Наши надежды на то, что в этом месте мы задержимся еще дня два-три, рухнули. Со стороны лугов прогремели выстрелы. Все вскочили и схватились за оружие. С разных сторон среди деревьев замелькали каски и синие фуражки. Как выяснилось впоследствии, жандармы еще издали обнаружили наш лагерь и, используя лес как прикрытие, попытались окружить нас незаметно. Хорошо, что часовой вовремя их приметил. Он открыл огонь, и мы тотчас же взялись за винтовки.
Команды Деда и Георгия Чолакова быстро привели нас в чувство. Им приходилось кричать во весь голос, потому что из-за сильной перестрелки мы едва понимали их приказы, скорее, догадывались об их смысле. Противник, видно, не ожидал серьезного сопротивления, и стрельба с его стороны становилась все реже и неувереннее.
- Пулеметчики - на правый фланг! Второй взвод - на левый фланг! - выкрикивал Георгий Чолаков.
У нас не было никаких пулеметов, но хотя эта хитрость весьма банальна и к ней уже не раз прибегали, она как будто подействовала. Чолаков почти надрывался от [169] крика и вошел в такой азарт, что даже мы подумали: а может быть, у нас действительно есть пулеметы? Полицейские начали отступать. Мы бросились было их преследовать, но Дед приказал остановиться и занять высотку за лагерем. Наверное, опасался, что противник может получить подкрепление и тогда мы окажемся в западне.
На высотке мы приготовились к отражению новых атак, но в тот день враг больше не пытался наступать на нас. Примерно через полчаса после того, как мы заняли высотку, боевому ядру нашей молодежной группы было приказано спуститься в лагерь и выяснить, куда делась полиция.
Развернувшись цепочкой, мы стали спускаться по склону. Здесь был очень редкий лес, и, скрываясь за стволами сосен, мы двигались очень осторожно.
- Уж слишком дрожат они за свою жизнь! - тихо проговорил комиссар Лев Желязков. - Так они никогда не подойдут к лагерю.
Комиссар сам пошел вместе с нами. Его слова заставили меня обернуться, и я с удивлением заметил, что и теперь, в этой обстановке, его лицо сохранило то же выражение мягкой доброты, которая делала его столь обаятельным. И только живые, умные глаза, несмотря на очки в массивной оправе, выдавали его беспокойство.
В поспешно покинутом лагере мы увидели забытые нами бидоны с топленым маслом. В котле над полупогасшим костром продолжало кипеть масло. Кое-где валялись брошенные круги сыра, одеяла и другое имущество.
Подобрав брошенные вещи, мы осторожно осмотрелись. На противоположной стороне поляны полиция снова пришла в движение. Послышались команды, защелкали затворы винтовок. Среди редких деревьев опять замелькали люди в синей форме. Возможно, они нас заметили, но почему-то не решились вторично атаковать.
Следующей ночью мы проделали тяжелый переход и к рассвету вышли на скалистую вершину в местности Белия кантон. Устроили привал - не было никаких сил двигаться дальше.
Где-то внизу проходило шоссе Доспат - Батак. По шоссе вереницей следовали грузовики с жандармами. Мы залегли среди скал и с нетерпением ждали наступления темноты. День стоял душный, и все изнывали от мучительной жажды. Вот уже два дня мы питались одним [170] только сыром и теперь не сводили лихорадочно блестевших глаз с протекавшей под склоном речки.
Даже и в этой обстановке Вела находила в себе силы шутить. Она вспоминала наполовину выдуманные самой эпизоды из операции на сыроварне. Посмотрев на нас, Вела осталась довольна - ей удалось поднять общее настроение. Она заставила всех разговориться, и со всех сторон посыпались партизанские шутки, возможно, не совсем удачные и не всегда уместные, но такие дорогие уже по одному своему стремлению приободрить товарища!
После полудня на заброшенной дороге, спускавшейся к шоссе, замелькали вооруженные люди. Где-то у самой вершины залаяла собака и хрустнула сломанная ветка. Совсем рядом послышался приглушенный разговор. Из леса показались жандармы и полицейские.
Георгий Чолаков пригнулся за камнями. Его брат Никола встал за широким стволом дерева с двустволкой в руках. Вела и Гера залегли рядом. Вела, чуть приподнявшись над рюкзаком, искала глазами полицейских. Кто-то крикнул ей, чтобы не высовывалась, но она не прислушалась. Еще дальше заняли позиции Георгий Серкеджиев, Владиков и Кочо Гяуров.
Мы располагали преимуществом, которое нам давали высота и прикрывавшие нас камни. Но это преимущество мало что значило, если принять во внимание то, что враг имел численное превосходство, был отлично вооружен и в своем тылу располагал шоссейной дорогой и транспортными средствами. У нас же и патронов оставалось до смешного мало, а предстояло продержаться до вечера.
Полиция не торопилась переходить в атаку. Сначала раздался пронзительный полицейский свисток. Потом справа и слева между деревьями замелькали фигуры. Жандармы явно пытались окружить нас со всех сторон. Предстоял неравный бой.
Как мы узнали впоследствии, против партизан были брошены полиция, жандармерия и войска из Пештеры, Девина, Лыджене и Пловдива. В Родопы прибыл лично министр внутренних дел Габровский.
Никола Чолаков опустился на колено, отложил в сторону свою двустволку и стал не спеша закуривать. Чудной человек! Тут начинается бой, а он!.. [171]
Георгий Чолаков пристально следил за каждым шагом полицейских. Обдумав что-то, приказал:
- Займите мое место! И никуда отсюда не уходите! - Потом стал отползать назад.
Бой начался очередями из пулеметов и автоматов. Пули свистели буквально рядом с нами. Цепь атакующих стала взбираться по склону горы.
Никола Чолаков тщательно прицелился, выстрелил из своей двустволки, снова ее зарядил и снова прицелился. Все это он проделал, не выпуская изо рта дымящейся сигареты.
Стоил Гылыбов стрелял из старой турецкой винтовки. После выстрела он никак не мог оттянуть затвор.
- А ты попробуй ногой! Ногой!.. - поучал его Никола.
Жандармы сначала передвигались перебежками, а потом залегли и поползли по-пластунски. Когда они приблизились к нам метров на пятьдесят, с их стороны послышались крики:
- Сдавайтесь!..
Кто-то бросил в них нашу единственную ручную гранату. Среди наступающих, наверно, оказались раненые, потому что они растерялись и остановились.
После первой атаки полицейские, собрав свои силы, снова ринулись в наступление. Один из полицейских, наверное начальник, громко кричал:
- Правый фланг, вперед! Еще вперед!..
А свисток заливался все также пронзительно и неистово. Один взвод попытался обойти нас с севера. Наступающие находились совсем рядом с нами, я даже мог рассмотреть их потные небритые лица. Впереди шел жандармский офицер в расстегнутом кителе. Он командовал цепью и вел ее прямо на нас.
Никола Чолаков прицелился в него и выстрелил. Офицер застонал, покачнулся и упал.
Бой продолжался и с другой стороны высоты. Когда стрельба немного стихла, до нас донесся шум мотора. На шоссе появился грузовик с новым подкреплением. Его кузов быстро опустел, и нас начали обстреливать из пулемета.
Георгий Чолаков, спустившись под прикрытием кустов почти к самому шоссе и обнаружив, что жандармов нет, настаивал на отходе. Дед согласился с ним. [172]
Под свист пуль мы перебежали через шоссе, скользя на мокрых камнях, вброд перешли реку и стали взбираться по крутизне на противоположный берег. Здесь и настигла пуля самого молодого партизана - Ивана Неделчева Драганова, или, как мы его прозвали, Тошко. Он выронил из рук пистолет и беззвучно сполз по склону. Пуля попала ему в голову. Другой боец был ранен и захлебывался кровью. Забыв о себе, Вела перевязала ему рану, а потом попыталась тащить его на спине вверх по склону. Мы были так поражены героизмом и стойкостью девушки, что в первый момент никто даже не догадался прийти ей на помощь. Когда же наконец партизаны взяли его на руки, Вела пошла рядом и продолжала что-то ласково говорить ему и улыбаться, а он смотрел на нее глазами, полными благодарности. Оглушенные стрельбой, мы не разбирали слов Велы - они тонули в гуле, который стоял у нас в ушах...
