Из-за блокады и глубокого снега отряд имени Антона Иванова оказался в полной изоляции. Запасы продуктов кончились еще 25 января, и наступил голод - двадцать пять дней по одной-две ложки жидкой мучной похлебки в день. Лица у людей пожелтели, осунулись, под ввалившимися глазами появились темные круги.
Помощники партизан не могли вывезти собранные в Батаке продукты. Жандармерия держала село в полной блокаде. Все дороги охранялись. Противник ждал, когда под угрозой голодной смерти партизаны вынуждены будут спуститься в село. [260]
В безвыходном положении иногда принимаются самые абсурдные решения. Командование отряда имени Антона Иванова отобрало тридцать семь самых выносливых партизан во главе с Георгием Чолаковым, с тем чтобы послать в Батак за приготовленными для партизан продуктами.
Утром 21 февраля лагерь на вершине Калыч-Борун ожил еще до рассвета - отряд провожал группу Чолакова. Посланные спустились по снежному склону друг за другом на самодельных, наспех сделанных лыжах.
Батак встретил партизан зловещей тишиной. Только кое-где мерцал в окошках свет. Село выглядело опустевшим, и это вызвало у партизан растерянность, но никто не обмолвился об этом ни словом.
Кто-то успел сообщить капитану Диневу, что в селе вот-вот появятся партизаны и в каких домах для них припрятаны продукты. Вечером он вывел из здания школы жандармов, и возле указанных домов были устроены засады. Партизаны явились примерно в полночь и сразу же направились к одному из сеновалов около Старой реки. На сеновале было тепло, и падавшие от усталости люди решили немного вздремнуть.
Георгий Чолаков и еще несколько партизан отправились в дом Петра Янева. Постучали в окошко. Отозвалась его жена, тетка Николина. Она начала что-то говорить им, но пока они поняли, в чем дело, в селе раздалась стрельба. Полицейские и жандармы, спрятавшиеся во дворах, открыли огонь по сеновалу, в котором находились партизаны. Выбраться оттуда было невозможно. Георгий Чолаков бросился им на помощь. На сеновале услышали очереди его автомата, а потом и его голос:
- Выходите!.. Бегите к ограде и держите школу под обстрелом!
Кругом свистели пули, но партизанам удалось покинуть сеновал, и они открыли огонь в направлении школы. Оттуда доносились команды, треск автоматов, пулеметные очереди. Над селом повисли осветительные ракеты, и в их мертвящем зеленоватом свете казалось, что дома еще больше вжались в землю.
- Не прекращайте огня! А мы все-таки попытаемся пробраться в село! - приказал Георгий Чолаков.
Но прежде чем они достигли ближайшего дома, каратели начали их окружать. Пришлось отступать. [261]
Встревоженные, подавленные своей неудачей, партизаны направились вверх по течению Старой реки. Погруженный в темноту и оцепеневший от ужаса Батак остался позади.
В урочище Тырновица партизаны остановились и разожгли костры, чтобы высушить одежду и обогреться, не подозревая, что жандармы преследуют их по пятам. Некоторые легли у огня, снег под ними слежался, и они очутились словно в ямах. Над этими ямами, черневшими вокруг разожженных костров, внезапно засвистели пулеметные очереди. Партизаны прижались к заснеженной земле, кое-кто в испуге пустился бежать.
- Спокойно, товарищи!.. - раздался заглушаемый стрельбой голос Георгия Чолакова, который партизаны могли бы отличить среди сотни других голосов.
Партизаны ответили на огонь. Георгий Чолаков и Георгий Ванчев подняли их в атаку. Жандармы отступили вниз по склону. Партизаны бросились вдогонку, но вдруг Атанас Кынев схватился обеими руками за живот и упал ничком. Рядом с ним со стоном свалился и Илия Чаушев - пуля разорвала вену на шее, и из раны хлынула кровь. Кольо Гранчаров остановился помочь Илие, но почувствовал, что его сапог наполнился кровью: его самого ранило в ногу. А Георгий Чолаков, без шапки, в расстегнутом кожухе, промчался мимо них с криком:
- Давайте вперед!.. Бейте их!..
Чолаков пытался выйти в тыл жандармам. Он по-медвежьи крушил молодой сосняк, ломая на ходу ветки. За ним вился снежный вихрь. И вдруг ноги у него подкосились, и он рухнул навзничь.
Несколько партизан, среди них и Георгий Ванчев, услышав крик, подбежали к нему.
- Это ты, Найдьо? - слабеющим голосом прошептал Георгий Чолаков и увидел окруживших его партизан. - У меня здесь деньги... Возьмите их... Возьмите и автомат... Уходите!
Покинутые партизанские костры постепенно угасали. Только один из них все еще горел - языки пламени освещали отяжелевшие от снега ветви деревьев. [262]
В сумерках зимней ночи мелькали силуэты пробегавших партизан. А Георгий Чолаков лежал неподвижно. Лица умирающих как бы уменьшаются. И лицо Чолакова опало, только глаза стали еще больше. Он лежал в расстегнутом кожухе, со слипшейся прядью волос на лбу.
- Давай мы тебя понесем... - нерешительно проговорил Георгий Ванчев.
- Со мной все кончено, Найдьо... Уходите!
Чолакову оставили заряженную винтовку. Георгий Ванчев нахлобучил кепку на самый лоб, чтобы умирающий не видел его глаз. Оставалось самое трудное: встать, повернуться и уйти. Он попытался что-то сказать, но спазмы сдавили горло. Он резко повернулся и пошел. В эту ночь в снегах Батакских гор началась трагедия, потрясшая всю Болгарию.
Удалявшиеся партизаны услышали одинокий выстрел, потом эхо автоматной очереди. Никто не обмолвился ни словом. Они знали, что Георгий Чолаков уже мертв и что одинокий выстрел - это его последний выстрел в темные очертания приближающегося жандарма. Тот бесшумно упал на снег, а где-то в стороне от него вспыхнули зловещие огоньки. Но Георгий ничего уже не слышал. Огоньки разгорелись в ослепительное пламя, а затем вдруг наступила непроглядная тьма, в которую Георгий Чолаков погружался все глубже и глубже...
В лагере под Калыч-Боруном услышали стрельбу, услышали ее и со стороны Батака, и со стороны Тырновицы. Партизаны, охваченные тяжелым предчувствием, приуныли.
Когда Георгий Ванчев, раненые Илия Чаушев и Атанас Кынев, а также остальные партизаны добрались до лагеря, они застали весь отряд в тревожном ожидании. В лихорадочно блестевших от бессонной ночи глазах они улавливали немой вопрос: "Где же продукты?"
Дед подошел к вернувшимся.
- Где Чолаков? - остановился он перед Георгием Ванчевым.
Губы Ванчева задвигались, он пытался сказать что-то, но не смог произнести ни звука.
Бай Кальо, брат Георгия Чолакова, застыл как вкопанный. Он был суровым, крепким человеком, но тут не выдержал, плечи у него стали заметно вздрагивать, а пальцы, сжимавшие кепку, побелели. [263]
Оставленный партизанами след был едва заметен в снежной белизне. Но кое-где темнели кровавые пятна - кровь Атанаса Кынева и Илии Чаушева.
Отряд собрался в путь. Вперед вышел Дед, сгорбившийся, суровый, а рядом с ним комиссар отряда Димитр Петров - Марин. Марин обратился к партизанам:
- Товарищи! Может быть, пришло время умирать... Запомните одно: настоящий коммунист остается коммунистом и перед лицом смерти!
Партизаны молчали. Несколько человек подняли кулаки: "Смерть фашизму!"
Тронулись в путь. В колонне кроме Георгия Чолакова отсутствовал и раненый Атанас Кынев. Он сам настоял на том, чтобы его оставили. Закутанный в шубу, Атанас остался лежать в одной из покинутых землянок. Рядом с ним поставили флягу с водой, кружку с несколькими ложками меда и заряженный пистолет. Он закрыл веки, чтобы ничего не видеть, и старался сдержать рыдания. Из-за проникавшего через рану воздуха дышал тяжело, со свистом. Нос у него заострился, лицо побелело.
Отряд вступил в Родопский лабиринт в надежде, что удастся скрыть свои следы или же добраться до освободившейся от снежного покрова черной земли. От этого зависело его спасение. Началась тяжелая борьба с глубокими сугробами.
Огромных усилий стоило метр за метром прокладывать в глубоком снегу тропинку. Шедшие впереди менялись через каждые сто шагов.
Во время одного из привалов кто-то крикнул:
- За нами идет человек!..
Все вскочили, обернувшись назад. Какой-то сгорбленный человек, помогая себе палкой, приближался к ним по тропинке. Покачиваясь, чуть не падая, он шаг за шагом продвигался вперед.
Его узнали - Атанас Кынев!
Несколько партизан бросились навстречу и принесли его на руках.
- Хочу умереть среди вас... среди вас...
Он облизал потрескавшиеся губы и попытался улыбнуться.
Отряд остановился на ночевку у Карлыкской реки. Изнемогавшие от усталости и голода партизаны улеглись [264] вокруг костров. Попытались уснуть, но тела коченели от холода. Жена Георгия Ванчева и еще несколько партизанок всю ночь дежурили возле раненого Атанаса Кынева.
В последующие дни отряд продолжал свой поход на юг. Приходилось преодолевать овраги, вершины и горные потоки. Люди были вконец измотаны, истощены, но в их душах теплилась надежда на спасение, и она заставляла их идти вперед.
24 февраля партизаны предприняли попытку запутать свои следы. Человек десять пошли по Карлыкскому шоссе, чтобы протоптать ложную тропинку до дорожек, проложенных местными жителями. Вскоре отряд перешел по горбатому мосту через Дамлы-дере и направился к Катранджи-дере. Тодор Коларов и еще несколько партизан остались дожидаться людей, прокладывавших ложные следы. Они попытались ветками замести следы колонны.
25 февраля отряд остался на дневку в Медвежьем овраге. Прошло несколько часов, и надежда на то, что врагу не удалось обнаружить подлинные их следы, окрепла. Ощущение обреченности начало исчезать, люди заметно оживились. Впервые отряд получил целый день отдыха.
После полудня пришел Петр Марджев и сообщил, что полиция идет по их следам и уже приближается. В связи с продолжительной блокадой в горах не было никаких других следов, кроме оставленных партизанами. Отряд снова двинулся на юг. Когда последняя группа покинула лагерь, лес огласили звуки выстрелов: группа прикрытия вступила в бой.
В этом бою погиб Атанас Кынев.
Ночью партизаны подошли к лесничеству Белмекен в надежде разыскать несколько мешков муки, спрятанных там во время одной из осенних операций. Но так ничего и не нашли. Выпавший снег настолько изменил все вокруг, что даже местные жители из Батака не смогли узнать деревья, среди которых были спрятаны спасительные мешки.
В ту же ночь колонна наткнулась на сильную засаду и изменила направление своего движения вместо того чтобы двигаться на юг, она повернула на северо-восток в надежде добраться до оттаявшей земли около реки Выча. [265]
26 февраля отряд занял позицию около моста Кемера с намерением дать решительный бой жандармерии, во преследователи не вступили в бой. Они шли за партизанами по пятам и ждали, когда голод и холод сделают свое дело.
Серьезный бой завязался во второй половине дня на вершине Еклен. Укрывшись за могучими стволами елей, по грудь проваливаясь в глубокие сугробы, партизаны из отряда имени Антона Иванова поджидали врага. Дед приказал беречь патроны, противника подпускать совсем близко и только тогда стрелять в упор. Жандармы приближались осторожно - они и на сей раз хотели отделаться стрельбой с дальней дистанции, но прицельный огонь партизан принудил их пуститься в паническое бегство. На снегу остались трупы нескольких жандармов. Этот успех вернул партизанам веру в благополучный исход отчаянного похода.
27 февраля в отряде была проведена поверка. Недоставало семи партизан. Среди них Николы Гранчарова и Димитра Узунова. Все считали их погибшими. А Гранчаров еще возле Тырновицы был ранен, лишился сил и отстал. Когда колонна ушла вперед, возле него остался Узунов. Напрягая последние силы, они отползли на сотню метров в сторону от дороги и спрятались. Жандармы прошли мимо них. Так они спаслись и отправились по дороге в родное село Димитра Узунова - Сатовчу...
27 вечером и 28 февраля отряд снова вел бой против двух сильных засад, организованных жандармами по пути его следования. Намерение партизан 28 февраля спуститься в село Фотен, запастись продуктами и отдохнуть оказалось неосуществимым, так как в селе и его окрестностях расположился отряд жандармов. Оставалась единственная возможность спастись: с боями пробить себе путь к освободившимся от снега просторам по ту сторону Фотенской реки, затем перебраться на восток от разбушевавшейся Вычи и вступить в горные отроги северо-западнее Персенка.
В течение всего дня 29 февраля в скалистом ущелье Фотенской реки шел ожесточенный бой. Несмотря на отчаянное сопротивление, партизанская колонна оказалась разорванной на две части. Со стороны хребта непрестанно подходили войска и полиция. Отовсюду доносились пулеметные очереди, но окруженные партизаны [266] продолжали сражаться. Многие из них погибли в этом бою.
Штаб отряда с пятьюдесятью партизанами сумел вырваться из вражеского окружения. Прорвался и Петр Велев с маленькой Зелмой Декало. Но они не пошли вместе со своими товарищами, а остались позади группы. Утром они дождались приближения многочисленного противника и первыми открыли огонь. Некоторые из оставшихся в живых считают это безумством. Но воистину это "безумство храбрых"!
Штаб отряда и следовавшие за ним партизаны добрались до глухого темного оврага и остановились отдохнуть. Ночью по приказу Деда Атанас Ненов, а вместе с ним семнадцать партизан и партизанок отделились от основной группы и направились в Брациговские горы, надеясь там найти спасение. С ними договорились о нескольких встречах в районе Кричима в марте и апреле. Но останется ли кто-нибудь в живых, чтобы явиться на эти встречи?! Прощание было тягостным. Восемнадцать силуэтов растворилось в сгущавшемся мраке... Остальные партизаны спустились по оврагу к Выче.
Во время одного из переходов где-то между скалами человек десять отстали от ядра отряда. За ними послали Георгия Серкеджиева, но поиски не дали результатов. Ночь стояла непроглядная, а близость шоссе требовала соблюдения полной тишины. После полуночи отставшие от отряда спустились к Выче и, держась друг за друга, вступили в ее ледяные воды. Течением их сбивало с ног и уносило вниз. На противоположный берег выбрались только пятеро. Двоих унесло течением, а остальных на рассвете обнаружили на берегу полицейские, и после неравного боя они были убиты.
Штаб отряда и следовавшие за ним тридцать партизан попытались перейти через Вычу по мосту, но нарвались на сильные засады. Не ответив на огонь, партизаны в темноте свернули к берегу реки, надеясь перейти ее вброд. Но водная стихия разбушевалась: бурные паводковые воды с силой бились о скалы, волочили деревья, камни и пни. Ночь прошла в напрасных поисках брода. Перед рассветом партизанам пришлось снова карабкаться вверх по скалам над рекой.
1 марта утром по Девинскому шоссе загрохотали десятки военных грузовиков. Они подвозили все новые и [267] новые подкрепления. На всех тропинках и хребтах появились полицейские и жандармы, а в небе кружили самолеты. Группу штаба отряда окружили в Сухом овраге. Затрещали автоматы, засверкали молнии минометов, раздались взрывы гранат.
- Экономьте патроны! - крикнул Дед. - Каждый патрон теперь дороже золота!..
Место оказалось открытое: редкие оголенные кусты да кое-где можжевельник. Партизаны укрылись среди камней и в ложбинках. Командир отряда, взобравшись на одну из скал, в бинокль рассматривал жандармские цепи, ища выход из окружения. Рядом с ним разорвалась мина. Он отполз вправо и снова, несмотря на пулеметный и минометный огонь, выпрямился во весь рост. Но напрасно искал он возможность вывести из окружения и спасти остатки отряда...
В Сухом овраге погибли командир отряда Георгий Ликин - Дед, комиссар Димитр Петров, начальник штаба Иван Филев и еще двадцать пять партизан и партизанок. Остались в живых только трое: Георгий Серкеджиев, Нанка Крыстева и Лазар Бойков.
Через несколько дней около Брацигово в тяжелом бою погибли оба брата Чаушевы, а неподалеку, в полуразвалившемся черепичном заводе, попали в окружение Атанас Ненов, Лев Желязков и Паница Семерджиев. Первым погиб Лев Желязков, а Атанаса Ненова тяжело ранило. С помощью Паницы ему удалось выбраться из развалин черепичного завода, и они оба укрылись среди скал в урочище Балювица. Но жандармы и там их обнаружили. Погиб и Атанас Ненов. Паница остался один и продолжал вести бой, пока у него не кончились патроны. Тогда среди выстрелов раздалась мелодия "Интернационала": встав во весь рост на скале, держа в руке губную гармошку, с которой он никогда не расставался, Паница встретил смерть.
Погибло и большинство партизан из группы Атанаса Ненова. Нескольких из них поймали и подвергли жесточайшим пыткам. Им показывали отрезанные головы их убитых товарищей, чтобы сломить их дух. Однажды ночью их вывели из Батака и расстреляли. Петр Марджев и его сын стояли рядом под дулами винтовок и упали друг возле друга. [268]
Возле Равна-гора жандармы схватили Сийку Крыстеву, работницу табачной фабрики из Пловдива, ставшую партизанкой. Я до сих пор не могу ее забыть - маленькую, светлоглазую, с чистой девичьей красотой. Палачи начали с того, что выкололи ей глаза... У меня нет сил ни рассказать об этом, ни написать... Потом ее расстреляли у старой сосны.
Трагически погиб и Тодор Коларов. После сражений у Фотенской реки и под Брацигово ему удалось добраться до Батака и незамеченным проникнуть в дом своей сестры. Та его спрятала в хлеву под кормушкой. Истощенный, замерзший, он уже не мог держаться на ногах, но сказал:
- Как только приду в себя, обязательно разыщу своих товарищей.
Через месяц он почувствовал себя лучше и пошел разыскивать отряд. 4 апреля Тодор забрел в какой-то сеновал возле Батакского болота, зарылся в сено и уснул. Он так и не почувствовал, когда появились предатели, а вслед за ними и жандармы.
Его посадили на телегу, запряженную волами, и повезли через Батак. Вдоль улиц столпились люди с побледневшими лицами. Коларов собрал все свои силы и поднял голову:
- Красная Армия приближается! Предатели и те, кто сейчас нас расстреливает, скоро окажутся на моем месте.
Какой-то поручик в авиационной форме приблизился к Коларову.
- Это и есть самый страшный повстанец? - громко спросил он. - Да ведь это же продавец семечек!..
Коларов посмотрел на него и ответил:
- Целая рота мясников против одного продавца семечек... А может, нам, поручик, встретиться с тобой, когда я буду с развязанными руками, и тогда поговорить с глазу на глаз?..
Поручик предпочел промолчать.
В штабе жандармерии Тодор Коларов заявил подполковнику Яневу:
- Я готов к самой мучительной смерти. От меня вам ничего не удастся узнать. [269]
В тот же день его увезли в Пештеру... 9 апреля 1944 года труп Тодора Коларова с переломанными руками и ногами был обнаружен возле Бачковского монастыря - его бросили среди скал.
Я не участвовал в этих событиях, но слухи о них доходили до нашего отряда, также попадавшего в засады в Чепинских горах. Мы тоже вели бои с врагом и оставляли на своем пути могилы убитых товарищей. До нас доходили иногда противоречивые вести, но по многим признакам мы понимали, что это не ложь. Тогда мы забывали о своих трудностях. Наше общее с отрядом имени Антона Иванова прошлое наполняло нас острой болью невозвратимых утрат...
Меня, наверное, обвинят в преувеличении, если я скажу, что отряд имени Антона Иванова тогда являлся, может быть, самым крупным и самым сильным из партизанских отрядов. Он был сравнительно хорошо вооружен: кроме винтовок и пистолетов располагал двумя пулеметами и автоматом. Отряд имел и боевой опыт. Разгром его стал трагедией для партизанского движения, для всего народа. Причины этой трагедии теперь нередко ищут только в слабостях командования отряда, в потере связи с населением и плохой разведке. Да! Эти причины существовали. Но справедливость требует обратить внимание и на условия, в которых оказался отряд отнюдь не по вине своего руководства. Совесть обязывает меня заявить о необходимости объективной и непредвзятой оценки деятельности командования отряда, нельзя во всем винить его. Мы обязаны с признательностью и почтением относиться к памяти погибших, к подвигу этого отряда, а вместе с этим и к тем людям, которые вели его в последний бой.
Такова трагическая хроника разгрома. Сто тридцать три человека было убито. Окоченевшие трупы в глубоких снегах Батакских гор, обагренные кровью горные потоки... Притихшие села, полицейские засады на дорогах. И волчий вой, замирающий в ночи. И неистовый ветер, дующий со снежных хребтов.
А Батак будет ждать своих земляков - их было двадцать два. Жены будут ждать своих мужей, дети - отцов, но не дождутся: они отправились в далекий и страшный путь, откуда нет возврата, но который приводит к бессмертию в памяти народа. [270]
