Полтора месяца группа Николы Чолакова занималась заготовкой продуктов в районе Тырновицы. Но много ли они могли заготовить - их было всего десять человек, и все приходилось перетаскивать на себе. В конце октября к ним на подмогу перебросили отряд имени Стефана Караджи, но время было упущено - в полях не осталось ни зерна, ни картофеля, да и скот уже угнали из лесов в села. Так что теперь доставать все приходилось непосредственно в селах.
Правда, сам отряд имени Стефана Караджи сумел запастись достаточным количеством продуктов, но их не могло хватить для всех - ведь нас собралось уже больше ста пятидесяти человек. Нужно было снова добывать продукты и заполнять наши тайники. Все силы пришлось бросить на то, чтобы закончить подготовку к зиме.
Мне вспоминается, что как раз в эти дни в нашем отряде появилась любопытная посылка. Гера Пеева с двумя-тремя товарищами отправилась на встречу с девушками из Батака. Девушки, пришедшие на встречу, очень смущались, все никак не могли выбрать место, где присесть. Но лица их между тем выражали радость и удивление. Они впервые видели партизан. Разговаривали долго, шутили. Но пора было расходиться.
- Когда я увидел тебя перед девушками в этих рваных брюках, у меня сжалось сердце, - сказал Гере бывший студент Димитр Горостанов, не сводя глаз с удалявшихся батакчанок. - Какие они все красивые, ведь правда? [199]
Гера лукаво посмотрела на него, но ничего не ответила.
Несколько дней спустя один из батакских партизан принес Гере большой пакет, посланный ей девушками из Батака. В нем были коробка конфет, красная шерстяная кофта, боты на каблуках и даже два шелковых платья для нее и для Велы. Именно эти платья, которые не могли здесь пригодиться, делали этот подарок особенно трогательным.
Вела, только что вернувшаяся вместе со штабом отряда из Лещенско, взяла коробку конфет, открыла ее, и загрубевшие руки партизан потянулись к сладостям. Через мгновение коробка опустела.
А юный Тодор Чолаков, которому было тогда всего пятнадцать лет, сияющими глазами смотрел на шелковые платья:
- Ну, теперь у нас в отряде будут настоящие горожанки!
- Тодор, - смеялась Вела, - а ведь ты прозевал конфеты!
- Большое дело! - пренебрежительно махнул рукой молодой партизан, но было видно, что он огорчен.
Вела вытащила из кармана своего огромного, не по росту, пиджака одну конфету и поднесла ее к губам юноши. Тодор колебался, взять или нет, но Вела подбодрила его:
- Ну же, бери, а то другой нет...
К середине ноября, после изнурительных походов по опустевшим лесным дорогам, через туманы и непроглядный мрак, в дождь и слякоть, в лагерь под Тырновицей прибыли все наши отряды. Там предстояло зимовать.
Партизаны из отрядов имени Георгия Жечева и Петра Ченгелова быстро сдружились с партизанами из Батака и Брацигово. В отряде имени Стефана Божкова были в основном уже опытные партизаны, да и по возрасту они были старше. Молодежь, пришедшая из долины, могла поучиться у них подтянутости и тому, что они, без слов понимая друг друга, дружно брались за любую работу.
15 ноября Манол Велев, который с пятью партизанами ходил в наши края, принес сообщение о том, что с осени сформирован штаб Третьей повстанческой зоны с центром в Пазарджике, а также приказ Центрального [200] Комитета партии: чепинским партизанам вернуться в свой район и создать там самостоятельную партизанскую единицу, которая войдет в состав новой повстанческой зоны.
Чепинцы быстренько собрали свои немудреные пожитки и приготовились в дорогу. Вместе с Кочо Гяуровым мы явились к Деду и Георгию Чолакову за указаниями. Разговор был коротким. Мы отправлялись в пустынные и негостеприимные горы, и это тревожило командиров. Разговаривая с нами, они как будто хотели убедиться, что мы, оставшись одни, не пропадем. Ведь все мы тогда были молоды, совсем молоды... Суждено ли нам свидеться снова? Впереди была суровая зима, но нас это, кажется, ничуть не смущало...
Над ближайшими вершинами клубились темные облака, и поэтому горы казались особенно мрачными и печальными. Вокруг стоял глухой лес, ветви деревьев отяжелели от влаги. Со стороны реки Бяла надвигался густой туман, повеяло холодом. По всему лагерю то тут то там лежали заготовленные стволы деревьев и обрубленные ветки. Партизаны приступали к строительству землянок. Но нам не суждено было жить в них.
Наступила пора отправляться в путь. Тяжелые минуты... Вокруг нас столпился весь отряд, а я боялся поднять глаза, чтобы не увидеть в чьем-нибудь взгляде собственное смятение. Но вот приблизился кто-то в отсыревшей от дождя одежде. Это был Георгий Чолаков. Он крепко обнял меня, потом поднял прислоненный к дереву карабин и протянул мне.
- Бери его! Партизан без настоящего оружия - не партизан... А свой парабеллум отдай мне на память.
Я машинально отстегнул парабеллум от цепочки, на которой он висел, и протянул ему, потом расстегнул ремень и снял с него кобуру.
По лицу Чолакова стекали капли дождя, а он неподвижно стоял с моим пистолетом в руке и словно не замечал их.
Мы начали спускаться вниз по скользкому склону, а партизаны из отряда имени Антона Иванова остались - сто пятьдесят три человека, перепачканных, насквозь промокших, истощенных. Они построились и проводили нас, подняв на прощание сжатые кулаки. Никогда мне не забыть этих рук, торчащих из залатанных рукавов, - рук [201] людей, оставивших мирный труд ради святого дела борьбы с врагом. Бледный и небритый Петр Велев что-то кричал, но я уже ничего не слышал. Рядом с ним стояла и махала нам рукой маленькая Зелма - хрупкая девушка из Пловдива с нежным лицом и такими же большими, как у Петра, глазами.
Вместе с нами, чепинцами, отправились в путь и партизаны из других местностей: Надя Дамянова из Брацигово, Атанас Юмерский из Бореца, Димитр Горостанов из Априлцев и Иван Гулев из Неврокопского уезда. Следующее утро мы встретили в районе села Ракитово. Сразу же связались с Божаном, Георгием Шулевым и новым партизаном из Ракитово Стефаном Добревым. Они скрывались в лесу под Брезето. Манол Велев вместе с тремя партизанами ждал нас в районе Чепино.
После полудня Божан и Шулев спустились к реке Мытница. Но вскоре, запыхавшиеся и встревоженные, вернулись обратно. Кто-то предал их. К Брезето стягивалась полиция. Все отошли в глубь леса, а Божан и Георгий Шулев остались, чтобы расправиться с предателем.
Мы направились к вершине Сютки. Настроение у всех было подавленное. Мы привыкли к отряду имени Антона Иванова - в большом отряде и сам чувствуешь себя сильнее. А теперь остались одни: горстка партизан, к тому же плохо вооруженных. Нам только теперь предстояло начать подготовку к зимовке, а зима-то уже началась.
Незадолго до полуночи мы перебрались через мрачный овраг у Бежаницы и остановились у подножия Сютки. Разожгли костры. Густой мрак отступил за деревья, и в лужицах на мокрой земле появились отражения огней. И тогда Вела и Надя Дамянова запели. Запели своими простуженными, охрипшими голосами, и от этого нам стало еще тягостнее. Кое-кто попытался им подпевать:
Он упал на траву
Возле ног у коня...
Наступила неловкая пауза. Вздохнув, Вела сказала:
- А все-таки настанет время, и в один прекрасный день мы еще споем. По-настоящему...
Атанас Юмерский подбросил хвороста в костер. Языки пламени лизнули его, во все стороны разлетелись искры, и наши лица обдало теплом. [202]
