Среди партизан Чапая был один парень, старше нас лет на пять, очень непосредственный, но совсем не навязчивый и производивший приятное впечатление. Слегка сдвинутая на затылок кепка открывала высокий лоб, полные губы были чуть сжаты в молчаливом спокойствии. Да, он не прилагал никаких усилий, чтобы его заметили, и именно это выделяло его. Вечерами он присаживался к партизанскому костру, пел вместе со всеми и заводил разговоры. Мне запомнились его спокойные, задумчивые глаза, сосредоточенность. Мы звали его Калином, но его настоящее имя было Гроздан Стоилов.
Несколько позже Любен Йовчев, часто бывавший в селах, привел новую группу молодежи из Беловского района. Среди них был черный, как цыган, Тодор Паничаров, Иван Стойнов и другие. С ними прибыл и "старый" партизан Иван Илков - девятнадцатилетний юноша с кудрявыми волосами и светлыми лучистыми глазами. Зимой он принимал участие в бою на Еледжике, отступал вместе с группой Методия Шаторова, а потом скрывался в своем родном селе Белово. Увидев Гроздана, Илков бросился его обнимать.
Наш лагерь находился на склоне, с которого просматривалась вся равнина. В утренние часы июльского дня равнина утопала в легком мареве, а дым от паровозов [324] шлейфом тянулся над станцией Сараньово. В воздухе звенели какие-то далекие звуки, напоминавшие грустную песню жнецов.
А где-то под таким же июльским маревом чернели головни костра, на котором живьем сожгли Данчо Пачева, а среди синитьовских полей находилась могила Ивана Стоилова, и ее овевали, как пламя костра, порывы раскаленного ветра!
Со дня гибели Данчо и Ивана прошло довольно много времени. Стремительное наступление Красной Армии наполнило нас волнующим предчувствием близкой победы. Потому-то и потрясения зимних дней уже стали забываться. Всеми своими помыслами, чувствами мы были устремлены вперед. Будущее представлялось нам неясным и вместе с тем властно манило, как манят и влекут далекие, едва различимые горизонты.
И вдруг встреча Илкова и Гроздана - брата Ивана Стоилова - вернула нас в прошлое, к последним дням пережитой зимы.
Илков знал многое, знал и трагические обстоятельства смерти Данчо и Ивана. Я прислушивался к его немного хрипловатому голосу и живо переживал все, - возможно, потому, что был очень молод, или потому, что присутствие Гроздана делало рассказ еще более ярким. Рассказ этот звучит во мне, как будто я слышал его вчера.
Илков тер небритый подбородок - ему было трудно начать, но он все-таки заговорил:
- После боя на Еледжике Методий Шаторов послал Данчо в Виноградец. Нужно было доставить в отряд продукты. Однажды ночью мы отправились к роднику на Церовском шоссе, чтобы встретить его. Данчо появился с двумя рюкзаками. Два рюкзака, да еще и сумки в руках! Мы передали ему приказ Шаторова вернуться в горы, а он только покачал головой: нет! Данчо никогда не бросал начатого дела на полпути. Он решил вернуться и принести из села еще продуктов...
Иван Илков был на год моложе нас, одноклассников Данчо. По гимназии он знал его мало, но, став партизанами, они почти не разлучались. Поэтому его рассказ раскрывал перед нами нового Данчо Пачева - опытного партизана, много пережившего и потому рано возмужавшего. Иван Илков рассказывал, а перед моими глазами стоял Данчо: небольшого роста, с круглым умным лицом, [325] в фуражке с большим четырехугольным гербом Пазарджикской мужской гимназии.
- Удержать его было невозможно, - продолжал Илков. - Не прошел он и двухсот метров, как на шоссе началась стрельба. Мы видели, как в темноте вспыхивали огоньки выстрелов. Кто-то вроде бы крикнул, а может быть, нам показалось. Мы бросились искать засаду на шоссе, но никого не обнаружили. Потом уже узнали, что Данчо удалось прорваться...
После перестрелки Данчо связался с укрывшимися в селах партизанами, в том числе с Иваном Стойловым и его братом Грозданом - нашим Калином. Даечо вывел их в лес. В течение нескольких дней они бродили по Еледжику в поисках группы Методия Шаторова. Но они ходили днем, а Шаторов посылал за ними людей в покинутые уже лагеря и на явки ночью. В конце концов они снова вернулись в село. Данчо и Иван Стоилов остались в Виноградеце. Для большей безопасности они укрылись в заброшенной пекарне в центре села.
28 марта вечером двое агентов зашли во двор двоюродного брата Данчо - Ангела Ладжова, который выдавал себя за помощника партизан. Мокрые ветви деревьев свешивались к освещенным окнам соседнего дома. Мрак был пронизан сыростью. Ладжов встретил агентов на крыльце и подал знак следовать за ним. Они остановились у обвалившегося каменного забора позади дома.
- Они в пекарне... рядом с общинным управлением, - зашептал Ладжов, все время оглядываясь на улицу, как бы кто не заметил их. - Я забрал у них пистолет. Сказал Данчо, что мне нужно для важного дела...
- Эй! Да ты молодец! Заткнул нас за пояс, - произнес один из пришедших. - Здорово ты их провел!..
В его словах сквозила радость по поводу неожиданно выпавшего им легкого успеха.
Агенты перешли через мост над плотиной, постояли перед трактиром рядом с пекарней, осмотрели домишко деда Крыстьо и вошли в здание общинного управления.
- Тогда и я скрывался в Виноградеце, вместе с Петром Чобалиговым, - глухо вставил Гроздан. - Ночью Данчо нас предупредил, что в селе появились агенты и что надо быть осторожными. Нас-то он предупредил, а о себе и Иване не думал - решил, что они находятся в безопасном месте... [326]
К двум часам ночи из Пазарджика прибыло несколько грузовиков. Перед селом они погасили фары и остановились. Солдаты и полицейские направились к центру села. Одна группа бесшумно обошла общинное управление и блокировала дом Данчо. Пятнадцать человек перешли через мостик и притаились за старыми вербами у реки. Остальные пробрались через узкую улочку между трактиром и домиком деда Крыстьо и вышли с тыла к старой пекарне, примыкающей к трактиру.
Начинало светать. Небо на востоке посветлело. Закопошились куры во дворе деда Крыстьо. Бабушка Ката пошла взглянуть на скотину. Открыла было дверь, но тут на нее прикрикнули: "Назад, бабка!" - и она так и замерла на пороге.
Бабушка Ката поняла: полиция! Во дворе раздались выстрелы, кто-то застонал. Старушка выглянула в окно и увидела Данчо Пачева, распростертого у разрушенной каменной ограды их двора. Она приоткрыла дверь и хотела пройти к нему, но полицейские не пустили ее. Они притаились за углом и за заборами, держа оружие наготове.
- Воды... - простонал Данчо.
Он лежал, опустив голову на руки. На его одежде алели пятна крови. Полицейские видели, что у него нет оружия, и хотели взять его живым, но не решались выйти из своего укрытия, опасаясь, что в пекарне прячутся другие партизаны.
- Сколько еще человек в пекарне? - крикнул кто-то издали.
- А вы пойдите да посмотрите! - ответил Данчо.
Ему пригрозили:
- Или ты нам ответишь, или мы тебя прикончим!
К домику деда Крыстьо подъехала машина командира 27-го Чепинского полка. Он приказал деду Крыстьо выяснить, сколько еще партизан осталось в пекарне.
- Не ходи туда, дедушка Крыстьо... Не слушай этих палачей, - подал голос Данчо.
Старик замер на полпути, по его щекам текли слезы.
- Эх! Дети о нашей чести помнят, а я... - сказал он словно бы самому себе и вернулся.
Полицейские снова стали допытываться:
- Если хочешь жить, отвечай! Сколько человек прячется в пекарне? Кто вам помогает? [327]
- Там их много... А больше ничего не скажу.
Привели его отца - бай Томе.
- Ты знаешь этого человека? - спросил один из полицейских.
Отец, замирая от ужаса, молчал.
- Батя, это же я! Неужели не узнал?
Данчо попросил отца принести ему напиться, но старику не разрешили этого сделать.
- Иди к нам, мы тебя напоим!.. - кричали полицейские.
Часов в восемь утра они бросили несколько гранат в комнаты над пекарней, где скрывался Иван Стоилов. От взрыва дверь слетела с петель, а окна вместе с рамами вылетели наружу. Когда дым рассеялся, в дверях показался Иван... Рассказывают, что накануне вечером предатель Ладжов незаметно вытащил затвор из его винтовки.
Полицейские набросились на Ивана, связали ему руки, потом занялись Данчо. Его волокли по земле, били и все задавали один и тот же вопрос:
- Кто вас кормил?
- Народ! - отвечал Данчо.
- Народ!.. - смеялись они ему в лицо. - И автоматы, из которых мы в тебя стреляли, куплены за счет народа... А откуда у тебя эти новые ботинки, кто тебе их дал?
- Что - понравились? - В голосе Данчо слышалась явная издевка.
От этих слов следивший за допросом полковник Еленков пришел в ярость.
- Принести соломы и поджечь пекарню! - приказал он. - Соберите все село! Мы его изжарим, но перед этим пусть он сам увидит, шевельнет ли этот самый "народ" хоть пальцем ради его спасения.
Данчо через силу улыбнулся:
- Во всем есть свой порядок, господин полковник. Сегодня - меня, завтра - вас...
Пекарня запылала. Жандармы выталкивали крестьян из домов и сгоняли на площадь. На берегу речушки, на улицах и на площади собрались сотни людей, безмолвных и настороженных. Полицейские поволокли через двор раненого Данчо, его голова бессильно свесилась.
В толпе крестьян пронесся ропот. Кто-то вскрикнул. [328]
Женщины отвернулись, чтобы не видеть, как Данчо бросят в огонь...
После того как Данчо сожгли, Ивана Стоилова отвезли в Пазарджик и там истязали целые сутки. 30 марта вечером его расстреляли вместе с другими коммунистами в полях между Синитьово и Марицей...
Иван Илков замолк. Молчали и мы.
* * *
Недавно в Виноградеце и Огняново, родных местах Данчо Пачева и Ивана Стоилова, чтили память погибших партизан. Мы пошли поклониться месту гибели Ивана. Там сейчас лежат могильные плиты, а на них бронзовой краской написаны имена. Плиты обнесены железной оградой. Низко свесили над ними свои ветви плакучие ивы с молодыми, только что распустившимися листочками.
У могил выступил один из товарищей Ивана и Данчо. Он говорил об их жизни, хотел выразить свои чувства, но это ему не удавалось. Слова его почему-то не доходили до сердца.
На шоссе показались автобусы, и из них с шумом высыпали юноши и девушки. Они гуляли поблизости и со свойственным молодости легкомыслием ничего не замечали вокруг. Нам стало неловко. Неужели так много времени прошло с тех пор? Красивые слова выступавшего, пожалуй, слишком красивые, доносились как будто издалека. Мы слушали и рассеянно смотрели сквозь поникшие ветви ив на маленький памятник. Какая-то женщина, стоя у низкой железной ограды, вертела в руках увядший стебелек мяты...
