Крестьяне из Величково были люди суровые и дерзкие. Полиция подозревала, что, хотя они и ездят на базар, возят на поля навоз, пашут и жнут и вроде бы поглощены своими повседневными крестьянскими заботами, у них есть и другая, скрытая жизнь. Полиция пыталась проникнуть в тайну, подступалась со всех сторон, но взаимная солидарность словно оградила величковцев непроницаемой стеной. Возможно, это явилось одной из причин, породивших в них обманчивое чувство, будто власти [227] бессильны. Так продолжалось до тех пор, пока в феврале 1944 года не наступила трагическая развязка.
Все началось в атанасов день, день, когда с незапамятных времен люди празднуют приход весны.
Иван Чалыков, человек добрый, мягкий, но с величковской бунтарской закваской, у которого я скрывался еще весной 1942 года, когда перешел на нелегальное положение, решил отпраздновать именины своей жены Атанасы. Он собрал родственников и друзей, накрыл стол, и в кувшинах забулькало горячащее кровь пазарджикское вино. Люди ели и пили, и глаза у них блестели не столько от вина, сколько от воодушевления: "околевающий конь", как они называли власть, хотя еще и брыкается, но лягнуть их уже не может. Своими заскорузлыми пальцами Иван Чалыков разламывал караваи хлеба, разливал вино, а посуда в шкафу позванивала, словно откликаясь на множество громких голосов.
Поздно ночью во дворе залаяли собаки. Иван встал, в расстегнутой безрукавке, коренастый, с обветренным лицом:
- Поздние гости - тоже желанные гости...
Он пошел открывать, но не успел протянуть руку и сказать: "Добро пожаловать!", как дверь распахнулась, и на пороге появились жандармы.
- За мной пришли, что ли? - еще не вполне осознав, что происходит, спросил он.
Ему не ответили. В горнице повисла тишина.
Ивана вывели на улицу. Гости не смели смотреть друг другу в глаза, а Атанаса прислонилась к двери, закусив руку, чтобы не кричать.
В ту же ночь арестовали и Лазара Праждарова, Гроздана Рошлева, Димитра Найденова и Димитра Чавдарова. Еще недавно они находились в отряде, но осенью 1943 года, поверив объявленной амнистии, сдались. Полиция оставила их на свободе, рассчитывая ввести в заблуждение и других партизан. Но никто не последовал позорному примеру, и "благодетели" решили, что пора прекратить эту игру.
Всех четверых постигла поистине трагическая участь. Презираемые своими, к которым уже не могло быть возврата, унижаемые людьми, от которых они ждали милости, в конце концов все четверо оказались перед лицом неминуемой гибели. [228]
Около полуночи их на грузовике отвезли на берег Тополницы. Возле моста на Пазарджикском шоссе машина остановилась. Вдали сквозь оголенные ветви верб мерцали отсветы огней города, в садах белели пятна не растаявшего еще снега.
Им приказали сойти с грузовика, оставив только Ивана Чалыкова, и погнали связанными друг с другом к дамбе у реки.
Первым по мокрой земле стал взбираться вверх Лазар Праждаров. Человек исполинского роста, он, несмотря на свои пятьдесят лет, все еще сохранял славу первого силача в округе. Арестованные встали на дамбе. За их спиной монотонно шумела река, а над ними нависло холодное беззвездное небо.
В темноте обреченные попытались развязать друг другу руки. Но тут раздалась команда:
- Огонь!..
Один за другим застрочили автоматы. Димитр Чавдаров, молодой мужчина с худым продолговатым лицом, вскрикнул, покачнулся и упал навзничь на дамбу. Упал и Лазар Праждаров, хотя пули его не задели - он только притворился мертвым. Полицейские, пнув его сапогами, кинулись догонять Рошлева и Найденова, скрывшихся в темноте.
Лазар Пражданов приподнялся, прислушиваясь, и, когда все успокоилось, через заросли вербняка пробрался в Величково. Его приютил верный товарищ бай Петко Васев. Через два дня полицейские, случайно обнаружив Лазара, захватили его врасплох, спящим. Лазар вскочил и потянулся за своим пистолетом, но выстрелы полицейских опередили его. Лазар выпрямился, покачнулся, взгляд его потускнел, стал страшным...
Сбежав с дамбы у Тополницы, Гроздан Рошлев укрылся в заброшенном охотничьем шалаше возле Марицы. На следующий день его обнаружили по следам в прибрежной грязи. Гроздан бросился бежать, а преследователи за его спиной смеялись и стреляли, делая вид, что никак не могут в него попасть. Эта дикая потеха была более жестокой, чем само убийство. В конце концов его пристрелили среди заснеженного луга.
Димитру Найденову удалось пробраться в одно из соседних сел и укрыться на сеновале у каких-то своих дальних родственников. Рассказывали потом, что, спрятав [229] его на дне телеги под сеном, те повезли его якобы в более надежное место. Но когда сено над ним разгребли, Димитр понял, что находится во дворе казармы 27-го Чепинского полка.
После расправы на дамбе Ивана Чалыкова увезли в Пазарджик. Его наспех допросили и в ту же ночь, в ночь святого Атанаса, вестника весны, расстреляли на берегу Марицы.
В канун 9 февраля полиция и войска оцепили Величково. На перекрестках дорог, на холме над селом установили пулеметы. Во дворах коммунистов заголосили женщины, заплакали дети. В здание школы затолкали сотню людей. Ускользнуть удалось только Марко Добреву, его сыну Атанасу и молодым ребятам Николе Чипилову и Благо Пенчеву - Баджуну.
После полуночи Марко Добрев с сыном направились через виноградники к селу Бошуля. Пошел колючий снег, ледяной ветер щипал лица. Шли молча, засунув руки в карманы.
- Послушай, Атанас, - сказал бай Марко. - Лучше нам идти порознь. Ты около Тополницы разыщи Ангела Чалыкова, он связной партизанского отряда, а я попытаюсь укрыться в Бошуле. Может, хоть один из нас уцелеет...
Отец и сын расстались, стараясь скрыть тревогу.
На следующий день в дом Марко ворвались жандармы.
- Где твой муж?
- А он дома не засиживается, куда-то по делам ушел, - ответила тетка Гина.
- А сын?.. Тоже ушел по делам?
- Ну да, по делам! Его дело холостяцкое. Разве уследишь за ним?..
- Ничего, все равно мы их схватим. Но и тебе тогда не поздоровится... А теперь забирай своих щенков и убирайся вон! - И жандармы указали на троих детей, ухватившихся за подол матери.
Тетка Гина поняла: сейчас произойдет что-то страшное.
- Куда же мне деваться? - через силу спросила она.
- Пошевеливайся, пошевеливайся!
И женщина, не помня себя от горя, пошла с детьми искать приют у чужих людей. Сильный грохот заставил [230] ее обернуться. Из-под черепицы ее дома пробивались клубы желтого дыма, а когда ветер рассеял их, она увидела зияющую в крыше дыру. В комнатах полыхало пламя - дом взорвали и подожгли.
Отец Марко Добрева, восьмидесятипятилетний дед Ангел, все еще крепкий старик, растолкал солдат и очутился перед жандармами.
- Поджигайте, убивайте!.. Но только помните: завтра сами в этом огне будете гореть!..
В его голосе слышались слезы.
- Что! Что ты сказал? - накинулся на него один из жандармов.
- То и сказал, что скоро с вами расплатятся за все... - ответил старик.
Дед Ангел умер в 1953 году девяноста шести лет от роду. Умер у себя дома, когда внук брил его. Старик сидел на стуле, а руки его дрожали. Внук побрил ему одну щеку и налил деду рюмку сливовой водки. Потом начал намыливать другую щеку, а старик сказал:
- Поторапливайся, Гошо, а то я помираю...
Все в доме подумали, что он шутит, но, пока Гошо возился с мылом, дед притих на стуле, словно заснул.
В местности Кынев кавак было у него поле, на котором рос большой вяз. Когда в 1947 году его сын и Ангел Чалыков начали создавать кооперативное хозяйство, дед Ангел заявил:
- Если срубите вяз, пусть руки у вас отсохнут!
Дерево и до сих пор стоит среди огромного поля. Называют его Ангеловым вязом. Старик говорил, что, с тех пор как он себя помнит, вяз все такой же высокий, с раскидистыми ветвями. Он и не подозревал, что вяз этот станет памятником ему...
В то страшное утро жандармы сожгли одиннадцать домов. Целый день над селом подымались черные клубы дыма. Когда стемнело, во мраке долго еще светились и дымились головни. Никто из жителей не показывался на улицах, даже собачий лай в морозной ночи доносился откуда-то издалека...
У Ангела Чалыкова при его крупном туловище руки и ноги казались несколько коротковатыми. Из-под черных бровей пристально смотрели темные глаза. Тогда ему исполнилось двадцать три года, и о нем шла слава как об отчаянном, дерзком парне, готовом на все. Еще до того [231] как Ангел стал партизаном, он всегда носил при себе оружие, причем так, чтобы оно было заметно под одеждой. Он знал, что его считают отчаянной головой, и это наполняло его ощущением какой-то особенной гордости и поднимало в собственных глазах.
В ту ночь, когда в селе начались аресты, Ангелу удалось собрать несколько человек - Атанаса, сына Марко Добрева, Чипилова, Баджуна - и увести их в заросли у Тополницы. Они провели там двое суток в надежде, что за это время жандармерия и полиция уберутся в город и в Величково станет спокойно. 11 февраля Ангел велел ребятам перебраться в дубовую рощу за селом, где было более безопасно, а сам остался в урочище Бела чешма, чтобы встретиться с нужными людьми из села.
Утром на дороге показалось несколько полицейских. Ангел попытался скрыться в направлении Величковского холма через овраг, заросший ежевикой и колючим кустарником, но впереди заметил другую группу полицейских. Путь для него был отрезан со всех сторон.
Он залег в овраге и ответил огнем на автоматные очереди. Полицейские на склоне оврага рассыпались цепью и начали приближаться короткими перебежками. Ангел выждал и стал стрелять чуть ли не в упор. Те растерялись и побежали назад, но тут за спиной у Ангела послышался крик: "Сдавайся!" Полицейские из второй группы были уже в пятидесяти метрах от него. Ангел снова выстрелил и стал отходить через колючие кустарники, ища выхода из окружения. Он достиг тропинки, вившейся между виноградниками, но овраг вдруг кончился. Скрыться было негде.
И тут он услышал шаги. Труднее всего человек примиряется с мыслью о смерти, но Ангел понял - это конец. Не видя выхода, он вдруг почувствовал себя странно спокойным и, выхватив гранату, выдернул кольцо и прижал гранату к себе.
Дальше все произошло быстро, невероятно быстро - с той быстротой, при которой подробности каждого мгновения запечатлеваются в памяти с предельной ясностью.
На дороге появились совершенно растерянные, запыхавшиеся мужчина и женщина. Спасаясь от выстрелов, они бежали к селу и оказались между Ангелом Чалыковым и полицейскими. Стрельба на мгновение смолкла. В голове Ангела мелькнула мысль о спасении. Он метнул [232] гранату в залегших полицейских и побежал по открытой местности. Звон в ушах, напряженное ожидание выстрелов, затем спасительная заросль за дорогой...
Через час Ангел добрался до села Памидово. Полицейские, потеряв его след, вернулись в Величково, хмурые и злые.
После этой перестрелки Ангел уже не мог вернуться к товарищам, оставшимся у Величково, и те остались без всякой связи с отрядом. Тогда они решили разделиться и самостоятельно искать отряд. Атанас Добрев пошел в Виноградец, а Никола Чипилов и Баджун вечером пробрались в Величково. Баджун спрятался на сеновале у сестры. Та поделилась этой новостью с матерью, а мать сообщила обо всем полиции, наивно полагая, что может таким образом спасти сына.
Впоследствии она до конца изведала весь ужас того, что совершила, и никто не мог бы осудить ее более сурово, чем она сама...
Баджуна схватили. Семнадцатилетнего парня подвергли в Пазарджике диким истязаниям, но он твердил одно и то же:
- Ни к каким партизанам я не ходил. В селе начались аресты, и я испугался. Хоть и ничего такого не сделал, но испугался. Пошел к сестре, чтобы дать корму волам, и спрятался на сеновале.
Полиция была вынуждена выпустить его. Баджун вернулся в Величково, но не успел установить связь с партизанами, как в селе снова устроили облаву - и первым арестовали его. Несколько дней Баджуна мучили в здании общины, но он по-прежнему молчал. Тогда его увезли на дамбу - ту самую дамбу, где расстреляли добровольно сдавшихся партизан. В обмен на жизнь ему поставили условие: сказать, где скрывается Ангел Чалыков, кто в селе помогает партизанам и кто из молодежи является членом подпольного комитета РМС.
Баджун, связанный, лежал на мокрой земле, но тут он приподнялся и глухо произнес:
- Где Ангел, не знаю, но если бы и знал, все равно не сказал бы... Каждая семья в селе помогает партизанам, и вся молодежь состоит в РМС...
Его опять избили.
- Рой себе могилу! - И перед ним воткнули в мягкую землю лопату. [233]
- Люди и без могилы разыщут меня и поставят памятник, а вы истлеете, и никто костей ваших не соберет!
Родственники нашли его мертвым под грудой опавших листьев на берегу Тополницы. Одна рука была отрублена, глаза выколоты...
В феврале и марте погибло еще семнадцать коммунистов из Величково. Говорили, что некоторых из них закопали в землю живыми...
Многое из того, что произошло в те дни, я узнал в июне 1944 года, когда партизанские тропы снова свели меня с Ангелом Чалыковым в горах над Ветрен долом. Но всю трагедию Величково я почувствовал после 9 сентября 1944 года, когда на песчаных берегах Марицы и Тополницы выкапывали останки расстрелянных и в красных гробах увозили в родное село, чтобы там похоронить. В Пазарджике заседал народный суд, народ запрудил улицы, но лица величковцев выделялись среди множества других - они застыли от горя и жажды мщения. Там я встретил осиротевших детей Ивана Чалыкова. Они-то и рассказали мне о пережитых ужасах... Многое забылось с тех пор, но их прерывавшиеся, дрожавшие от волнения голоса, в которых, казалось, все еще звучал подавленный стон, забыть не могу...
