О фильме "Мне не больно"
"Мне не больно" - заклинание. Есть даже такая дразнилка: "Ну а мне не больно, курица довольна". Так можно сказать более сильному сверстнику, воспитателю, распустившему руки, даже родителям. Когда на самом деле больно. В фильме Балабанова задумано так, что больно всем: Мише, потому что его возлюбленная сначала оказывается содержанкой, потом его бьют, потом - Тата обречена на скорую смерть. Але - потому что ей дали по лбу дверью. Олегу - потому что у него где-то сидит какая-то травма армейских времен, Тате - потому что она скоро умрет, а только начала настоящую жизнь, Сереже - потому что его игрушка не принимает его бескорыстных даров. Всем больно, и почти все молчат об этом, стоически стиснув зубы. [...]
Но Балабанову не достаточно мелодрамы. Во всех этих страданиях есть смысл. Герои берут штурмом город - Питер, Санкт-Петербург, как объяснил старший брат незадачливому младшему в "Брате". Не только Тата из Козельска стремится покорить его. Все остальные герои тоже. Потому что покорить - значить выжить в этом городе. Балабанов любит снимать Питер - и его в фильме очень много, хотя и на заднем плане: от металлической двери лифта до перил моста лейтенанта Шмидта. Красиво, но зловеще: все больше решетки. Город страшноватый и прекрасный (так, мне кажется, и задумано). Сюжет взятия города тоже родной для Балабанова. Землемер пытается проникнуть в замок, Данила покоряет Питер, а потом Чикаго, герои "Жмурок" берут на мушку свой родной городок, даже Трофим, убив брата, почему-то стремится в Петербург.
Но теперь другие времена, понимает режиссер, и так на фу-фу Питер уже не взять. Покорять этот "самый умышленный в мире город" идут люди с умыслом, строители-демиурги - дизайнеры и архитекторы. И первый, роковой их клиент - Рената Литвинова - со своим всегда сделанным, "замаскированным" лицом, с париком, с немыслимой "копной", а главное, с ее речью, которая и в минуты интимной близости не становится искренней - она, Тата, - воплощение этой искусственности. Она лучше всех выучила девиз нашего города - "Мне не больно" - ни при каких обстоятельствах. Эти две линии - стойкость и искусственность - постоянно пересекаются в фильме.
Порой герои не выдерживают - и из стоической петербургской скорлупы выпадают в океан слез. Так случается с Сергеем: артист Михалков плачет в разговоре с Татой. Доктор говорит Мише, что с такой рожей нельзя показываться Тате на глаза. А потом, только уже за городом, в последних минутах фильма, Миша признаете Тате, что "ему больно". Это задумано как ударный момент. [...]
Миша, конечно, симпатичен, но не более того: "белый кролик с макаронами в розовом соусе", как выразилась про него Тата.
Режиссерская самоуверенность Балабанова сыграла с ним дурную шутку. Мелодрама требует крупных планов. Человеческих лиц во весь экран... А еще она требует точек зрения. Реакций актера на то, что он увидел или услышал. Возможности для зрителя слиться с героем. Ничего этого нет в фильме. Точно так же, как в "Замке" и в "Жмурках", Балабанов снимает все с "божественной", режиссерской позиции. Зрителю, получается, неважно, что там увидела Тата или услышал Миша, мы должны целиком довериться режиссеру, рассказывающему историю от первого лица. Балабанов пренебрегает и крупным планом, и панорамами. Он почти все снимает средним планом. И "полирует" обилием закадровой музыки... Но ведь боль и тоска и заложена в сопоставлении человеческих лиц и лица Города. И никакая музыка тут не поможет.
Мне никого не жалко.
РОГИНСКИЙ Б. Мне не жалко // Сеанс. 2006. N 29/30
Док. 626127
Перв. публик.: 17.05.06
Последн. ред.: 17.05.10
Число обращений: 0
Балабанов Алексей Октябринович
|
