После разбора операции наше внимание привлекло село Борино. Стало известно, что в большой сыроварне около села подготовлено к отправке в Германию 4 тысячи кругов сыра, много брынзы и масла.
В леса над селом мы добрались только на третий день к вечеру. Перед нами открылась небольшая долина, окруженная горами. Старые дома с окнами на юг лепились к осыпающемуся обрыву крутой вершины - бедняки хорошо знают цену солнцу. Во многих окнах не было стекол, и это придавало селу мрачный и печальный вид.
К востоку от села начинались поля. Разбросанные по склонам гор, они напоминали заплаты на износившейся одежде. Во всей долине росла только хилая рожь да картошка. На лугах паслись стада.
Большинство из нас впервые попало в эти места, и мы испытывали такое чувство, что словно бы очутились в другом мире - далеком и таинственном. Глубокая скалистая [166] пропасть под Тешелем, освещенная кроваво-красными лучами заката, казалась еще более страшной, а горные вершины перед селом Триград напоминали полузабытые предания о неприступных когда-то родопских крепостях.
Сыроварня находилась поблизости от села. Проникнув туда, мы были просто поражены. Никто из нас не видел такого огромного количества сыра, брынзы и масла. Сыровары оказались совершенно пьяными, даже острый запах сыра не мог перебить исходившего от них спиртного перегара. На их лицах было написано полное блаженство. Они даже не сразу поняли, что происходит.
Мы начали набивать сырами свои рюкзаки, укладывали туда по три круга, а то и по четыре. Некоторые, уж и не знаю как, умудрились запихать по семь кругов. Всю посуду, которая оказалась при нас - кружки, коробки, котелки, - наполнили маслом. Кое-кто ухитрился уложить масло в полотняные мешочки. Мы всегда носили при себе мешочки разного размера: для хлеба, для соли... Только эти пришлось бы нести в руках.
Петр Марджев, наш "интендант", всегда был недоволен: если бы он мог, нагрузил бы нас, как вьючных лошадей.
- Возьмите эту марлю для процеживания молока. В нее можно завязать кучу вещей! - давал он свои интендантские наставления.
- Да ты с ума сошел! Разве в марле можно нести масло? - посмеялся над ним Никола Чолаков.
- Ну, сейчас вы сытые, поэтому не можете. Вот когда проголодаетесь, тогда посмотрим, можно или нельзя!
Марля висела на потемневшей от времени балке. Марджев поглядел-поглядел, потом сложил ее пополам, чтобы она стала более плотной, и стал накладывать в нее масло.
И все же то, что мы взяли и могли унести с собой, составляло лишь ничтожную часть огромного количества сыра и масла, которое находилось на складах сыроварни. Крестьяне, которых мы здесь застали, и те, кто пришел позже, унесли и припрятали в лесу этого добра сколько смогли.
- Будьте живы и здоровы! Как хорошо, что вы пришли, - благословляли они нас. - Все молоко у нас отбирали, а мы даже забыли вкус сыра и масла. [167]
- Берите, берите! - поощряла их Вела.
Они смотрели на нее, качали головой и удивлялись:
- Женщина, а туда же - заодно с мужиками!..
Кочо Гяуров и еще несколько партизан выносили круги сыра и сбрасывали их по крутому склону в пропасть - утром жители могли бы подобрать их и спрятать, и полиции не удалось бы обнаружить у них ни грамма из спрятанных продуктов.
К 11 часам отряд покинул сыроварню и исчез в темноте ночи. Только Георгий Кацаров и Петр Марджев остались, чтобы ее поджечь. Нам пришлось взбираться по очень крутому склону. Протоптанная козами тропинка уводила нас все выше и выше.
И вдруг долины и скалы позади нас осветились и словно бы пришли в движение. Тысячи кругов сыра и бочки с маслом, вся сыроварня горела ярким пламенем, а от растапливавшегося жира пожар разгорался еще сильнее.
Все глядели назад. Мы выполнили свой долг, но пламя уничтожало блага, созданные руками людей, и это вызывало в нас противоречивые чувства.
Кто-то философствовал:
- Конечно, жаль, но почему жаль? Потому что мы не могли унести всю сыроварню. Вот тогда немцам достался бы только пепел...
В обед отряд вышел к шоссе. Теплое августовское солнце порядком припекало. Масло, которое мы несли в марлевых мешочках, начало таять и просачиваться через материю. Рюкзаки покрылись масляными пятнами - сыр в них размяк. Вокруг нас носились тучи мух. Они облепили рюкзаки, одежду, не щадили и наши запотевшие лица.
Вскоре мы сделали большой привал на вытянувшемся лентой лугу. Трава была мягкая, манила к себе, обещая хороший отдых.
Не прилегли только Петр Марджев и Никола Чолаков. И все из-за масла. Оно продолжало таять, просачиваясь через мешочки. Поэтому они отобрали их у нас и решили масло перетопить.
Костер быстро разгорелся. Наш "интендант" уложил вокруг огня камни, а на них поставил котел, взятый в качестве трофея на сыроварне.
- Да в нем можно целого теленка варить! - приговаривал Марджев. - Нам как раз котла не хватало. [168]
- Слов нет - хорош котел, но как мы его понесем? - засомневался Никола Чолаков.
- А мы его спрячем. И если придется задержаться где-нибудь подольше, он нам и пригодится.
Чтобы перетопить столько масла, оказалось, необходимо еще и умение. Размякшая желтая масса осела и за несколько минут превратилась в мутную пенистую жидкость. Неопытные помощники Марджева и Николы Чолакова решили, что топленое масло уже готово.
- Молоды вы еще, вот и не понимаете ничего в этом деле! - поучал их Петр. - Мы сами изжаримся у костра, прежде чем масло будет готово.
Марджев и Никола Чолаков оказались стойкими и не отходили от костра. Кипящее масло постепенно становилось прозрачным, на дне котла осели мелкие крошки творога, жидкость перестала булькать и потемнела. Только тогда они вылили все в большие бидоны, взятые с сыроварни, и принялись наполнять котел новой порцией масла.
