определяются довольно легко. Они также синхронизированы с циклами эволюции международной экономической и политической системы. Однако самый драматичный цикл реформ-контрреформ начался с успехов индустриализации С.Ю.Витте и постепенного смягчения политического режима после воцарения Николая II. Проигранная война с Японией и угроза политического кризиса открыли путь к политической реформе. Значительный шаг по превращению России в Конституционную монархию был сделан. Однако выяснилось, что для радикальных революционных партий это совершенно мало. Они бойкотируют выборы в Думу. Монархисты раскалываются на тех, кто будет поддерживать Государственную Думу и тех, кто не признал ограничения самодержавия. Кадеты видели в Думе Учредительное собрание, после конфликтного обсуждения земельного вопроса и роспуска Думы. Кадеты призывают к компании неповиновения. Политический раскол углубляется. Центристскую, взвешенную позицию, похоже, занимало именно правительство П.А.Столыпина. Однако призыв кадетов не был поддержан большинством политического спектра. Столкновение партийных монологов продолжается. В период Первой мировой войны проявилось отсутствие устойчивого политического и социокультурного механизма регуляции, который мог бы обеспечить целостность и стабильность общества. Таким образом, кризис ценностей модернизации превратился в цивилизационный.
Падение самодержавие, отречение в пользу брата Михаила, было воспринято конституционно-демократической партией и октябристами как решение всех проблем, мешавших России перейти к Европеизации. Однако низы увидели в этом реализацию идеалов уравнительной справедливости. Но цивилизационный кризис это не просто обычная реакция на реформы, а долговременные радикальные контрреформы с элементами архаики, означающие полный переворот в обществе.
Сначала военный коммунизм, Трудовые армии, НЭП, а затем индустриализация без конкуренции, свободной торговли и различных форм собственности. Механизм реформ - контрреформ продолжал действовать. Охранительные контрреформы Брежнева, плавно перешли в конце 1970-х гг. в кризис. Так как и контрреформы Александра III и Брежневский застой, совпали с эпохой бурных перемен во всем мире, они лишь маскировали накапливавшиеся диспропорции и противоречия, не давая им разрешиться естественным образом. В результате и в том, и в другом случае "охранительство" лишь подготавливало надвигавшийся крах социально-политической и экономической системы.
Если в 1917 г. потенциал антирыночных контрреформ оказался чрезвычайно велик, то в начале 1990-х гг. в результате действия принципа компенсации оказалось, что размах рыночных реформ оказался большим, чем предполагала правящая бюрократия, попытавшаяся в 1991 г. форсировать переход к контрреформам. Вместе с тем рыночные реформы 1992 г. сопровождаются такой социальной дифференциацией и политической поляризацией общества, что вполне реальным представляется вытекающий из логики волнообразной модернизации новый поворот к контрреформам (5).
Какие общие моменты можно выделить в реализации цикла реформа-контрреформа?
Во-первых, вполне очевидно воспроизводство самого механизма цикла. Во-вторых, инициатива преобразований всегда сохраняется за государством. В-третьих, сами реформы происходят без массовой поддержки снизу. В обществе проявляется социокультурный раскол: одни недовольны медленным ходом реформ (реформаторы и либералы), другие тяжелыми социальными последствиями реформ и самим фактом их проведения (консерваторы и традиционалисты). В-четвертых, государство, опираясь на традиционалистские идеи "низов" и "верхов", осуществляет политику "стабилизации", а затем активную фазу контрреформ. В-пятых, политический режим еще более ужесточается, усиливаются репрессивно-карательные органы, и политическая система впадает в стагнацию. Обычно после этого усиливается научно-техническое отставание от Запада. Поэтому очередной цикл реформ бывает обусловлен, в том числе и внешним фактором.
Ряд исследователей считают современную стадию развития России промежуточной между реформами и контрреформами. В рамках этой стадии власти предпринимают попытку соединить вождизм, государственничество с демократией, а авторитаризм с современностью. Однако соединение этих социокультурных процессов проблематично и исторически беспрецедентно.
Но этот курс получил поддержку общества, причина которой - глубокое разочарование большинства россиян в результатах деятельности предыдущих Президентов. Массовое сознание раздвоено, люди исповедуют противоположные идеи, но преобладающей чертой остаются разочарования в итогах приватизации, желание навести в стране порядок и усилить позиции страны в мире (5).
Ценности людей, в отличие от настроений, меняются медленно. Ценности - это тип культуры, а ее ценностно-смысловое ядро защищено от трансформации эмоциональными реакциями. Люди с традиционалистским менталитетом попадают в новые политические, экономические структуры и наполняют их этой психологией. Возникают структуры, которые вновь подавляют социальную жизнь. Освобождая себя от архаических и традиционалистских стереотипов, можно реформировать старые формы жизни, заменяя старые структуры, можно изменять сознание.
Социально-культурной основой механизма цикла реформ-контрреформ является неоднородность Российской цивилизации, ее раскол на два социальных образа жизни городской, цивилизованный и "почвенный". Российская цивилизация не может долго находиться ни в фазе реформ, ни в фазе контрреформ, она развивается через смену цикла реформа-контрреформа. Властям и политическим партиям целесообразно настойчиво и постоянно осуществлять назревшие преобразования, добиваясь максимально возможной поддержки людей, использовать возможности сочетания социального государства и социально ориентированного рыночного хозяйства. Российская интеллектуальная элита призвана поставить цель и обосновать способы выхода из исторического цикла реформ-контрреформ без значительных социальных потерь.
На наш взгляд одним из возможных направлений выхода из круга циклического и неустойчивого развития является движение по пути к обществу знания. Примечательно то, что концепция "Обществ знания" в отличие от информационного общества не имеет единой модели и в них значимы "более широкие социальные, этические и политические параметры"(6). Государственная политика в сфере образования может быть названа противоречивой. Законы и нормативные документы, определяющие эту политику, недостаточно учитывают реальное состояние сферы образования. Недофинансирование науки и образовательных учреждений, а также массовый выезд ученых за границу привели к снижению российского интеллектуального потенциала. Современный вариант отечественной рыночной экономики основанной на вывозе сырья и торгово-финансовых действиях не соответствует стандартам и запросам постиндустриального развития. Динамика российского постиндустриального пространство уже требует непрерывного образования, обновления знаний и компетенций работников. Именно в университетах пока еще сохранились научные школы и направления, лидеры которых упорно создают технопарки, венчурные фонды и научно-производственные комплексы. Бескорыстная преданность этих людей науке является важнейшим ресурсом для развития, основанного на знании.
Правительство, на словах обозначая приоритетность научно-образовательного комплекса, на деле не всегда его поддерживает. Заместитель министра образования и науки формулирует идеи хорошо знакомые еще с хрущевских времен. Он полагает, что прием в вузы на бюджетные места необходимо сокращать каждый год, в том числе, по причине значительного сокращения общего количества выпускников школ. Подготовка же квалифицированных рабочих - не менее серьезная задача, чем подготовка инженеров, и, по его мнению, ничего плохого не будет в том, что некоторые ребята, собиравшиеся пойти в вузы, окажутся в техникуме, колледже или станут грамотными строителями, монтажниками или сталеварами (7). Возможно с абстрактной точки зрения оно и так. Однако пресс-центр министерства образования и науки 29 августа 2008 г. информировал журналистов о том, что в российских вузах в новом учебном году будет учиться на 150 тысяч студентов больше, чем годом ранее (из них в негосударственных - 70 тысяч человек, а в государственных - 80 тысяч человек). Следует отметить, что желают дать детям высшее образование 70 процентов родителей, а среди горожан с высоким материальным достатком 92 процента (8). В развитых странах за последние 20 лет ХХ века доля взрослого населения, имеющего высшее образование, возросла почти в 2 раза и достигла более 40 процентов. В России доля лиц с высшим образованием среди занятых составила в 2003 г. - 23,2 процента (9). Российское общество ощущает потребность в получении высшего образования, осознает связь уровня образования и положения человека в обществе, его статуса в занятости.
Министр образования и науки на "правительственном часе" в Государственной Думе также обосновывал необходимость "перераспределения бюджетных мест" и констатировал, что согласно законодательству "предусмотрена норма 170 бюджетных мест на 10 тысяч населения, а у нас реально - 209 бюджетных мест на 10 тысяч населения". Из каких соображений устанавливаются то или иное количество бюджетных мест он не уточнил. Противоречие отмеченных процессов проявляется в существовании большой категории лиц (выпускники сельских школ, члены бедных и неполных семей, выпускники детских домов, инвалиды ит.д.), которых можно отнести к ограниченным в возможностях получения высшего образования. Вместе с тем социологические исследования уже в 2003 г. зафиксировали рост потребности в более чем одном высшем образовании. Эти данные могут рассматриваться как свидетельство расширения масштабов предоставления услуг высшего образования, имеющих невысокое качество. Ценность такого "высшего образования" сама будет девальвироваться одновременно с его развитием.
Принципиальным вопросом при разработке стратегии развития системы образования и науки является учет общественного мнения. Анализ эффективности образовательной сферы должен концентрироваться на вопросах ее внутренней организации. Министерство образования и науки внедряет в системе образования ряд новшеств. Некоторые университеты получают автономию (Московский и Санкт-Петербургский), остальным с 2009 установили не только перечень предметов, но и количество вступительных испытаний. Рособрнадзор разрабатывает новые требования по лицензированию вузов. С 1 декабря 2008 г. все федеральные бюджетные образовательные учреждения перешли на новую систему оплаты труда (НСОТ), однако какой должна быть система распределения стимулирующей части оплаты труда в нормативных документах не определено.
Правительство в августе 2008 г. утвердило федеральную целевую программу (ФЦП) "Научные и научно-педагогические кадры инновационной России" на 2009 - 2013 годы, общий объем финансирования, которой составит 90,454 млрд. рублей. В документе, опубликованном на сайте правительства, указывается, что целью данной программы является создание условий для эффективного воспроизводства научных и научно-педагогических кадров, закрепление молодежи в сфере науки, образования и высоких технологий, сохранение преемственности поколений в науке и образовании. В рамках ФПЦ предусмотрены рабочие места для молодежи в оборонно-промышленном комплексе России, энергетической, авиационной, атомной и иных приоритетных для РФ высокотехнологических отраслях. Экономический кризис уже вносит изменения во все инвестиционные планы правительства. Особенно сложным будет софинансирование госпрограммы модернизации системы образования субъектами федерации.
Общепризнанным показателем движения к обществу, основанному на знании, является индекс развития человеческого потенциала. Правительство РФ также определило его как один из основных показателей достижения целей и задач, стоящих перед страной на ближайшие годы. Традиционно индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) объединяет индексы дохода, долголетия и образованности. В 2002 г. индекс развития человеческого потенциала составлял в России - 0,78 (в США соответственно - 0,93) . Успех социального развития России, ослабление влияния циклов реформа-контрреформа, теперь зависит от того, насколько успешен будет ее путь к формированию экономики знаний.
2. Пушкарев С.Г. Россия 1801-1917: власть и общество. - М.: Посев, 2001. - С.439.
3. Ерасов Б.С. Цивилизации: Универсалии и самобытность. - М.: Наука, 2002. - С.460.
4. Российская цивилизация / Под общ. ред. М.П. Мчедлова. - М.: Академический Проект, 2003. - С.83-84.
5. Пантин В.И., Лапкин В.В. Философия исторического прогнозирования: ритмы истории и перспективы мирового развития в первой половине ХХI в. - Дубна: Феникс+, 2006. - С.188-189.
6. Согрин В.В. 1985- 2005: три превращения современной России //Общественные науки и современность. -2005. - N 9. - С. 23
К обществам знания. - С.19
