О героинях Валентины Владимировой принято писать "простые женщины". Но актриса умеет раскрыть человеческую сложность своих обычных и неброских героинь, выявить в них высокое нравственное начало.
В картине "Все начинается с дороги" она играет Екатерину Ивановну. Казалось, актриса могла с присущей ей достоверностью сыграть просто быт, подкупить зрителя точностью деталей, искренностью, обаянием. Могла, но пошла дальше. Могла бы сыграть Екатерину Ивановну заведомо "отрицательной" (сценарий давал тому основания), но она уходит с торной дороги, сознательно отказывается от упрощения, от облегченного варианта.
Екатерина Ивановна пришла на строительство дороги подзаработать денег. Пришла не одна - с коровой Ларисой: не пропадать же зазря молоку. Отказываться от прямой выгоды вовсе не в правилах знающей цену деньгам женщины. И действительно, собираются, копятся деньги, радуя сердце Екатерины Ивановны. И вся она дышит покоем, доброжелательностью - этакая милая тетушка, исполненная участия и любви к окружающим.
Однако доброта, доброжелательность, мягкость кажутся мнимыми, лишь только дело коснется накопленных денег, внезапно пропавших. О, как меняется милейшая Екатерина Ивановна! Резкий, до визга, срывающийся голос, злые, колючие глаза, яростная жестикуляция! В одно мгновение стала иной эта женщина, нападая на рабочего Шурку, которого подозревает в краже.
Да, деньги существенны для Екатерины Ивановны, жизнь научила ее дорожить каждой заработанной копейкой, но корысть не убила в ней душу живую, ее тягу к людям. И доброта ее - не мнимая, и участливость ее - искренняя, верная.
Нашлись деньги, которые сама же Екатерина Ивановна засунула невесть куда и позабыла. Она могла бы и промолчать о своей находке, но природная честность взяла верх. И вновь на наших глазах преображается эта женщина: светлеет ее лицо, хотя еще ничего она не успела сказать, она вновь полна теплоты и заботы о своих товарищах. Как осторожно, бережно будит Екатерина Ивановна поутру бригаду, чтобы поели все горяченькой картошки, пока не остыла. Как внутренне напряжена она во время своего признания товарищам о том, что зря хулила Шурку. Виноватой, почти жалкой улыбкой она пытается скрыть это напряжение, но оно заметно в ее суетливых движениях, в ее просящих глазах, в ее робкой интонации. И за всем этим видишь ее радостное освобождение от недоверия к людям - недоверия, чуждого ее натуре. Люди, окружающие ее, оказались не только чисты перед ней, но и смогли понять ее и простить. [...]
Трагически сложилась судьба Марфы Кротовой ("Игра без правил"). В годы войны, попав в концентрационный лагерь, она выдает фашистам советских людей. Страх, малодушие, растерянность, боязнь за участь единственной дочери толкнули Кротову на это, и она стала изгоем, она - чужая для всех, и все - чужие для нее.
Потухшие глаза, обрюзгшее лицо, заторможенные движения, привычный ужас во взгляде - такой предстает перед нами Марфа Владимировой. Роль невелика, всего один эпизод.
К Марфе неожиданно обращаются за помощью советские разведчики. Поначалу на ее лице та же тупая неподвижность, точно не с ней говорят.
Но вот что-то пробуждается в этих тусклых, мертвых глазах. Она все еще не верит, сомневается, но уже вслушивается: как давно с ней не говорили по-людски, по-доброму...
И сама начинает говорить, задыхаясь, торопясь, словно боится, что не дадут досказать нужное. И, не выдержав, плачет, может быть, впервые за долгие месяцы. Она стыдится своих слез, смахивает их рукой - ей ведь и плакать не дано... но слезы эти - первый шаг возвращения к людям, к самой себе.
Один лишь небольшой эпизод, а как много сказано о человеке. [...]
...В горячие дни сенокоса вздумали сельские вдовы праздновать день рождения одной из своих одиноких подружек. Вертится заигранная пластинка, и в хмельном угаре вспоминают молодые и немолодые солдатки не вернувшихся с войны мужей ("Простая история"). Среди них растрепанная, шумная, в сбившейся косынке Авдотья. Безмолвный кадр лица Авдотьи в ряду других, таких же безмолвных и красноречивых. Горькая правда прошлого читается в этом печальном женском хороводе... И столько отчаяния, столько накопившейся за долгие годы тоски в откровенно натужном азарте Авдотьи...
В том, как она слушает знакомую песню, вспоминая, заново переживая утрату и все еще тайно надеясь, можно домыслить всю жизнь героини Владимировой, которой на экране отпущено всего несколько минут.[...]
Двое встретились здесь во время войны: юная Люся, у которой погибла вся семья, и едущий на фронт лейтенант Рябов. Мария - лицо, в какой-то мере стороннее в истории любящих, на первый взгляд, всего лишь свидетель того, что происходит в их судьбах.
У Марии своя нелегкая жизнь: тяжелая работа, муж на фронте, трое детей, которых надо накормить в голодную пору. Но такова натура Марии, что не умеет и не может она замкнуться только в своих заботах. Ей дорого чистое чувство, связавшее молодых людей, в нем черпает она для себя силу и веру. Добротой лучатся ее глаза, когда смотрит она на Люсю и Рябова, молодеет и светлеет ее огрубевшее лицо.
Резковатая, шумная, лихо курящая огромные самокрутки, Мария проникновенна и чутка к чужой любви. Ее пристальный взгляд ничто не упустит, она всегда рядом, сильная, откровенная, готовая поддержать, принять на себя самое трудное. Война разлучает Люсю и Рябова. Адрес Марии - единственная на земле точка, где могут встретиться их письма... Прошло двадцать лет. На той же станции, в том же привокзальном буфете работает Мария, разумеется, изменившаяся, но по-прежнему энергичная, жизнелюбивая, общительная.
Среди вокзальной суеты, в привычном круговороте глаза Марии отыскивают одно лицо и упрямо останавливаются на нем, не могут оторваться. Долго, внимательно рассматривает она немолодого мужчину, в котором постепенно узнает Рябова. И спрашивает: "Значит, не признал? Значит, живой?.. Забыл, все, как есть, забыл..." Мария произносит эти слова очень спокойно, с едва заметной иронией констатируя случившееся. Но другое говорят ее глаза - печальные, всепонимающие.
Это один из первых эпизодов фильма. Именно Мария, ее память, ее обида и боль, пусть и не высказанные впрямую, окажутся самым горьким и суровым укором Рябову, забывшему о Люсиной любви.
Мария отдает Рябову письма Люси, приходившие на ее адрес много лет, письма женщины, не уставшей верить и ждать. Руки Марии бережно прикасаются к пачке писем, ставшей частью ее собственной жизни. Ей не то чтобы жаль отдать их адресату... больно Марии за несбывшееся, за то, что не понял, не угадал Рябов своей судьбы и своего счастья. "Верила она..." - коротко заключает Мария, жалея того, кто не в силах понять, что такое вера. А потом долго смотрит вслед уходящему Рябову, скорбно погружаясь в воспоминания.[...]
[...] Достаточно вспомнить работы актрисы, укладывающиеся в какие-то мгновения, чтобы найти в них реальное подтверждение ее словам. Солдатку Анисью в "Виринее", искреннюю и легкомысленную, щедрую и лукавую, добрую и лживую, правую и неправую. Или Таисию Гавриловну в фильме "Прыжок на заре", в котором задумчиво, задушевно, с оттенком мягкой грусти Владимирова в дуэте с актером В. Кашпуром рассказала о неожиданной, поздней и чистой любви двух немолодых людей.
Или Саврасову, мать трагически погибшего юноши в картине "Я его невеста", где от полного неприятия, почти ненависти к невесте того, кого обвиняют в убийстве ее сына, Саврасова приходит к состраданию и поддержке.
У Саврасовой всего несколько минут экранного времени. Ее глаза становятся основным "голосом" в трудном диалоге с девушкой. Поначалу ее взгляд непримирим, отторгает, не приемлет, но постепенно он все более внимателен, настойчив, взыскующ. Саврасова всматривается в лицо девушки, пытаясь понять, что же за человек перед ней, лжет ли, говорит ли правду. Но вот смягчаются ее глаза, в них сочувствие и понимание. Она готова протянуть руку девушке, поступки которой диктовались чистотой помыслов и искренностью.
Сущность характера Саврасовой вычленена мгновенно и точно: доброта и сила женщины-матери, сердце которой, несмотря на собственную боль, широко открыто людям.
"Мать Виктора" - так запоминается героиня Владимировой в картине "Три дня Виктора Чернышева", хотя имя ее известно - Катерина. И в этой роли далеким эхом звучит война, измеренная женской долей: гибель мужа, раннее вдовство, на руках двое детей, тяжкая работа, одиночество. Жизнь прожита ради детей, их счастья. Владимирова трезво относится и к слабостям своей героини и к некоторой ее ограниченности. Теперь, когда сын вырос, мать не столько умом, сколько сердцем чувствует: неладно с ее Виктором. Но гонит от себя злые мысли: слишком много отдано, чтобы легко смириться... Гонит и не может прогнать.
Молча ли смотрит она на Виктора, говорит ли с ним о каких-то домашних делах, в глазах матери тоскливый вопрос, который она так и не осмеливается задать сыну: что же с тобой творится, Виктор? Мать живет в ожидании, в предчувствии беды, смутно сознавая и свою долю вины в холодном равнодушии Виктора, в его безответственности.
Слова придут позже, как осознание всего случившегося. Тогда сюжетная история матери обретет новое измерение. "Как же мне теперь жить, Витя?" - этот вопрос не просто вскрик, рожденный материнской болью. Он обращен и к ровесникам Виктора. Мать требует от них ответственности за каждый поступок, духовной зрелости, мужества. Это их долг перед людьми, перед теми, кто воспитал их, отдав все сполна...
Внешне как будто ничего не изменилось в отношении матери к сыну. Она спрашивает по-прежнему негромко, отчасти испуганная собственной смелостью. Но смотрит на Виктора уже не просто укоряя, но и требуя ответа.[...]
Работа в "Русских людях" выявила, как близка актрисе реальность и подлинность поступков, истинность чувств, возможность сомкнуть судьбу героини со всем лично выстраданным, так, чтобы сложился живой, жизненный характер в конкретной плоти каждого слова, жеста, взгляда.
Марфа Петровна исполнена боли за свой народ. Она не скрывает перед врагами свою ненависть к ним, несущим насилие, кровь, смерть. Уже первую свою сцену актриса начинает с самой высокой ноты, когда молчать больше нет сил. Осталось единственное - во весь голос бросить обвинение в лицо врагу. Сафонова сознательно идет на гибель, ощущая свое единство с близкими ей по духу людьми. Все пережитое она переплавила в последний монолог. Голос Владимировой обретает особую силу. Ее Марфа Петровна обращается к женщинам всего мира, - их протест против войны должен прозвучать по всей земле.
Лындина Э. Валентина Владимирова // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1976. Вып. 12. С. 20-33.
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=5713
Док. 627729
Перв. публик.: 03.06.80
Последн. ред.: 03.06.10
Число обращений: 0
Владимирова Валентина Харлампиевна
|
