[Владимир Бортко] // Новейшая история отечественного киноНазад
[Владимир Бортко] // Новейшая история отечественного кино
Имя режиссеру Владимиру Бортко сделало Собачье сердце. Благодаря авторской добросовестности этот телевизионный фильм выполнил культуртрегерскую миссию: приобщил к булгаковскому тексту миллионы, в глаза не видевшие ни одной строчки писателя. Собачье сердце разлетелось на словечки и фразочки, которые народ цитирует столь же охотно, как перлы из Бриллиантовой руки или Ивана Васильевича.... В немалой степени популярности фильма способствовал снайперский кастинг (большинство театров, удачно справляясь с Шариковым, перед профессором пасовали: исчезла порода). Однако режиссерская обстоятельность вступила в известное противоречие с интонацией первоисточника. В. Б. слишком подробно прописал фон - и во вкусном аромате быта профессорского дома растворился привкус веселой и злой чертовщинки.
Обращение к повести, возвращенной из политического изгнания, не было для В. Б. случайностью. В каком бы жанре ни пробовал себя этот режиссер, к какой бы стилистике ни примерялся, он пытался и пытается (насколько позволительно было раньше и насколько уместно теперь) бить жизни не в бровь, а в глаз, ловко лавируя между сциллой спекуляции и харибдой безоглядности.
В изрезанной кинематографическими властями Блондинке за углом, где героиней стала улыбчивая властительница универсама, авторская язвительность была смикширована незатейливо-благодушными зонгами Андрея Миронова, но все же прочитывалась вполне явственно. Еще более определенно В. Б. высказался в фильме Единожды солгав, герой которого - оформивший развод с совестью художник, талантливый циник, предавший идеалы нонконформистской юности ради номенклатурных благ. Цена уступки, компромисс как ловушка - эта коллизия имела безусловное отношение к личному сюжету В. Б., начинавшего ленфильмовскую карьеру с навязанной ему Комиссии по расследованию и не сумевшего в силу объективных причин противостоять вмешательству в судьбу той же Блондинки... В Афганском изломе - возможно, самой стройной и упругой картине режиссера - в герои избран майор Бандура, растерявший на этой войне последние силы жить и потому погибающий. Груженный нажитым скарбом ограниченный контингент поднимается в финале на борт вертолета и исчезает в его чреве - будто "черный тюльпан" поглощает тени людей, которые только кажутся себе выжившими и живыми. Не выясняя отношений с государственным мифом об интернациональном долге, В. Б. снял фильм об агонии слепой войны без правых и виноватых, где головокружительные ракурсы и эффектные монтажные стыки отменены, то есть принесены в жертву сухому спокойствию ко всему притерпевшегося взгляда.
Если реальность торгашеского начала восьмидесятых, их бессовестной середины и усталого конца подчинялась - с разной мерой успеха - режиссерской воле В. Б., то начало девяностых, не успевшее остыть, в руки не далось. В фильме Удачи вам, господа! автор лихо (и подчас остроумно) подверстывал друг к другу сюжетцы нового смутного времени - времени беззастенчивой рекламной мельтешни и нарождающейся братвы, оставшихся не у дел защитников родины и бесконечных конкурсов красоты. Однако сложить из ярких фрагментов не просто колоритный, но осмысленный портрет беспредела не получилось. Впрочем, нельзя не признать: В. Б. был одним из первых, кто всерьез попытался (мутный поток кооперативного кино не в счет) диковатую реальность приручить, не теряя иронии, замешенной на победительном чувстве собственного превосходства над обстоятельствами времени-места. В фильме Цирк сгорел, и клоуны разбежались это чувство выветрилось, уступив место сарказму, которым припудрена очевидная авторская растерянность перед нынешними коллизиями. Уже самим своим названием, декларативно безыллюзорным, новый фильм В. Б. дистанцируется от комедии шестилетней давности, иронично позаимствовавшей бравурный слоган у тех "рогов и копыт", что давно и благополучно погребены под останками сгоревшего цирка. В. Б. не скрывает кровного родства с героем, отважно наделяя своего alter ego-98 полным набором комплексов семидесятника, разменявшего шестой десяток и вытесненного на обочину. Обернувшись через плечо, Цирк... шлет усталый привет Блондинке..., где В. Б. метил не только в очаровательно-наглую жрицу из племени "новых советских", но и в дряблое интеллигентское сословие. Правда, тот Коленька, астрофизик в прошлом и грузчик в настоящем, все мечтал о небе в алмазах, а этот Коляся, режиссер в прошлом и извозчик на "Жигулях" в настоящем, мыкается в поисках денег на фильм с большой буквы, герой которого сохраняет - несмотря ни на что - собственное достоинство.
САВЕЛЬЕВ Д. [Владимир Бортко] // Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. 1. СПб, 2001
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=120
