|
|
Григорий Горин, блистательный московский пересмешник....
Назад
|
Григорий Горин, блистательный московский пересмешник....
|
Григорий Горин, блистательный московский пересмешник, в девяносто третьем году опубликовал своеобразную заявку: первые главы сценария о царе Соломоне, предваренные признанием, что библейский мудрец и жизнелюб давно занимал воображение автора. Зная Г. Г., можно предположить, что в следующих главах обязательно повис бы вопрос: в самом ли деле счастливейший был так уж счастлив? Ведь Соломон попал к Богу в любимцы за то, "что не просил себе другой жизни, не просил богатства, не просил себе душ врагов, но просил себе разума, чтобы уметь судить" - обладающий таким сокровищем не может не знать истинной цены богатствам, победам, самому земному счастью. Именно разум как животворную силу, сообщающую человеку способность к полету, Г. Г. сделал одним из своих главных героев; а разум обыденный, цепляющийся за землю, выступающий в обличье обывательского здравого смысла, - главным врагом своих любимых героев. И ухитрился покорить не только интеллектуалов, но и самую широкую публику, не только тех, кто наслаждается чтением между строк, но и склонных к здоровому смеху без причины.
Между тем, в лучших сочинениях Г. Г. победа не на стороне любимых. Обыватели, неверные женщины и предавшие друзья, хоть и посрамленные, остаются более или менее при своих; любимые - уходят. Мюнхгаузен - в небо (Тот самый Мюнхгаузен), Ланцелот - из опостылевшего города (Убить Дракона), Свифт - из доигранной роли и из жизни как доигранной роли (Дом, который построил Свифт). Неизменность этого последнего жеста заставляет и в авторе предположить краеугольное неприятие жизни как она есть и какой ее не может не видеть тот, кто наделен разумом, чтобы судить. Свои лучшие вещи Г. Г. написал на рубеже семидесятых-восьмидесятых. Только в одной из них - О бедном гусаре замолвите слово..., где речь о сороковых годах XIX века, - абсолютно ясно прочитываются наши семидесятые с их торжеством мелкой мерзости и чувством вины, разменянном на мелочи жизни. Но время отсвечивает и в ...Мюнхгаузене, и в Доме, который построил Свифт, хотя сопряжения с реальностью и злобой дня здесь менее очевидны.
В самом начале перестройки Г. Г. с Марком Захаровым обращаются к шварцевскому "Дракону". В названии их фильма - Убить Дракона - неопределенная форма глагола прочитывалась, в соответствии со временем лозунгов, как повелительное наклонение. В приближении первоисточника к сиюминутным политическим реалиям - Г. Г. непривычно для себя "опустился на землю", и все же, не удержавшись, дописал финал, который по-горински стал поперек общепринятому пафосу. Дракон, или Призрак Дракона, или Тот, Кто Вчера Был Драконом, или Тот, Кто Завтра Станет Драконом, - запускает с детишками бумажного дракончика. Этого пока еще Господина Никто рыцарю Ланцелоту не вызвать на поединок - зло растворяется в будущем, оно пока еще неопределимо и недоказуемо. Фильм завершается многоточием - знаком препинания и многознания, преумножающего печаль.
В рамке и на фоне времени легко соотнести горинскую печаль (неизменную распорядительницу его цветистых фантастических карнавалов) и горинское стремление воспарить или, по крайней мере, хлопнуть дверью - с этим самым временем, его невыносимой пошлостью и духотой.
Однако в совсем иные времена очарование его сочинений и очарованность ими не проходят, смысл их не умаляется, и отчуждения печали не происходит. Остается предположить, что одолеть вечную и неизбывную печаль жизни мудрец-жизнелюб может, только познав до конца, приняв - и обратив в шутку. Что касается возможности ухода, то в девяносто шестом журнал "Киносценарии" под рубрикой "Непоставленное кино" опубликовал его "Трехрублевую оперу". Сценарий фильма о попытке сделать фильм по "Опере нищих" - в самые что ни на есть наши дни с их полным джентльменским набором, запредельной пошлостью и новой, стремительно сгущающейся духотой. О том, как эти дни ломают замысел, приспосабливают к себе, душат, подминают. Рушится все, даже виселица, выстроенная в финале непоставленного фильма для финальной сцены "Оперы...". Но режиссер, он же исполнитель главной роли, он же автор-ответственный-за-все, снова лезет на скамью, все сует и сует голову в петлю.
БАСИНА Наталия. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб, "Сеанс", 2001
01.04.2001
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=219
Док. 626333
Перв. публик.: 01.04.01
Последн. ред.: 19.05.10
Число обращений: 0
Горин (Офштейн) Григорий Израилевич
|
|
|
|
|
