Питомец "Фабрики Эксцентрического Актера" действительно был обречен находиться в советском кино "вне центра". Его герои - люди с закрытым внутренним миром. Их замкнутость была подозрительной в эпоху, культивировавшую тип рубахи-парня, которому нечего скрывать от родного коллектива. Чтобы "оправдать" присутствие героев Олега Жакова на советских экранах, им порой меняли подданство - он часто играл суховатых, молчаливых и надежных зарубежных рабочих, коммунистов, подпольщиков. Даже в фильме Семеро смелых его радист был немцем.
Жаков органически нес в себе обаяние интеллекта. Когда само понятие "интеллигент" стало бранным, именно он был использован, чтобы разоблачить "гнилое нутро" этой подозрительной "прослойки". В фильме Моя Родина он сыграл белогвардейца, в Депутате Балтики - озлобленного доцента, не принявшего революцию, в Великом гражданине - троцкиста и маскирующегося организатора антисоветского подполья. "Понять - значит простить" - такую роскошь по отношению к "врагам" экран 1930-х гг. не позволял. Образный анализ побуждений этих героев поневоле замещался форсированием актерских приемов, оттого игра обычно естественного Жакова именно здесь кажется архаичной.
Война отчасти отменила регламентированные амплуа советских актеров. В фильме Нашествие он сыграл бывшего заключенного, который, отринув счеты с режимом, вступает в борьбу с оккупантами. Конечно, в ленте говорилось, что Федор Таланов угодил в лагерь по пьяной лавочке, но нервный пластический рисунок выдает в нем политического изгоя, отверженного "врага народа".
Подобная роль просто не могла не появиться в творчестве Жакова, но его Генрих фон Штаден в эпопее Иван Грозный кажется полной неожиданностью. Нужен был прицельный взгляд Сергея Эйзенштейна, чтобы увидеть в актере возможность сыграть этого странствующего немецкого головореза, становящегося опричником. Воистину страшно это громыхающее латами существо, похожее на робота с мертвым глазом. Как и вся эпопея Эйзенштейна, образ имел жгучий социальный подтекст.
После войны Жаков много снимался, но обычно его приглашали для того, чтобы он "подкрашивал" действие своей легендарной достоверностью. Среди его работ выделялась роль ученого Бармина в фильме У озера. На дворе были не 1930-е гг., и старый профессор защищал чистоту Байкальских вод от стоков строящегося комбината уже не из классовой ненависти к начинаниям правительства, а из-за вполне простительного "недопонимания". Но, вопреки общей официозной концепции фильма, Жаков так сыграл потомственного интеллигента, что правота оказывалась на его стороне.
Жаков обладал драгоценным умением молчать на экране. Это - составная часть истинной "киногении". В советском кино он остался как бы без прописки и явно без своей "главной" роли. Актерский путь Жакова печален и закономерен для своего времени.
КОВАЛОВ О. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. 4. СПб, 2002.
