В шестидесятые - блистательный оператор "поэтического кино"; в семидесятые - постановщик нескольких теле- и кинофильмов, Михаил Беликов обрел настоящую известность лишь на излете застоя, в первой половине восьмидесятых. Именно в эти годы он создал дилогию о детстве и юности послевоенного поколения - Ночь коротка и Как молоды мы были. Конечно, ностальгический стиль "ретро" был по вкусу эпохе, комфортно стареющей под джазовые мелодии видавших виды патефонных пластинок. Вот и у М. Б. жесткий послевоенный быт растворен в лирической стихии, расцвечен изысканным акварельным цветом смутного эротического томления. Апофеоз коммунального единства-братства воплощен в невероятном конструктивистском многоэтажном строении, по форме напоминающем заводскую трубу, так что двор дома становится чем-то вроде арены. И еще - мальчишеская полувера-полуигра в отца, который не погиб, а служит где-то и скоро вернется: и столы составлены 9 мая посреди двора, и управдом-инвалид кружит под звуки утесовского шлягера, усадив на поручень коляски пышнотелую блондинку...
В следующем фильме повествование разворачивалось почти десятилетие спустя и состояло из столь же точных, милых и экстравагантных подробностей: певец на танцплощадке пел что-то про море в Гаграх, дружинники воевали со стилягами, и коммуналка мчалась к единственному в квартире телеэкрану, заслышав восторженный крик: "Райкин!!!" А герой становился студентом и женился на подруге детства, похожей на юную Чурикову.У подруги был классический для ретро-мелодрамы недуг - белокровие,и она рожала-таки ребенка в день полета Гагарина, и радостные толпы в едином порыве заполняли пространство экрана.
Но постоянный горьковатый привкус сопровождал идиллию всеобщего послевоенного братства. Его символом мог стать кадр, где герой играл на аккордеоне вдвоем с одноруким инвалидом. Это братство оказывалось братством по несчастью, по общей беде. Наступала новая эпоха - и прошлому единству приходил конец. Ощущение исчерпанности, завершенности эпохи делало дилогию М. Б. удивительно современной. Выйдя на экран весной 1985 года, фильм Как молоды мы были выглядел смутным пророчеством. Никакого опыта всеобщего единения, кроме послевоенного, у поколения не было. Автор оставлял героя рядом с постелью умирающей жены, на фоне больничной стены, отделявшей его от ликующих людей. Человек оставался наедине с самим собой, и его охватывал страх.
Не скрыта ли здесь еще и догадка о причинах, по которым застой сменился вопреки общим ожиданиям не оттепелью, но усилением человеческой разобщенности? Недаром дальше был Распад. Сюжетным фоном его стала катастрофа Чернобыля, но речь шла не только о ядерном распаде, а еще и о распаде человеческих связей, о распаде личности. И снова фильм оказывался пророческим: год спустя после его выхода, в 1991 году, распался Советский Союз. Распад господствует и в Святом семействе. Мастер воссоздания условной, чуть сдвинутой, поэтизированной экранной реальности, противостоящей повседневной суете, М. Б. с тоской обнаруживает, что новая реальность не поддается этому лирическому остранению-преображению. Повседневному хаосу остается лишь противопоставить классические полотна старых мастеров.
А впрочем, не попытка ли преодолеть распад удерживает М. Б. более десяти лет на посту председателя Союза кинематографистов Украины? Если да, то эта попытка оказалась наиболее удачной в его творческой (именно творческой) биографии за последнее десятилетие.
МАРГОЛИТ Евгений. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб, "Сеанс", 2001
