Поскольку объективность требует везде находить не только дурное, но и хорошее, следует отметить: "Сволочи" идут всего полтора часа. Час пятнадцать описываются лагерные будни, последние четверть часа отведены собственно на диверсию. После премьеры возник бессмысленный скандал по поводу достоверности происходящего (и писатель Кунин отчего-то нехотя признался, что все выдумал), но вопросы и вправду есть. Например: какого рожна чекисты вообще решили прикладывать невероятные усилия, тренировать, охранять и затем посылать на важнейшие операции именно детей? От недостатка штрафбатов? Из какого-то специального мазохистского людоедства? Или, скажем: зачем городить такой огород, если секретный немецкий центр, где хранится стратегический запас топлива, охраняется как провинциальная овощебаза? Точнее, вообще не охраняется: заходишь тихонько, кидаешь спичку и бежишь со всех ног. Или вот - глупо, но все-таки: каким, в принципе, образом выживает ребенок, которого разрывает мина, накрывает лавина, и все это происходит в горах, в глубоком тылу противника?
Впрочем, ладно, художественные условности. Но ни в советском приключенческом кино, которое, очевидно, так любо создателям фильма, ни в импортной "Грязной дюжине", откуда они мягко позаимствовали сюжет, условность не распространялась на характеры. Ну то есть, грубо говоря, надо же за кого-то волноваться. Между тем ровно в середине фильма я вдруг осознал, что из многочисленных героев различаю только артиста Панина, артиста Краско (потому что у них лица знакомые) и одного беспризорника (потому что он самый маленький и все время щурится). Ближе к концу выучил еще троих. В итоге даже те элементарные и раз за разом повторяющиеся драматические коллизии, которые выдумал писатель Кунин (дети выясняют отношения, на тренировке кто-нибудь погибает, Краско добродушно шевелит усами, Панин с неизменным мастерством симулирует душевное волнение), теряют малейший смысл. Не то что "никого не жалко" - жалеть попросту некого.
Хотя и это полбеды, положим. Но черт возьми, что происходит в голове у человека, который долго держит такой крупный план: белое-белое лицо 14-летнего мальчика, распластавшегося в снегу, глаза закрыты, из носа течет алая-алая струйка крови. Мальчик умер. За кадром набирает силу лирическая мелодия Аркадия Укупника.
Хотя что там. Вот вы бы видели финал".
ЗЕЛЬВЕНСКИЙ Станислав. Китч, подделывающийся под военную драму // Афиша (М.), 2006, 8 февр.
Док. 625719
Перв. публик.: 12.05.06
Последн. ред.: 12.05.10
Число обращений: 0
Атанесян Александр Ашотович
|
