31 декабря повалил снег, и мы перебрались в землянку. Снег запорошил наши редкие следы между побелевшими деревьями.
С наступлением нового года пришли новые надежды. Красная Армия продолжала успешно наступать к западу от Днепра. 31 декабря по радио сообщили об освобождении Житомира. Радостно и светло стало в нашей землянке. Она наполнилась звуками бодрой музыки, которую передавала радиостанция Москвы.
Ужин был праздничным - каждый получил по куску медовых сот.
Манол Велев уселся со своим куском посреди землянки и откровенно наслаждался. На ноже Божана сверкали янтарные капли.
- Дома мы никогда не оставались без меда, - рассказывал он, сияя от удовольствия.
Пасека Георгия Галина, родного дяди Манола, славилась среди чепинцев. Он умел ухаживать за своими пчелами и собирал прекрасный мед.
Партизаны посматривали на Манола и улыбались, но Манол, увлеченный едой, этого не замечал.
- Хороший мед, но все-таки не такой, как наш! Наверное, пчелы не были присмотрены как следует.
- Как это "не присмотрены"? - лукаво спросила Вела.
- Когда за пчелами хорошо ухаживают, мед сверкает, как золото, - пояснил Манол. - Эх, знали бы вы, какой у нас мед!..
Все рассмеялись. Я ничего не понимал, так же как и Манол. Оказалось, что мед, которым мы угощались, был извлечен из ульев деда Георгия Галина. Выходило, что Манол критиковал собственный мед.
После ужина началась художественная часть. Каждый имел возможность проявить себя. По радио передавали хоро{25}. Божан и Стефан Добрев вскочили взялись за [211] руки. За ними последовали остальные и, наклоняя головы из-за низкого потолка землянки, пустились в пляс. Божан толкнул дверь ногой и вывел хоровод за порог. Наши лица обдало холодным ветром. Падал снег. В светлом прямоугольнике открытой двери, как бабочки, кружились снежинки.
За несколько минут до одиннадцати часов Кочо Гяуров снова поймал радиостанцию Москвы. В землянке наступила тишина - только в радиоприемнике что-то потрескивало из-за помех. Наконец мы услышали Красную площадь и бой Кремлевских курантов. Их размеренный звон звучал особенно величественно. Михаил Иванович Калинин начал свое новогоднее приветствие.
Пройдет еще много лет, на смену нам придут новые поколения. Смогут ли они понять наше волнение в тот миг? Смогут ли тронуть их сердца тот восторг и восхищение, с которыми мы слушали бой Кремлевских курантов и речь товарища Калинина?..
Новый, 1944 год, решающий год, наступил!
За два-три дня лес занесло сыпучим снегом - стоило сделать шаг, как на том месте, где ты стоял, оставался не след, а серебристая воронка. Стояли ясные зимние дни. Когда солнце переваливало за Старо Чехльово и касалось своими лучами голого склона Биндера, нельзя было смотреть - снег слепил глаза. Поляны вокруг землянки украсились замысловатыми узорами следов белок и зайцев.
Каждый день в отряде имени братьев Крыстиных начинался с физической подготовки. Мы соорудили турник и параллельные брусья. После завтрака, в течение часа или двух, проводились военные занятия с необученными партизанами. Потом коллективно изучали отдельные главы из сокращенного издания "Капитала". Послеобеденное время каждый мог использовать по своему усмотрению. Большинство партизан посвящали эти часы чтению - в землянке имелось достаточно книг. Вечера проходили в разговорах, а иногда мы пели песни.
В конце января снег затвердел, потеряв свой синевато-серебристый оттенок. На склонах Биндера блестела словно остекленевшая ледяная корка. Ели и сосны освободились от снега и распрямили свои поникшие к земле ветви. Напротив нас, на солнечной стороне вершины Чадыр, появились проталины. [212]
Малоподвижный образ жизни уже начинал тяготить - нас тянуло в села. Двадцатидневное пребывание в землянке без связи с внешним миром показалось нам вечностью. Что происходит внизу? Что с нашими близкими?..
30 января в полдень часовой доложил, что со стороны оврага слышны чьи-то крики. Мы вскочили и побежали к тому месту, куда показывал часовой. Издалека, из оврага, доносился едва уловимый крик:
- Мундьо-о! Где же ты, Мундьо?!
Димитр Малчев из Чепино был единственным человеком, знавшим, где находится землянка. Прежде чем "замуроваться" в землянке, мы с ним договорились: если случится что-нибудь, он придет нас предупредить. Слова: "Мундьо, где же ты?" - служили нам паролем. Приход Малчева в эту пору не предвещал ничего хорошего. Так оно и вышло.
Димитр добрался к нам весь запыхавшийся, тревожно смотрел на нас и не знал, с чего начать.
После сильного снегопада в начале января карательный батальон и полиция блокировали все села. Населению было запрещено выходить в поле и лес без специального на то разрешения. Полиция арестовала Васила Крыстина, Димитра Галилеева, Делчо Ганчева и еще десяток лиц, заподозренных в коммунистической деятельности. В Разложском уезде также произошел большой провал, который распространился на Скребатно, а после и на Чепинскую котловину, Аресты продолжались.
В эти дни Димитр Малчев находился в Ковачевице и ни о чем не догадывался. Миланка Станудина пошла к его жене.
- Что хочешь делай, - заявила она ей, - поступай как знаешь, но чтобы завтра утром Митко был здесь!
Вызвать его могли только по служебному телефону через областную лесную инспекцию в Лыджене. Жена Димитра сделала вид, что больна, а ее сестра позвонила по телефону, чтобы он немедленно вернулся. Митко понял, зачем его вызывают, и отправился в Чепино. На следующий день он уже был у нас.
Утром 31 января мы тронулись в путь. Нас собралось семеро - остальных партизан, и среди них трех женщин, мы оставили в землянке. В оврагах и ложбинах еще сохранился снег, и мы прицепили на ноги что-то вроде самодельных лыж. Последний волочил за собой несколько [213] еловых веток. Под Биндером мы разделились: Божан, Георгий Шулев и Стефан Добрев отправились к Ракитово, Манол и Дарлоков - к Чепино, а я и Крум Гинчев - к Лыджене.
