Сталин > и < Булгаков >. Крайне интересная тема.
Фабула и фактология известны читающей публике: Сталин звонил Булгакову, Булгаков неоднократно писал Сталину.
Резюме этих коммуникаций в трудах исследователей творчества < Булгакова >, как правило, сводится к заключению: "< Сталин >, как никто понимал, что ... он проиграл < битву > с писателем" (Виктор Лосев, Предисловие, "Дневник Мастера и Маргариты", М., "Вагриус", 2004).
Значит, была < битва > < Булгакова > со < Сталиным >?
В первую очередь интересно: что вообще побудило И.Сталина пойти на личный контакт с писателем, хотя бы и по телефону? Да, было резкое письмо М.Булгакова, разосланное членам ЦК 28 марта 1930 года, в котором он просил, требовал и умолял отпустить его за границу.
Но сколько в ЦК приходило таких писем?
Хорошо известно, что Сталин особо выделял булгаковскую пьесу "Дни Турбиных". Эта пьеса шла в Москве даже в те периоды, когда все остальные произведения Булгакова вообще не ставились и не печатались.
А вот "Бег" - произведение объективно более насыщенное, явно уникальное и сверхталантливое, Сталину не приглянулось. Здесь он увидел только сентиментальное оправдание белой эмиграции: ""Бег" есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской "эмигрантщины", - стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. "Бег", в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление".
А "Дни Турбиных" - совсем иное дело: Сталин, как он посчитал, выхватил самую суть. "Не забудьте - писал Сталин - что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: "если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, - значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь".
Думаю, что проблема легитимности коммунистического режима занимала Сталина достаточно сильно. И здесь, не в пошлой и убогой агитке, а в несомненно талантливом произведении, он обнаружил то, что постоянно искал. Писал враг, писал о врагах, с нескрываемым сочувствием к ним, а написал ту ПРАВДУ, которую другие, нанятые властью или добровольно мобилизованные "инженеры человеческих душ" донести не могли. Хотя и пытались, и старались.
А как подано!
Весь спектакль идет, как бы на одной, крайне неприятной сталинскому слуху ноте - и финал: все переворачивается. Сталин говорил Горькому: "Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! (Он рукой показал - и интонационно.) Это мне нравится!". И здесь же Сталин выказывает очень тонкое понимание сути: "Дни Турбиных" есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма. Конечно, автор ни в какой мере "не повинен" в этой демонстрации. Но какое нам до этого дело?"
И все же в чем причина такого внимания?
Эту сторону жизни знают только те, кому улыбался настоящий публичный успех. У многих непричастных в этот момент появляется неистребимое желание его, успех, разделить. На этом, если глубоко копнуть, все меценатство построено. Очевидно, что и Сталина не миновала чаша сия. Он выделил Булгакова. Именно выделил. Теперь и до конца жизни это был уже не М.А.Булгаков, а "Булгаков, с которым по телефону разговаривал сам товарищ Сталин". Для Булгакова, не видевшего в окружении равных себе, это был уникальный, полностью принятый им, знак отличия.
Но кто такой Сталин?
Сталин - профессиональный бандит. Если выражаться доступным бандитам языком, Сталин - многоходочник: семь раз сидел за разбойные нападения. И меценатство его должно было быть именно таким - уркоганным: приблизить, подавить, воспитать: чтобы "Мурку" исполнял "на раз".
А кто такой Булгаков?
Интеллигент. Сегодня сказали бы "ботаник". Самовлюбленный (не без этого), капризный, лощеный, монокль из глаза в глаз непринужденно перебрасывал.
В глазах < Сталина > < Булгаков > просто лох. Талантливый, но лох. К тому же явный враг, который не стесняется в этом признаваться. С таким интересно поиграться. И способ начать < игру > у уголовников однообразно прост: прояви сочувствие, пригрей.
Булгаков мечтает о загранице?
"А может быть, правда - вас пустить за границу? Что - мы вам очень надоели?" - спрашивает Сталин в телефонном разговоре.
И Булгаков уже не хочет уезжать: "Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может".
Сталин с ним согласен: "Вы правы. Я тоже так думаю".
"Но ..., может быть, вам все-таки съездить?" - как бы размышляет "генсекр" (так у Булгакова). На этой оптимистической ноте и заканчивается их первый и единственный телефонный разговор.
О нем Булгаков потом напишет: "... по счастью мне позвонил генеральный секретарь... Поверьте моему вкусу: он вел разговор сильно, ясно, государственно и элегантно".
Сегодня мы не поверим, а Булгаков искренне поверил в Сталинскую доброту, как говорят в родной для Сталина среде: "повелся": "...Хочу сказать Вам, Иосиф Виссарионович, что писательское мое мечтание заключается в том, чтобы быть вызванным лично к Вам. Поверьте, не потому только, что вижу в этом самую выгодную возможность, а потому, что Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти. Вы сказали: "Может быть, вам, действительно, нужно ехать за границу..." Я не избалован разговорами. Тронутый этой фразой, я год работал не за страх режиссером в театрах СССР".
В одном из сохранившихся набросков письма написанного Булгаковым в этот период (1931 год) он просит Сталина "стать моим первым читателем...". Да, да, конечно: Пушкин и Николай I.
И Сталин, и Булгаков прекрасно понимали, что в случае выезда возврата не будет. За границей родные Булгакова, в Берлине, Риге, Праге и Париже печатали произведения Михаила Афанасьевича. Гонорар был, значит, было на что жить. В СССР его ничто не держало. Ехать он желал непременно с женой. Жены со временем менялись, но желание это - неизменно.
Булгаков перебирает поводы для поездки: просто желание, необходимость разобраться с неким В., ворующем у него в зарубежных издательствах гонорар, лечиться, еще раз лечиться и наконец: "Сейчас все впечатления мои однообразны, замыслы повиты черным, я отравлен тоской и привычной иронией. В годы моей писательской работы все граждане беспартийные и партийные внушали и внушили мне, что с того самого момента, как я написал и выпустил первую строчку и до конца моей жизни я никогда не увижу других стран. Если это так - мне закрыт горизонт, у меня отнята высшая писательская школа, я лишен возможности решить для себя громадные вопросы. Привита психология заключенного. Как воспою мою страну - СССР?"
В завершении обещание написать по возвращении "благожелательную" книгу.
Какие гарантии того, что он вернется?
Они многократно приводятся, как правило, на уровне: " ...осенью надо присутствовать на репетиции...".
Но иногда создается нечто очень сильное:
"По общему мнению всех, кто серьезно интересовался моей работой, я невозможен ни на какой другой земле кроме своей - СССР, потому что 11 лет черпал из нее. К таким предупреждениям я чуток, а самое веское из них было от моей побывавшей за границей жены (Л. Е. Белозерской), заявившей мне, когда я просился в изгнание, что она за рубежом не желает оставаться, и что я погибну там от тоски менее чем в год".
Когда Булгаков это писал, очевидно, думал: "Поверит?"
Не поверил, но попытку обмануть его Сталин оценил.
Эх сатирики, сатирики... Вольно же вам не замечать собственного комизма!
Сталин, говоривший о себе в третьем лице, очень не любил, когда кто-то пытался обмануть товарища Сталина.
Эта игра - выпустят не выпустят - шла до мая 1934 года.
18 мая позвонили: "Паспорта готовы, приезжайте".
Денег не взяли, сказали с уважением: "Они (паспорта) выдаются по особому распоряжению". (Как это тонко - "особое распоряжение".) "Веселились, хихикали, выдумывая разные ответы и вопросы" - вспоминала Е. Булгакова. А паспорта не дали - сказали, что уже поздно, приходите завтра. Завтра был выходной. "Завтра" закончилось 7 июня публичной пощечиной, когда курьер Художественного Театра привез всем по списку заграничные паспорта, а Булгакову привез отказ.
Булгаков написал. Написал Сталину: "...попал в тягостное, смешное, не по возрасту положение... обида, нанесенная мне ... тем серьезнее, что моя четырехлетняя служба в МХАТ для нее никаких оснований не дает, почему я и прошу Вас о заступничестве".
Высший пилотаж - у М.Булгакова нет даже тени понимания, кто истинный автор его трагедии. Это понятно: одно только сомнение лишает его единственного дорогого ему титула: "литератора, с которым сам товарищ Сталин говорил по телефону".
Еще 28 марта 1930 года, в письме Правительству СССР, М.Булгаков писал, что советы написать "коммунистическую пьесу" отвергает. Не может он совершить этот "наивный политический курбет": "Такая пьеса у меня не выйдет" - утверждает он.
Но время - не только лечит, оно и калечит.
В 1939 году драматург уже не столь категоричен. Да и руководство МХАТ согласно, что работа должна протекать в совершенно других условиях. И "к ноябрю-декабрю постарается устроить новую квартиру и по возможности - четыре комнаты". А работа эта ответственная: М.Булгаков пишет пьесу "Батум" о молодости Сталина.
В июле пьеса готова. Отзывы хороши.
14 августа 1939 г. Булгакова во главе бригады МХАТа командирован в Грузию для изучения материалов к будущей постановке, зарисовок декораций, собирания песен к спектаклю. Но уже в Серпухове пришла телеграмма - все отменяется: пьесы не будет.
Да, волк (так себя в начале 30-х называл Булгаков) уже готов Мурку "на раз" исполнять.
А ЕМУ нэ надо!
Жестко? Не просто жестко - жестоко. По-сталински.
12 сентября 1939 г. Е. Булгакова записала слова мужа: "Плохо мне, Люсенька. Он мне подписал смертный приговор".
Что получили мы в итоге?
Мы получили "Мастера и Маргариту".
Это произведение уникально еще и потому, что оно - лекарство, принимавшееся его автором для лечения от нанесенных ему душевных ран и разрушающих его обид.
Вам, читатель, не приходилось засыпать в детстве, придумывая сказочные ситуации: умею летать, могу проходить сквозь стены...? Примерно это, нечто подобное, в преддверии своего вечного сна, в форме гениального романа и описал Булгаков.
Но отметьте, в романе автор, кажется, ни мало не заботится о мотивации поступков своих героев.
Зачем в Москве появился Воланд?
За что наказаны все отрицательные персонажи (а других, кроме Мастера, его подруги и Воланда с компанией в романе просто нет). В честь чего был дан бал у Сатаны?
Без видимой логики и мотивации можно? Как мы видим - можно.
Но если понимать, что Воланд появляется для того, что бы покарать обидчиков Мастера, то вот тогда, с этим предположением, все выстраивается в неумолимую четкую логическую схему: несправедливость нанесенных автору романа о Понтии Пилате обид столь грандиозна, что вмешиваются потусторонние силы. Они приходят и наказывают. Всех. Одних за гонения, других за равнодушие. Они же, силы зла, обеспечивают Мастеру заслуженный им бархатный покой.
Роман "Мастер и Маргарита" - пазл.
Я сложил, и у меня получилось иное: http://www.stimson.ru/dta/S0201.pdf
www.viperson.ru
Док. 628941
Перв. публик.: 09.07.10
Последн. ред.: 16.08.10
Число обращений: 0
Тимофеев Сергей Александрович
|
