Велединский по своему устройству режиссер животный, совсем не головной. Никаких интеллектуальных пассов и эзотерического умствования с загадочным видом. Вся потусторонняя история про встречу сбитого джипом дембеля Сергея по кличке Кир и его убитых в чеченском бою друзей Игоря и Никича дышит и живет по-житейски: призраки парней в маскхалатах беззлобно матерятся и мечтают о бабах, а в метафизическом пространстве смерти не замечают никакой грозной тайны - так, степь с высотками, и еще холодно там и курить страшно хочется. А здесь охота выпить, но призракам не положено - только спиртовые пары вдохнуть носом из горлышка или стопки.Владимир Епифанцев и Максим Лагашкин играют этих двоих единственно возможным образом - с показным дурашливым смешком и затаенной тоской последнего знания. Очевидно, так и было нужно режиссеру, для которого нет никакой романтической вибрации в том, что видят этих призраков, кроме Кира, только в дрезину пьяные, до смерти влюбленные, да еще музыканты и невинные дети, для всех же остальных они пустое место. Просто это - так и не иначе. [...] Велединский не циник и не ерник. Он вполне моралист. Ведь не спускает же он своему Киру смерть майора, пусть даже тот трижды омерзительная тыловая крыса, и открытым текстом - словами молодого священника, отца Сергия - проговаривает: есть разница между выстрелом во врага на войне и убийством. Он моралист, хоть и не моралист-декламатор; он знает толк в пафосе - однако чувствует, где ему место, а откуда его надо гнать в шею, иначе тот из средства массового поражения неминуемо превратится в громыхающее оружие авторского самоубийства.Места он нашел три, и все три точные. Первое - на том самом клубном концерте, где под сплиновое "И лампа не горит, и врут календари..." бутуз Никич медленно кружится в обнимку со своим "калашом", и нет в его танце ни сопли, ни авторской позы. Второе - отчаянный и безответный крик задравшего голову в ночное небо Кира: "Бог!... Молчишь?..." И третье - перед самым финалом, на кладбище, когда Кир-Сергей доберется до могил спасших его от чеченской пули друзей, и обрушится проливной дождь, а отец Сергий отпоет их всех - и православных русских ребят, и обрезанного мусульманина Мушаилова. Нарушит церковный канон - по праву человека, готового за свой выбор ответить. Эта частная готовность только что рукоположенного юного батюшки для моралиста Велединского - главным образом, существенный повод задать важный вопрос. И он его своим фильмом задает - родной стране: а ты-то готова? Готова ответить за Кира и за то, что с ним сделала?
САВЕЛЬЕВ Дмитрий. За живое // Сеанс, N 29-30, 2006
