Алексей Подберезкин: Образ России и её позиционирование в миреНазад
Алексей Подберезкин: Образ России и её позиционирование в мире
"великому государству должна быть свойственна и великая политика, проникнутая нравственными началами"[1].
А.М.Горчаков
"... в формационном отношении Америка снова вырвалась вперед, когда в ней стал складываться информационно-технологический уклад ..."[2].
Н.Симония
Образ России складывается из ее относительно устойчивых компонентов (никто не может изменить ее географическое положение, историю, в том числе международных отношений, традиционные ценности, природные и демографические ресурсы и т.д.) и внешней политики, проводимой элитой и, что немаловажно, негосударственными организациями и конкретными представителями тех или иных социальных групп - ученых, деятелей искусств, творческих работников вообще, наконец, простыми людьми. Этот образ, таким образом, может корректироваться в существенной мере в зависимости от внешнеполитических целей и задач, формулируемых элитой. Так, выступая 12 июля 2010 года перед Послами России, Д.А.Медведев сформулировал перед ними задачу содействие модернизации страны, что явилось, безусловно, новым акцентом в системе внешнеполитических приоритетов, особенно, если под такой модернизацией понимать не только технологическую область, но и социальную и внутреннюю политику. Вновь был поставлен вопрос о соотношении базовых ценностей и задач модернизации на высшем уровне, который может быть рассмотрен и как соотношение между национальными интересами и реалиями глобализации. Если возвратиться к известному рисунку, описывающему идеологию, то выступление Д.Медведева можно расценить как сознательное усиление влияния вектора "а" в ущерб вектору "е".
Образ России во многом является следствием ее позиционирования в мире по отношению к ключевым мировым проблемам, т.е. является проецированным отображением превалирующей во властной элите идеологии. На практике это означает, что как декларируемые высшим руководством страны цели, так и реальная повседневная политика ежедневно корректируют этот образ. Иногда, даже в рамках узкого временного периода, этот образ может существенно изменяться. Так, в 90-ые годы был сделан очевидный крен в сторону Запада и его ценностей, а образ России был по существу попыткой властной элиты приспособить российские реалии к реалиям США и других развитых стран.
Позже, при В.Путине, был сделан упор на национальные интересы. Соответственно в России и за рубежом поспешили заговорить о "российском империализме". Через несколько лет акцент во внешней политике (в т.ч. в нормативном документе - Концепции внешней политики России) был сделан на СНГ и постсоветском пространстве.
В июле 2010 года, выступая на традиционном Совещании Послов России в МИДе, Д.Медведев сделал новый акцент, который, как отметили обозреватели, " ... в корне отличался от всех установок, которые ранее давались"[3], ориентировав внешнюю политику и дипломатию на цели модернизации и развития гражданского общества.
Таким образом внешний образ России подвергся, как минимум, корректировке четыре раза только за последние 15 лет. Вряд ли это может говорить о том, что у страны, ее элиты есть продуманная долгосрочная стратегия. Её отсутствие объясняется просто: не имея идеологии, невозможно иметь и стратегию, как невозможно сформировать и устойчивый образ России, для которого требуется время. Образ России после 1945 года, образ сталинской, брежневской, горбачевской России - суть разные образы одной страны и суть разная ее политика.
Лидерство в идеологии трансформируется в лидерство в цивилизационном и формационном отношении через реализацию научно-технических и технологических достижений. Сегодня американское идеологическое лидерство подкреплено не только 20% мирового ВВП и 40% мирового потребления, но и, прежде всего, 30% долей США в экспорте научно-технологической продукции, а также огромными военными расходами и фактически монопольным положением доллара. Но, важно подчеркнуть, что без идеологического лидерства, которое США захватили после 2-ой мировой войны, все, эти достижения были бы невозможны. Все эти факторы определяют образ США в мире, но, прежде всего, откровенные претензии американской элиты на то, чтобы американская модель была признана образцом для подражания.
Размышляя об образе России в мире, ее позиционировании, следует сразу же сказать, что выбор любой из лидирующих идеологий в качестве модели для подражания (американской, европейской, китайской, исламской), будет означать и выбор цивилизационной модели. Кроме того это будет неизбежно и выбор социальный, а также экономический. Причем выбор, заранее обрекающий Россию на отставание, ибо повтор, копирование, компиляция не могут быть по определению опережающими. Это будет означать, что образ России в мире, выбранный по чужому образцу, изначально не может быть примером (пример уже есть), а лишь более или менее удачной копией. Этот же выбор означает, что Россия отказывается от статуса великой державы, заявляет о неспособности проводить политику великой державы со всеми вытекающими последствиями.
В этой связи вызывает недоумение выступление Президента Д.А.Медведева 12 июля 2010 года в МИДе на совещании послов (которое, напомню, проходит раз в два года - А.П.), где главным тезисом прозвучала мысль о том, что внешнеполитический инструментарий должен быть поставлен на службу решения задач модернизации страны. Конечно же не общая постановка проблемы - она закономерна, даже естественна, а ее детализация: МИД - политический инструмент, отвечающий за реализацию внешней политики страны, а не за связи с бизнесом. Тем более модернизация предполагает серьезные изменения в социальной и политической областях страны. А это, уж, точно суверенная область российской внутренней политики, и их "увязка с внешней политикой без должного объяснения, - как справедливо считает бывший дипломат М.В.Демурин, - вызывает вопросы"[4].
В любом случае Д.Медведев дал импульс не только подведомственной ему дипломатии. Он по-новому расставил приоритеты, дал другие формулировки задач, которые расходятся с утвержденной им же в 2008 году Концепций внешней политики России. Многие увидели в его выступлении существенные коррективы в самой идеологии (если ее так можно назвать) внешней политики.
Надо подчеркнуть, что в это же самое время, в начале ХХI века, мир отнюдь не отказался от идеологий. Напротив, они, как демонстрирует радикальный ислам и радикальный либерализм, стали главным и эффективным оружием политической борьбы и защиты национальных интересов. Они, идеологи, формируют образ этих государств. Более того, новейшая история показывает, что у многих идеологий появляются все новые и новые формы: у радикального ислама - массовый террор, а у леволибералов - "мягкая сила" (soft power), "оранжевые революции" и т.д. Причем, некоторые политологи даже полагают, что идеологические меры исламистов, в частности, "карикатурные скандалы" в 2006 году, имели более важное значение, чем собственно террор. Таким образом, в мире идет постоянный процесс совершенствования идеологий, целью которых является не только формирование максимально благоприятного внешнего облика стран, но и навязывание этого облика (и ценностей) другим странам.
Но идеология не только радикальных режимов стала острым оружием политической борьбы. В 2006-2010 годах стал актуальным и вопрос о сферах конфликтов идеологических интересов между Россией и Западом. "Уход" России из идеологии отнюдь не означает, что и другие страны также "ушли" из идеологии. Это показывают, например, опросы общественного мнения в США, где доля лиц, считающих Россию потенциальным врагом, за последние годы неуклонно растет. К середине 2007 года эта доля стала устойчиво превышать 50%, что свидетельствует о серьезном сдвиге в общественном сознании США, ведь примерно также негативно эта часть населения относится к Колумбии, Ирану и Северной Корее. Следует признать ради справедливости, что и в России все большее число людей видят в США своего потенциального противника или недоброжелателя.
В целом же базовые идеологические расхождения не только реализуются в конкретных политических акциях, но и сдвигах в общественно мнении. Нередко эти противоречия приобретают острые формы. Не случайно поведение некоторых бывших советских республик, достаточно агрессивно выступающих против России, не только фактически, но и публично поддерживается США, а нередко и странами ЕЭС. Именно этим объясняется во многом антироссийская политика Украины, Грузии, Эстонии, Литвы, Латвии и других государств. Но также очевидно, что идеологические мотивы в поведении этих стран являются той базой, на которой строится долгосрочная внешнеполитическая стратегия Запада по отношению к России.
Особенно отчетливо это стало заметно в период грузинской агрессии в августе 2009 года против Южной Осетии. Идеологическая кампания, развязанная в Грузии, совершенно определенно коррелировалась с политико-идеологическими установками стран Евросоюза и США. Западные СМИ отчетливо "отрабатывали" полученное задание. Настолько отчетливо, что любые попытки России изменить ситуации в информационном пространстве оказывались безуспешными. Ни политические договоренности, ни личные связи, ни деньги России не помогли потому, что у Грузии и Запада была единая идеологическая позиция, единые приоритеты. Против них политическое, финансовое и иное влияние, как показывает история, неэффективно. Идеологические приоритеты, в которые, как известно, упаковываются вполне конкретные политические и экономические интересы. Более того, эти события показали, что в реальности, в политической практике трансформируются ценностные различия России и Запада, которые объективно существуют и никуда не исчезали. Как справедливо заметил М.В.Майоров, "Сразу же после нападения Грузии на Южную Осетию 8 августа 2008 г. поражало полное отсутствие в заявлениях и высказываниях большинства западных политиков даже намека на трагедию югоосетин, как будто Южной Осетии и ее народа не существует. Из их лексикона исчезли традиционные ссылки на такие ценности, как права человека и защита нацменьшинств, которые служили одним из центральных мотивов для оправдания военной операции против Сербии и признания независимости Косово. Это уже не двойные стандарты: что-то не в порядке с нравственностью. Не случайно бывший посол США в России А.Вершбоу в свое время сказал, что основные трудности в американо-российских отношениях связаны с "ценностным разрывом". По правде говоря, мы не испытывали этого "разрыва" в реакции всего российского общества на события 11 сентября 2001 г. Но если такие ценности предполагают симпатии к одним и полное пренебрежение к другим, то действительно можно говорить о разном их понимании. Россия защищала в Южной Осетии право ее жителей на жизнь и развитие, а это уже нравственная категория"[5].
Таким образом расхождение в политике и ценностном понимании в 2008 году привело к сознательному искажению образа России в мире, превращению его в "антиобраз". Причем потребовалось для этого ничтожно мало времени, а все усилия России противодействовать этому давлению оказались малорезультативными.
Это означает, что внешний образ России должен, во-первых, сознательно формироваться как внешнеполитический ресурс, имеющий стратегическое значение для страны. А, во-вторых, он должен иметь в своей основе фундаментальные принципы и ценности, которые невозможно извратить или исказить извне. Во всяком случае быстро, когда этого потребует политическая конъюнктура, как это было не только в 2008 году, но и до этого многократно, например, в Югославии, накануне военной операции НАТО.
Важно отметить и то, что в отличие от политических и экономических интересов и приоритетов, идеологические интересы и приоритеты имеют стратегический характер. Они формируются и сохраняются иногда даже не десятками, а сотнями лет. Так, идеологические приоритеты Великобритании в августе 2009 года уходят вглубь истории, еще в XVIII веке, т.е. они стали традицией. В том числе и по отношению к России. Как подчеркнул Ан.Торкунов, традиционно "...Россию изображали агрессивной, деспотичной, варварской державой, исторически предрасположенной к захватам. Она, как утверждалось, не достойна права на цивилизаторскую миссию на Кавказе, где обитают горцы, которые, хотя пока и являются "детьми природы", все же обладают врожденной тягой к свободе, демократии, равенству и справедливости, то есть к западным ценностям. Поэтому данную миссию обречена выполнять Англия.
Причину столь трогательного попечительства никто и не скрывал - превратить Кавказ в барьер на пути "русской экспансии" в сторону Турции, Ирана, Персидского залива, Афганистана и, самое главное, Индии. Горцы должны были стать "стражами у ворот" британской колонии, хорошо вооруженными и хорошо организованными. Примечательно, что почти никто из британских политиков и военных экспертов не верил в реальность "русской угрозы" Индии, но откровенничать на сей счет они позволяли себе лишь в служебных меморандумах. Публично же отказываться от очень удобного лозунга "Индия в опасности!" лондонский кабинет не спешил. Чем еще, как незаконными оборонительными целями, оправдывать наступательную стратегию выставления заградительных аванпостов против России в тысячах километров от индийских границ?"[6].
Вместе с тем реалии растущей взаимозависимости России и Запада нельзя недооценивать. Значение этих реалий возрастает в связи с необходимостью проведения модернизации России. И не только технологической, но и общественно-политической. Вряд ли стоит ожидать от Запада искреннего стремления содействовать модернизации России, т.е. создавать себе конкурента в научно-технической и технологической области. Вопрос в том, насколько российская элита готова поступиться национальными интересами и ценностями в интересах модернизации? То, что ее попробуют заставить заплатить за это лично у меня не вызывает сомнений. Формула: "уступка в системе национальных ценностей и интересов в обмен на модернизацию" может стать реальной основой во взаимоотношениях России с Западом. Как справедливо отметил С.Ястржембский, "- Этот конфликт между интересами, которые есть у России и у Запада, и методами их реализации. К тому же не надо забывать о глобализации. Хочет или не хочет Запад это признавать, но Россия стала уже во многом частью глобализирующего мира, и отказывать России в этом - что называется, себе дороже. А там, где "себе дороже", Запад (особенно европейцы, обожающие комфорт) уже вряд ли решится на какие-либо обострения"[7].
Вопрос, на мой взгляд, заключается в том, до какой степени обострения готов идти Запад. Заключение Договора об СНВ в апреле 2010 года и грузинский конфликт в августе 2008 года показывают очень широкий спектр возможного сотрудничества и противостояния.
Позиция России в этих, во многом идеологических спорах (как, например, по поводу переноса памятника в Эстонии), имеет огромное значение. Именно идеологическое позиционирование новой, окрепшей России, которая преодолела кризис 90-х годов и преодолевает кризис 2008-2010 годов, будет иметь решающее значение: бесконечные уступки прежнего руководства СССР и России приучили нынешнее поколение западных политиков к тому, что Россия поддается политико-идеологическому давлению, слишком "восприимчива" к учету интересов Запада в ущерб своим национальным интересам.
Ситуация меняется и неизбежно будет меняться еще больше в будущем, что будет сложно по двум основным обстоятельствам. С субъективной точки зрения, правящая российская элита должна ясно идеологически самоидентифицироваться, осознать место и роль России в мире и научиться отстаивать свои национальные интересы. Что пока еще не произошло. Мы все еще спорим о том, насколько мы "Европа" или "Азия", а насколько собственно Россия. До тех пор, пока мы не поймем, что Россия "не Европа" и "не Азия", а Россия - со своей спецификой, традицией, путем развития, мы так и будем самоопределяться.
С объективной точки зрения, есть серьезные пределы, до которых может идти национальная самоидентификация и внешнеполитические амбиции. Они вызваны прежде всего существующим реальным соотношением сил в мире между Россией и Западом. Для того чтобы лучше понять эту взаимозависимость и масштабы, соотношение этих потенциалов, можно привести лишь один пример. По оптимистичным оценкам, к 2015 году российская нефтехимическая промышленность будет производить продукции на 40 млрд. долларов. В то же время уже сегодня аналогичный показатель у стран Евросоюза - 1619 млрд. (т.е. в 40 раз больше), а у США - 405 млрд. (т.е. в 10 раз больше)[8]. Иными словами, будучи крупнейшим экспортером, Россия в десятки раз уступает и, вероятно, будет уступать основным переработчикам даже в долгосрочной перспективе. Тем более, что потребности развитых стран в углеводородах возможно сократятся на 30-40%.
Такое же соотношение сил и в других областях экономики, политики, военной области. Главный вопрос: до каких пределов Россия может позволить себе быть самостоятельной и проводить независимую политику? Любая независимость в эпоху глобализации имеет свои пределы. Даже у США. Найти идеологически реальное разрешение этому противоречию - ближайшая задача, российской элиты.
Это противоречие, на мой взгляд, прежде всего мировоззренческое, идеологическое, а не экономическое: нужно понять, как Россия, учитывая эти реалии, может вписаться в систему международных отношений, сохраняя свой суверенитет, развиваясь, но, одновременно, "вписываясь" в реальность. Реальность, которую некоторые в современной России "просто" не хотят замечать. Идеологический вопрос становится вопросом экономическим.
Именно поэтому в настоящее время идеология и системы ценностей стали предметом самой острой политической, а иногда и вооруженной борьбы. Ладе история стала политикой. Образно на этот счет высказался Ан.Торкунов: "Призраки прошлого становятся полноправными участниками текущей политической дискуссии, незримо присутствуют на парламентских слушаниях и даже в каждодневной дипломатической практике. По крайней мере некоторых стран. Но если твой партнер хочет обсуждать раны, нанесенные историей, ты не можешь просто сказать ему "нет". Иначе он с тобой не будет обсуждать то, что интересно тебе. Таким образом, невольно историческая повестка втягивает в свой круг все новых и новых участников.
Не случайно президент Дмитрий Медведев часть своего доклада на совещании послов в МИДе (в 2008 году - А.П.) посвятил "исторической" теме в политике, заметив, что "мы просто не можем принять имеющие место в отдельных странах попытки (причем в условиях государственной поддержки) вытаскивать на свет тезисы "цивилизаторской, освободительной миссии" фашистов и их пособников"[9].
И создание в мае 2009 специальной президентской Комиссии по противодействию фальсификации истории, как показало дальнейшее развитие событий, оказалось естественным и вполне эффективным шагом. На мой взгляд, пока, к сожалению, только первым, за которым должны последовать дальнейшие шаги.
Такая современная идеологическая борьба ведется агрессивно, в т.ч. государственными, а иногда и террористическими методами. В определенном смысле формы такой борьбы - "силовая демократизация" (бомбардировки, оккупация) и терроризм исламского радикализма - суть одного и того же явления - объективного роста агрессивности идеологий в эпоху глобализации. Примечательно, что все это происходит на общем фоне лозунгов гуманизации и толерантности. В этом смысле дискуссия о суверенной демократии в России, начатая в 2006 году В.Сурковым, и поддержанная в 2007-2010 годах Д.Медведевым, отнюдь не терминалогический спор. Это спор о том, как органически вписаться в глобализацию, сохранив свою идентичность и суверенитет.
___________
[1] Цит.по: Чичерин Г.В. Исторический очерк дипломатической деятельности А.М.Горчакова. М., 2009, с. 276.
[2] Н.Симония. Многополярность в эпоху глобализма // Аналитические записки. Апрель-июнь 2010 г. с. 7.
[3] В.Соловьев. Не от МИДа сего // Коммерсант / Kommersant.ru/doc.14kb57. 13 июля 2010 года
[4] М.В.Демурин. В чем суть установок президента Медведева МИДу России? 16.07.2010 / http://www.regnum/news/1305178.
[5] М.В. Майоров. Испытания августом 2008 // Мир и политика, N 4 (43), 2010 г., с. 9.
[6] Ан.Торкунов. Письмена истории в реалиях современности // Российская газета, 16.02.2009 г.
[7] В.Дымарский. Сергей Ястржембский: Господа, Россия вернулась! // Российская газета. 22 февраля 2007 г., с.7.
[8] Российская газета. 22 февраля 2007 г., Экономика, с.А5.
[9] Ан.Торкунов. О парадоксах и опасностях "исторической политики" // Независимая газета, 18.07.2008 г
