О фильме "Все умрут, а я останусь".
Те, кому понравились первые, еще документальные фильмы Германики, оценили в них интерес к незамыленной реальности и режиссерское умение ею пользоваться. Цепкость, въедливость взгляда, инстинктивный контакт с жизнью уже тогда отличали ее от остальных адептов "Кинотеатра.док". А вот противники ее обманчивого "хоум-видео" сетовали на то, режиссер не может продраться за "первый план". Еще задавали вопрос - зачем снимать о своих друзьях, соседях и просто прохожих, когда этих заурядных людей мы и так каждый день видим на улице, в подъезде, в метро и, хочется добавить, глядя в зеркало? Именно простая повседневность, выкачанная из нашего кино нулевых, стала главным оружием "доковцев". А на банальность и одномерность Германика ответила в своем фильме "День рождения Инфанты" - про садомазохистов, то есть людей вроде бы неординарных. Но садомазохистские ритуалы запечатлены там с той же интонацией, с той же дистанции, что и лестничные посиделки старшеклассниц из спального района в "Девочках". "Инфанта", обрывочная и в целом не получившаяся, была важна попыткой распознать в неординарном ординарное, то есть выйти за узкие пределы кадра и намекнуть на реальность вообще, в которой сходств между явлениями всегда больше, чем различий. Было ясно, что документальное эстетство, то есть самолюбование на фоне чужих драм, - это не про Германику. Чтобы вдруг в него не скатиться, она и решила отказаться от реальных героев в пользу профессиональных актеров - перейти в игровое кино. Но документальное естество ее первых фильмов никуда не делось. Просто в фильме "Все умрут, а я останусь" ему придали более жесткую огранку (она же - четкая драматургическая или жанровая форма). Говорят, что документалист - самый свободный режиссер, потому что зрение его ничем не сковано, он обращает внимание на то, на что "игровик" никогда не посмотрит. Жесткая форма - не для документалиста. Возможно, поэтому многие неигровики, когда снимают игровое кино, стараются ослабить сюжет, освободиться от него, переключиться на чисто документальную фактуру. Хороший, кстати, пример - тот же "Тюльпан" Сергея Дворцевого, участвовавший вместе со "Все умрут, а я останусь" в Канне-2008. Но Германика этой изящной "документальной небрежностью" не страдает. Она и свои неигровые фильмы не пыталась выдать за "самопроизвольный поток жизни" - режиссерский контроль проявлялся там в каждом эпизоде. Но это была не внешняя конструкция, потому что режиссер находился внутри материала и кроил с внутренней стороны материи. [...]
С перестроечным кино то и дело сравнивают "Все умрут, а я останусь". Но перестроечный реализм - он же "чернуха" - не был самодостаточным, он страдал комплексом неполноценности, все время искал альтернативу, пытался от себя убежать, то и дело срывался в эскапизм. А Германика и ее героини, - люди другого поколения, - альтернативного существования не ищут. Разве что посылают на три буквы - но и это жест отчаянного примериния (не путать с безволием). Они живут здесь и сейчас, не оглядываясь по сторонам в надежде найти "кроличью нору", чтобы куда-нибудь увильнуть. Прямота взгляда и нулевой уровень реализма - наверно, это сейчас главное, что может реанимировать наше кино, потому более высокие уровни реализма оказались очень скользкими и ненадежными. Многим нашим режиссерам от таких перспектив не по себе, у них поднимается температура и начинают дрожать руки. А Германика в этих условиях чувствует себя уверенно, она твердо стоит на ногах.
Последние лет десять не утихают разговоры по поводу того, что считать реальностью в российском кино. В итоге пришли к выводу, что как эстетический объект она дискредитирована. "Доковцы" ничего не изменили. Узнавание, идентификация на первичном уровне, доверие режиссера к видимому миру, доверие зрителя к экрану - казалось, с таких простых, но базовых вещей что-то должно начаться. Однако очень скоро "доковский" реализм схлопнулся, потерял чувствительность. Конвенции по поводу того, что считать сегодня реализмом, у нас так и не выработаны. А для Германики, похоже, таких проблем не существует. Уже сам факт, что у нас появился режиссер, не сомневающийся в реальности, не пасующий перед ней, не нагружающий ее рефлексиями, не забалтывающий ее, говорит о том, что в этой реальности можно жить и, следовательно, снимать про нее неабстрактное, четкое кино.
ГУСЯТИНСКИЙ Евгений. Чисто конкретно // Сеанс. 2009. N 37-38.
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=13047
Док. 628630
Перв. публик.: 11.06.09
Последн. ред.: 11.06.10
Число обращений: 0
Германика Валерия Гай
|
