В каннской программе "Двухнедельник режиссеров" состоялась премьера фильма Артура Аристакисяна "Место на земле" [...].
Артур Аристакисян прославился "Ладонями", документальной лентой о кишиневских нищих, собравшей урожай призов на международных фестивалях. "Место на земле" - его первая игровая картина. Увидев снятый материал, номинальный продюсер (ибо картина снята на деньги Госкино) Борис Айрапетян решил смонтировать его сам и отстранил режиссера от дальнейшей работы. В конфликт вмешалась общественность - бабка за дедку, дедка за репку, совместными усилиями оттащила Айрапетяна от монтажной и дала Аристакисяну возможность закончить работу. Картину придется пересказать, ибо в силу специфического содержания увидеть ее на наших экранах будет практически невозможно. Повествует она о жизни некой коммуны в расселенном для реконструкции доме на Садовой, причем хиппозного вида "коммунаров" изображают хиппи и прочие "системные" и "несистемные" маргиналы. Изображение сопровождается несинхронно записанными словами, в которых персонажи полностью разъясняют свою идеологию и свои намерения. Главных действующих лиц трое: бомжиха Мария с больными ногами, замотанными в тряпки, которая прослышала о том, что есть такое место, где все любят всех, в том числе и убогих; харизматический и в то же время закомплексованный лидер коммуны, пытающийся воплотить этот квази-христианский (поскольку всеобщая любовь означает для него совокупление всех со всеми) идеал в жизнь; и, наконец, юный адепт вероучения, оборванец с казахскими чертами лица. Конфликт, естественно, состоит в столкновении идеала с неизжитой биологической (или социальной) природой человека - во-первых, самому вожаку одна из самок "любее" прочих, да и она в свою очередь предпочитает принадлежать ему одному, а не всем сразу. Тем не менее, он настаивает на принципах, вследствие чего она уходит из коммуны, а он себя оскопляет в напрасной надежде на то, что товарищи в последний момент его удержат. В символическом смысле этот акт вполне логичен - если половая любовь помеха братской, то горе половым органам. Юный же адепт, как ему и положено, осуществляет идеал прямо на улице, страстно обнимаясь с первой подвернувшейся нищенкой - и сцена эта производит впечатление дикого сочетания ситуационной фальши с невероятной искренностью исполнителей. Конец фильма двойственен, или, как нынче говорят, амбивалентен - после того как коммуну разгоняет грубый ОМОН, лидер где-то за кадром превращается в обывателя, но его идеи продолжают жить в отдельных последователях.
Идеологичность аристакисяновского проекта очевидна тем более, что ему не удается сделать вполне достоверной экранную жизнь своих героев: у сохраняющего рефлексивную дистанцию человека то и дело возникают не имеющие ответа вопросы относительно устройства этого странного человеческого объединения, совмещающего столь разнородные явления как толстовская коммуна, тоталитарная секта и сообщество хиппи. Чем дальше, тем более очевидно, что демонстрируемое нам микросообщество не имеет собственных ресурсов в таком виде и должно иметь скрытый за кадром источник существования. [...] В любом случае, такого кино еще не было, и каннские зрители это оценили уже тем, что высидели двухчасовую картину до конца. [...]
МАТИЗЕН В. Возвращение к интернационалу // Film.ru. 2001. 21 июня.
