Ночью колонна чапаевцев и чепинцев покинула лагерь возле Сестримо и направилась к селу Габровица. Слева от нас стеной возвышалась каменная громада вершины Белмекен. От нее веяло прохладой и сыростью.
Передо мной и Владо Тановым шел пожилой партизан бай Раденко. Это был молчаливый, строгий человек. Неожиданно он остановился.
- Прислушайтесь! Соловушка... - прошептал он.
Мы остановились. От дуновения ветра шелестели листья деревьев и кукуруза, в оросительных канавках булькала вода. Спрятавшись где-то среди ветвей, соловей, казалось, наслаждался собственной песней...
На окраину Габровицы мы пришли, когда уже пропели первые петухи. За селом, где темнела долина Марицы, тяжело прогромыхал поезд. Небо на востоке побледнело, гасли звезды. Чапай послал Ивана Палийского на разведку в село. Мы выставили охрану и улеглись спать.
Весь день мы провели возле небольшого луга над самым селом. Неподалеку от нас играли на своих дудках пастушки, пасшие волов. Потом они начали возню, бегали друг за другом, лазили по деревьям, а нам приходилось то и дело отгонять скотину, чтобы они нас не заметили. К обеду пришел наш связной Димитр Талев - молодой парень с нежным, как у девушки, лицом. Легко и проворно взобравшись на холм, он сообщил, что в селе все спокойно. С того места, куда мы с Владо Тановым и Чапаем взобрались, чтобы уточнить план действий, Габровица была видна как на ладони. Крыши домов, построенных [338] почти вплотную друг к другу, упирались в крутые склоны гор, а их фасады украшали открытые веранды.
Габровица была очень бедным селом, но в ней жили настоящие люди. В сентябре 1923 года почти все село поднялось на борьбу за рабоче-крестьянскую власть. Под руководством Ивана Ваклинова был создан повстанческий отряд из двадцати человек, который пришел на помощь повстанцам из Костенеца, когда те брали штурмом железнодорожную станцию. После разгрома восстания Габровица понесла много жертв. В селе Елешница, Разложского уезда, погиб и руководитель отряда Иван Ваклинов. Но и после этого коммунисты из Габровицы не склонили головы. На всех выборах победу одерживали коммунисты. В отряд Чапая вступило несколько человек из Габровицы, и они очень гордились своим родным селом.
Но в Габровице нашлись и подлецы. Один из них, Иван Велчев, по прозвищу Фельдфебель, участвовал в расстреле повстанцев в 1923 году. Он имел электрифицированную мельницу, был ответственным по снабжению, и крестьяне затаили против него молчаливую ненависть. Враждебно настроены к нам были также Александр Стаменов, Йордан Ваклинов и полицейский начальник в Лыджене Стойчев, тоже выходец из Габровицы. Все они участвовали в кровавом терроре против партизан. Так вот, помимо прочего, целью предстоящей операции являлось приведение в исполнение смертных приговоров, которые мы им вынесли. Когда Димитр Талев расстался с нами и отправился в село, мы поручили ему следить за этими людьми и, если Фельдфебель надумает идти куда-нибудь, пригласить его в трактир и поить до тех пор, пока мы не появимся в Габровице.
Операция началась при заходе солнца. В село мы ворвались с трех сторон под прикрытием облака пыли, поднятого стадом, возвращавшимся с пастбища. В арьергарде следовали партизанские парные посты для охраны всех выходов из села. Возле постоялого двора на шоссе, по которому могли подойти полиция или войска, мы выставили усиленное охранение.
Наша группа быстро достигла центра села, блокировала дом начальника полиции и, не встретив сопротивления, захватила здание общины. Часового у этого здания разоружили еще до того, как он успел понять, что происходит. [339]
Группа Асена Бонева прошла через Зарову слободу, заняла шахту и арестовала ее коменданта.
Третья группа во главе с Чапаем блокировала усадьбы Ивана Велчева и Йордана Ваклинова, но тех не оказалось дома. Димитр Талев встретил чапаевцев вблизи дома Фельдфебеля - от обиды ему хотелось плакать.
- Упустил негодяя!.. Весь день поил, а он взял да сбежал...
Фельдфебель почувствовал, что происходит что-то неладное, и метнулся к постоялому двору. Но это его не спасло. Партизаны Любен Йовчев и Талев бросились следом и поймали его - крестьяне показали место, где он спрятался. При обыске в его доме мы нашли двустволку, маузер и совершенно новую греческую винтовку. Рассказывали, он раньше все бахвалился, что, прежде чем сдастся партизанам, успеет уложить не меньше десятка человек. Но когда пришло время отвечать за свои дела, от его болтовни не осталось и следа. Его расстреляли в ту же ночь.
Сразу же после прихода в Габровицу партизан крестьяне начали собираться в узких улочках. К нам подошла старая женщина - обеспокоенная, встревоженная. Оказалось, это мать партизана Ангела Попова.
- Где наш Ангел? - настойчиво расспрашивала она партизан из Габровицы.
- Он в лесу. С обозом... - отвечали ей.
Женщина совсем перепугалась:
- Раз его нет с вами, значит, он убит. Зачем вы от меня скрываете?..
Но Ангел был действительно жив и здоров и находился вместе с несколькими больными товарищами при нашем партизанском обозе у Сестримской реки.
Вряд ли когда-нибудь на маленькой площади в Габровице собиралось столько народу. На улицы вышло все село, пожилые люди несли нам хлеб.
Начался митинг. Перед зданием школы встала Велка Мирчева со знаменем в руках, а с обеих сторон от нее - почетный караул. Толпа людей просто замерла. Владо Танов вышел вперед. Начав свое выступление, он поднял на руки какого-то мальчугана - худенького, в разорванной рубашонке.
- Вот видите, до чего довели нас фашистские правители?! - крикнул он. [340]
Толпа пришла в движение, зашумела.
Партизанские агитаторы раздавали крестьянам листовки. Старики столпились вокруг Танова и расспрашивали о самых разных вещах. Владо старался ответить всем, и они утвердительно кивали головами.
Мы пели партизанские песни, потом взяли друг друга за плечи и стали отплясывать хоро. Танцевали и партизаны, и крестьяне.
В это самое время из уездного управления полиции позвонили по телефону и спросили, какова обстановка: не появлялись ли партизаны? Этот звонок из управления раздавался несколько раз в течение дня. Стоило какому-нибудь селу не ответить, как туда сразу же спешили грузовики, набитые полицейскими, всегда находившимися наготове. Но Коста Йовчев стоял над телефонистом и приказывал ему отвечать, что все в порядке.
И в самом деле - все было в порядке!
- Но почему вы так долго молчали? - спросили из Пазарджика.
- На площади отплясывают хоро. Неужели не слышите, какое там веселье? Я тоже там плясал, - догадался сказать телефонист, и в окружном управлении полиции успокоились.
В здании общины мы обнаружили целую тонну шерсти, собранной от населения по разверстке, в магазине шахты - почти 500 пар резиновых царвулей. А в домах Ивана Велчева и Александра Стаменова нашли мешки с мукой, рисом, сахаром, бочонки с брынзой, рулоны бязи. Мы отдали все это крестьянам, которые сами распределили, кто что должен получить.
В доме Фельдфебеля младший Чапай - Стоян Семерджиев - нашел старую шапку ополченца. Удивившись, он отшвырнул ее в сторону, а Александр Пипонков - старый Чапай - крикнул ему:
- Эй, друг, такими вещами не бросаются! Дай-ка сюда, нечего ей валяться в этом змеином гнезде.
Шапка была сшита как будто специально для него и дополняла облик повстанца.
В одном из домов, принадлежащих спекулянтам, пожилой партизан бай Янко нашел большую бутыль с мятной водкой. Приподняв бутыль, он решил из нее хлебнуть. Слабость человеческая! В этот момент откуда-то появился Чапай: [341]
- Ты что пьешь?
- Мятную водку, - облизнулся бай Янко.
- Вылей ее и налей в бутыль растительного масла!
Бай Янко не мог не выполнить приказ, но, когда смотрел, как выливается "драгоценная жидкость", сердце кровью обливалось. Такое добро пропадает!..
В полночь все партизаны собрались на площади, где сжигали архивы общины. Задержавшиеся в поле крестьяне попросили Владо Танова выступить еще раз. Когда импровизированный митинг закончился, партизаны построились. Крестьяне, и в особенности молодежь, с восхищением следили за церемонией, которую мы проделывали с величайшей серьезностью. В нашем строю появилось много новых партизан и партизанок. Мы запели песню "Жив он, жив" и двинулись в трех различных направлениях. Жители Габровицы проводили нас с той же сердечностью, с какой встретили. За селом все три группы соединились и общей колонной направились к темневшим вдали склонам Белмекена.
К рассвету добрались до глубокого оврага высоко в горах. Место оказалось неудобным для лагеря, и Чапай отправился выбирать более подходящее. Ушел и словно сквозь землю провалился. Ждали мы его час, два, а он все не появлялся. Всех охватила тревога.
Внизу, в овраге, стоял на посту молодой партизан из села Варвара - Крастан Бонев. К девяти часам он прибежал к нам встревоженный.
- Приближается полиция! - задыхался он.
Я поднял партизан по тревоге, отряд занял боевые позиции. Потекли минуты напряженного ожидания. Где-то поблизости прогремел винтовочный выстрел. Напряжение еще больше усилилось.
Но в овраге показались не полицейские... а отставшие от колонны партизаны. Они успели переодеться в отобранную во время операции полицейскую форму, и поэтому Крастан не узнал их. Было из-за чего и сердиться, и радоваться - ведь мы могли перестрелять друг друга.
Вскоре откуда-то сверху спустился и Чапай. Пока искал место для лагеря, заметил глухаря и решил попытать счастья. Мы здорово отругали его за этот выстрел, Чапай выслушал нас с виноватым видом и беспомощно развел руками: [342]
- Ну виноват! Но если уж вы ко мне не имеете снисхождения, то будьте снисходительны хотя бы к человеческим слабостям. У кого их нет!..
Среди вещей, изъятых в доме начальника полиции, оказались совсем новая спортивная куртка и брюки. Мы решили отдать все это Чапаю - он ходил в старом полушубке, многократно штопанном, но все равно рваном, с оттопыренными, похожими на мешки, лоснящимися карманами - чего только в них не было! Но Чапай заупрямился:
- Об этом и речи быть не может!
Он не хотел никакой новой одежды.
Тогда Владо Танов начал его уговаривать, намекнул на неряшливый внешний вид. Чапай нахмурился:
- Или принимайте в таком виде, как есть, или снимайте с должности!
- Ты же командир! - вспылил Владо. - Твой внешний вид - это не только твое личное дело.
Чапай сдался и начал объяснять:
- Этот полушубок мне очень дорог. В нем я сражался на Еледжике, на нем умер мой брат...
Чапай взял новую одежду, переоделся, подпоясался гранатами и патронташем, надел и шапку ополченца. Сначала он держался как-то скованно, потом привык. Но старый полушубок не бросил, таскал его повсюду с собой.
...9 сентября в этой одежде он вошел в село Белово, в этой же одежде уехал на фронт и погиб на скалистой вершине Петралица, на подступах к страцинским позициям...
На следующий день в Габровицу прибыли полицейские во главе со Стойчевым, - узнав о партизанах, Стойчев покинул Лыджене и пожелал лично руководить карательной операцией, чтобы "свести личные счеты с коммунистами".
У постоялого двора, на дороге в село, Стойчев обогнал бай Стоимена Илкова, который вез снопы. Его сын и зять были партизанами в отряде Чапая. Стойчев пригрозил:
- За все придется расплачиваться! Все семьи, откуда хоть один человек ушел в партизаны, сживем со свету.
Стойчев больше всего был озлоблен тем, что мы роздали населению спрятанное в его доме добро. Бай Стоимен ему ответил: [343]
- Да чего стоят твои тряпки? Это вы прогнали моих детей в горы, а сколько людей поубивали!..
В селе появились еще полицейские, и Стойчев вместе с сыном Ивана Велчева стал чинить расправу. Родственников партизан вызывали в общину на допрос. В центре села расстреляли старого коммуниста Ивана Попова, отца нашего партизана. Та же участь ждала и бай Стоимена и Георгия Попова, но те успели уйти из села.
Однако полицейский террор в Габровице никого не испугал. Чаша весов уже склонилась в нашу сторону. Возле станции Сестримо коммунисты выследили сына Ивана Велчева и сопровождавших его солдат и уничтожили их.
В своем докладе от 5 августа 1944 года Министерству внутренних дел начальник областного управления полиции писал:
"Повстанческое движение охватило всю область. Коммунисты, находящиеся в подполье, организованные в боевые формирования, неизменно увеличивают свою численность. Повстанческое движение разрастается. Уже идет речь о повстанческой армии. По мнению Рабочей партии, боевые формирования представляют собой головной отряд общенародного вооруженного восстания, которое, опять-таки согласно ее мнению, уже началось. В заключение еще раз вынужден подчеркнуть, что, если центральная власть в ближайшее время не примет соответствующих строгих мер против подпольщиков, существует опасность, что будет парализована вся наша хозяйственная жизнь и дело дойдет до настоящей внутриполитической анархии с тяжелыми последствиями для нашей страны".
Областное управление полиции настаивало в этом докладе на формировании 12 специальных батальонов для борьбы с партизанами в Пловдивском и Пазарджикском краях.
Это уже было нечто совсем другое, чем год или два назад.
