Ночью зазвонил телефон. Не открывая глаз, я протянул руку к трубке, поднес ее к уху и услышал:
- Здорово. Это Витек.
- Какой Витек?
- Свиридов.
У меня не было друга с такой фамилией.
- Прекратите эти глупые шутки, - сказал я, окончательно проснувшись.
- Какие шутки! - донеслось из трубки, которую я уже клал на рычаг. - Это я - твой незваный дружок.
Только теперь я узнал голос Олега Даля - он говорил от имени героя картины "Незваный друг" Виктора Свиридова. Подыгрывать актеру - прямая режиссерская обязанность, и я включился в его игру:
- Ну что ты хочешь, Витек?
- Мне сегодня что-то не хочется идти в это сборище, - нам предстояло снимать сцену посещения Свиридовым вечеринки, устроенной специально для продвижения его научных дел. - Я не перевариваю эти рожи!
- Придется терпеть, - унимал я своего героя. - Закрой эмоции. А на лицо - маску. Вежливую. Предупредительную.
- А глаза куда я дену? Тоже закрою?
- Не нужно. В твоих глазах мы все и прочтем, - сказал я, выходя из роли друга Виктора Свиридова и возвращаясь к режиссерским обязанностям.
- Договорились! - Даль повесил трубку - репетиция закончилась. К поведению его героя в этой сцене мы уже не возвращались на съемочной площадке: Олегу оказалось достаточно ночного разговора по телефону.
Появление Даля в нашей съемочной группе не планировалось - актер Саша Кайдановский, для которого писалась роль Свиридова, отказался ее играть, считая, что фильм либо изрежут, либо не выпустят на экран; долго мы перебирали сорокалетних актеров с амплуа, выражаясь старой театральной терминологией, "неврастеников", и второй режиссер назвал Даля. Предложение ввергло меня в растерянность: уж слишком широко стала известна неуживчивость актера - из театра ушел, поссорившись, с одной картины ушел в разгар съемок, на другой - до конца съемок не разговаривал с режиссером, делая роль по своему усмотрению. Было над чем задуматься! Но второго актера такой индивидуальности - я наблюдал работу Олега и в театре и в кино - не существовало. Послал ему свой сценарий в Ленинград, где он тогда снимался, с запиской: "Прошу читать роль за словами и между строк". Олег дал согласие пробоваться, приехал и во время первой же встречи сказал враждебно: "Я всегда читаю роль между строк. Но хотел бы знать, о чем вы будете делать картину".
Я начал рассказывать, а Олег слушал с непроницаемым лицом. Говорить было трудно. Моя экспликация, наверное, походила со стороны на отчет подчиненного у начальника. Я закончил и ожидал "приговора" Даля. Но он не стал долго разговаривать, открыл сценарий и с ходу сыграл сцену, точно поймав способ существования своего будущего героя - Свиридова.
- Если мы говорим про человека, который не верит, что доброе дело в его среде может совершиться, и последний раз пытается убедиться в этом, - давайте пробоваться! Только вряд ли меня вам утвердят!
В своих опасениях Даль оказался прав - начальство не рассчитывало видеть этого актера героем моего фильма. Один из руководителей студии, посмотрев пробы, увещевал меня:
- Даль - неблагополучный герой, ты возьми... - он назвал актера, излучавшего оптимизм, - и получишь за эту картину сполна. [...]
Пользуясь тактическими ухищрениями, я утвердил все-таки Даля на роль Свиридова. Тут в мою комнату на студии начали приходить "доброжелатели", жалеющие меня:
- Что ты сделал?! Ты хочешь укоротить себе жизнь, работая с этим актером?
И рассказывались в подтверждение тезиса разные истории о его невыносимом характере.
Первого съемочного дня я ждал, как ждут, наверное, исполнения самого тяжкого приговора. Олег явился на съемку минута в минуту, независимый, подчеркнуто держащий дистанцию, образовывающий вокруг себя поле напряженности. Я подходил к актеру, как входят к тигру в клетку. Но тигр не нападал, постепенно ощущение неуюта прошло, и возникло немногословное, как мне показалось, понимание.
Даль оказался неожиданно очень отзывчивым партнером. На одну из ролей мы пригласили совсем юную актрису - выпускницу театрального института. Она робела перед Далем. И я решил, чтобы дать ей освоиться, назначить ее репетицию с Олегом у себя дома с чаем и печеньем. Олег согласился и, следуя своему правилу, явился точно. Юное дарование опаздывало. Чтобы занять Даля, я предложил ему послушать только что вышедший альбом записей Утесова. Он согласился.
- У отца было много утесовских пластинок, - Олег положил диск на проигрыватель и добавил: - Я люблю Утесова. И горжусь своим "плохим" хорошим вкусом.
Мы дождались актрису. Даль, понимая возложенную на него задачу, сбросил свою непроницаемость - превратился в веселого, разбросанного парня. Впрочем, все это он проделывал зря - актрису пришлось снять с роли, так как по своей недисциплинированности она сорвала нам съемку.
[...] Олег приносил на съемочную площадку и свои литературные заготовки, которые помогали решать поставленные накануне задачи. В сцене свидания с Кирой ему не хватало текстового материала для выражения подъема, раскованности героя, и он дофантазировал его. Так появилась в фильме история некоего Кости Кошкина, который просит подать в ресторане батон хлеба и ведро горчицы.
Актер "обнаженных нервных окончаний", Даль мгновенно реагировал на меняющийся микроклимат сцены и, если среда, окружающая его, переставала нести необходимый для эпизода заряд, выключался из органического существования, начинал действовать формально. Тонко, но формально. Так же действовал он во втором и третьем дубле. Непосредственная острая реакция притуплялась, и он шел за собственной актерской памятью, повторяя найденное на первом дубле. Для себя я даже окрестил Олега "актером первого дубля".
Серьезное, даже дотошное отношение Олега к роли побудило меня спросить, всегда ли он так относится к своим работам в кино. Даль не ответил, а стал рассказывать о каждодневном общении с Юри Ярветом во время съемок "Короля Лира" и о том, как это непрерывное общение помогало ему сделать роль шута - он говорил, что не отделял уже Ярвета от Лира.
Я спросил:
- Если тебя так интересует классика, почему же ты ушел из театра на Бронной, где с тобой собирались делать "Гамлета"?
- Не захотел играть Гамлета в спектакле про Офелию, - ответил Олег.
Съемки подходили к концу, а неприятности, которые предрекали "знатоки" характера Олега Ивановича, не наступали. Наоборот, родилось желание продолжать сотрудничество, и я пригласил Даля преподавать актерское мастерство в режиссерскую мастерскую во ВГИКе, где и сам преподавал. Олег загорелся этой открывшейся для него возможностью передать свой опыт молодым, с увлечением приступил к занятиям. Много занимался со студентами по методике Михаила Чехова, которой он был увлечен. И готовился к режиссерскому дебюту в кино... Писал прозу... Прекрасно выступал в роли чтеца.
Мне удалось слышать его чтение рассказов Виктора Конецкого на шефском концерте в Аэрофлоте, который организовал прекрасный человек и руководитель Главагентства В. И. Жебрак, - это был спектакль одного актера во многих лицах, человека, наделенного недюжинным чувством юмора, выражаемым не банально, тонко и тактично.
- Мне скоро сорок, я двадцать лет в кино. У меня нет никаких званий, - говорил Олег со сцены в Политехническом, когда мы показывали там фильм "Незваный друг". Говорил не без умысла, зная, что в кулисах стоит зампред Госкино СССР Н. Сизов, от которого во многом зависело его почетное звание.
Просмотр прошел успешно. Устроители выделили нам машину, чтобы развезти по домам, но Даль предложил заехать в ресторан ВТО (Всероссийского театрального общества). Мы с Ромашиным согласились. Он заказал безумно много выпивки, еды.
- Зачем?! - Я знал, что Олег "зашитый". На моей картине он не пил, чем изрядно грешил, как рассказывали, раньше. Да и я не собирался менять свой режим - годом раньше перенес инфаркт. Для одного Анатолия Ромашина заказанного было очень много.
- Сегодня - пью! - как-то многозначительно ответил Даль и пояснил: - Зашивка кончилась!
- Но ведь после каникул - занятия во ВГИКе, - забеспокоился я.
- Переборю себя морально! - Он лихо перелил пиво в фужер. - А сейчас я хочу, чтобы все вспомнили, как я здесь гулял. Виторган! - обратился он к актеру, сидевшему за соседним столиком. - Помнишь, как я вышел на улицу через это вот окно?
Виторган помнил (ресторан помещался на первом этаже). Даль выпил фужер пива и больше ни к чему не притронулся. Мы говорили с Ромашиным о трудностях, с которыми снималась картина. Даль молчал, глядя мимо нас. И только через полчаса спросил Анатолия Ромашина:
- Толя, ты живешь там же?
Ромашин жил тогда у Ваганьковского кладбища.
- Да, - ответил Ромашин.
- Я скоро там буду, - сказал Даль.
На следующий день он поехал на кинопробы в Киев. Но так и не смог провести их... Его не стало.
Есть творческие личности, уходящие естественно, на излете собственной траектории. Даль, к несчастью, ушел на подъеме, не совершив многого из того, что мог бы сделать на радость нашему искусству.
