В Александре Збруеве до сих пор можно узнать того `звездного мальчика`....Назад
В Александре Збруеве до сих пор можно узнать того `звездного мальчика`....
В Александре Збруеве до сих пор можно узнать того "звездного мальчика", каким он впервые появился в фильме Мой младший брат. Запоминающаяся и всегда современная внешность, иронические интонации и взгляд из-под челки, выдающий уязвимость и независимость нрава, - все это с шестидесятых по девяностые пользуется стабильным спросом. Тем не менее в А. З. ни один режиссер не нашел своего героя, свое второе "Я".
Он безусловно украсил собственным присутствием милицейские детективы Герберта Раппапорта (Два билета на дневной сеанс, Круг, Меня это не касается), но его самой яркой ролью начала семидесятых и уж точно лучшим комедийным опытом стал Ганжа из Большой перемены. В великовозрастном двоечнике и лоботрясе было то обаятельное мальчишество, разом интеллигентное и шпанистое, что стало фирменной метой збруевского героя. Не слащавой "мордашки", а отчаянного дворового заводилы, драчуна и задиры (впрочем, из "хорошей семьи"). Его пружинная боевитость, чуть растушеванная внешней мягкостью, сообщала романтический оттенок военным полотнам советского кино - как в шестидесятые (Пядь земли, Чистые пруды), так и в восьмидесятые (Шел четвертый год войны, Батальоны просят огня). Из него сложно сотворить безукоризненно благородного героя без страха и упрека (мешают все те же хулиганские обертона), но изобразить на полном серьезе злодея ему было бы еще труднее: густо замешенную отрицательность неизбежно разбавил бы его природный юмор. Только Сергей Соловьев в восьмидесятые целенаправленно вытаскивал из А. З. нагловатое, циничное, самодовольное, демонстрируя, какие роскошные монстры и напористые хищные холерики могут скрываться за этим благопристойным фасадом (Наследница по прямой, Черная роза...). За тем же фасадом Вячеслав Криштофович попытался обнаружить "героя нашего времени" в Автопортрете неизвестного, где А. З. воплотил не столько индивидуальный характер, сколько типичного - почти до полной анонимности - представителя поколения, внезапно осознавшего, что жизнь прошла не так и что шансов изменить ее уже нет. Позже тот же Криштофович с куда большей выгодой для себя переместил А. З. из пространства социальной драмы в мелодраматическую теплицу, и обаяние спившегося циркача в фильме Одинокая женщина желает познакомиться было порукой тому, что пятидесятилетнему А. З. по силам гипотетический неотразимый герой-любовник. В Одинокой женщине... опустившегося Валентина следовало пожалеть, чтобы полюбить. Но мужественность А. З. - надежная страховка от слащавой сентиментальности; его "маленькие люди" вроде Фридрихсена (Убить Дракона) или лилипута (Дом, который построил Свифт) вызывают сочувствие, но не бьют на жалость.
Очень мужской мелодраматический потенциал А. З. пригодился Дмитрию Астрахану в Ты у меня одна. Правда, нужен был ему не столько актер с его возможностями, сколько обладатель шестидесятнического типажа с его составляющими - воплощенным бескорыстием, романтизмом и благородством. А. З., свободный от штампов, на которые обрекает долгое пребывание в амплуа романтического героя, сам по себе многое здесь оправдывал: и страдания богатой заморской красотки из-за скромного инженера, и иррациональную преданность самого инженера единственной жене и единственной родине. Прилагать для этого особых усилий А. З. не приходилось, не требовала их и роль в другом фильме Астрахана Все будет хорошо, где воспроизводился уже отработанный А. З. тип: так мог бы вести себя состарившийся выпендрежник Влад из Наследницы по прямой, ставший с возрастом богаче, добрее и сентиментальнее.
Раппапортовские детективы своеобразно аукнулись А. З. в конце девяностых: его герой из Шизофрении - сотрудник известных органов, ас психологической обработки завербованных службой безопасности. Этот ироничный боец невидимого фронта - самый обаятельный, самый неоднозначный и, пожалуй, самый опасный герой убийственно серьезного политического триллера. А. З. впервые сыграл человека без каких бы то ни было идеалов, иллюзий, рефлексий - только трезвый интеллект и железная хватка профессионала. В ледяной внутренней безжалостности при внешнем дружелюбии найдена та вкрадчивая, "свойская" вариация отрицательного, которую А. З. прежде не доводилось воплощать, но которая очень ему идет. С демоническим душкой-фээсбэшником контрастирует герой Бедной Саши - пусть вор, но насквозь положительный и интеллигентный. "Благородный разбойник" по нраву, неудачник по жизни, вечный мальчик с лица.
Маслова Лидия
Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб.: Сеанс, 2001.
