В конце июля отряд готовился к нападению на Светлоструйское лесничество. Однажды вечером мы спустились к реке Голяма и, перейдя ее вброд, пошли через лес. Места здесь были холмистые, мы задыхались от бесконечных подъемов и поэтому часто устраивали привалы. К полночи нам едва удалось преодолеть половину пути до лесничества. Стало совсем темно. По листьям деревьев забарабанили крупные капли дождя. Ах, этот дождь!.. Решили устроить большой привал.
Весь следующий день отряд провел недалеко от лесничества. Нужно было соблюдать тишину, поэтому мы избегали лишних движений. К пяти часам Дед подобрал команду из нескольких человек и приказал нам взять у товарищей ножи и солдатские котелки. Георгий Чолаков повел нас лесом. Мы преодолели небольшой подъем с редкими сосновыми посадками, и перед нами раскинулись [162] тучные луга. Вскоре мы заметили среди них несколько словно бы прилепившихся друг к другу зданий - в них и размещалось лесничество. Вокруг работали люди.
Мы стояли на краю крутого склона, откуда начинался размытый дождями овраг. Георгий Чолаков решил выкопать там склад для продуктов. Мы принялись за работу.
Солдатскими ножами аккуратно срезали дерн и осторожно укладывали его на пальто Кочо Гяурова - нельзя было оставлять никаких следов, свидетельствующих о наличии склада. После этого мы сгребли землю котелками и высыпали ее на другие пальто, потом отнесли в овраг.
А в это время на наш дозор наткнулся молодой парень, работавший в лесничестве. Часовой задержал его, отвел в сторону и только после этого подал нам сигнал. Мы направились к нему. Парень узнал Георгия Чолакова и разволновался.
- В лавке лесничества есть хлеб и брынза. Я сейчас вам принесу! - тотчас же предложил он.
- Да у нас все есть. Мы не голодны, - ответил Чолаков.
- Дядя Георгий, мне хочется вам помочь... Мигом сбегаю.
И парень исчез среди деревьев. То, что его отпустили, противоречило всем правилам конспирации, но Чолаков оставался спокоен.
- Пусть поможет, раз ему так этого хочется. Ведь дело не в ломте хлеба и брынзы, а в сознании человека. Этот хлеб навсегда свяжет его с нами...
Через полчаса парень принес хлеб, брынзу и сахар. Должно быть, это были продукты, которые полагались ему как рабочему лесничества. Чолаков предложил ему деньги, но тот только оттолкнул его руку.
- Возьмите меня с собой, дядя Георгий! Не пожалеете...
- Сейчас мы не можем тебя взять, - отказал ему Чолаков. - Но если понадобишься, мы дадим тебе знать...
Остальная часть отряда присоединилась к нам после наступления сумерек. Солнце скрылось за ощетинившимися скалами Сютки. На поляны, на которых белели помещения лесничества, из глубоких оврагов наползал легкий туман, а затем и они утонули во мраке. Лучи угасавшего дня освещали только высокие вершины.
Дед и Георгий Чолаков отдали последние распоряжения, [163] и обе наши группы отправились на задание: предстояло прервать связь лесничества с селами и другими лесничествами, перекрыть дороги. Остальная же часть отряда, укрывшись в чаще, осталась ждать условленного часа для нанесения основного удара.
На востоке, куда ушла одна из наших групп, завязалась перестрелка. Мы переглянулись. До самого последнего момента в лесничестве не было полиции, а войска, охранявшие его, месяц тому назад были выведены. Сопротивление могли оказать только работники лесничества.
Чолаков приказал идти вперед, и отряд двинулся на поляны.
Из здания лесничества кто-то выстрелил в нас. Рассредоточившись, мы продолжали двигаться цепочкой. Наши выстрелы по лесничеству эхом разнеслись по всему лесу.
Ворвавшись через ворота, мы захватили здание и задержали всех находившихся там людей, но найти того, кто стрелял, так и не смогли.
Пока наша группа занималась этим, остальная часть отряда окружила другие здания и собрала всех людей в одном из помещений.
Обрадовавшись тому, что им уже ничего не угрожает, люди быстро пришли в себя и делали вид, что с большим вниманием слушают речь Атанаса Ненова. А может быть, и действительно слушали. Он говорил дерзкие, удивительные слова, одновременно зачаровывавшие слушателей и смущавшие их, слова, возвышавшие человека. Это был призыв к чистым сердцам и в то же время обвинение против равнодушных. Своим немного хриплым голосом, отчего слова его, казалось, звучали еще более выразительно, Ненов говорил о том, почему мы отказались от родного очага, от спокойствия отцовского дома и пошли проливать кровь, скрываясь в никому неизвестных оврагах и безлюдных лесах.
Завхоз лесничества открыл нам склад, где чего только не было - и продукты, и резиновые царвули, и взрывчатые вещества, и одежда. Мы начали набивать этим добром свои рюкзаки. В подобных случаях никто не жалел собственной спины, стремясь унести как можно больше. Да и как можно оставить такое богатство!
Вскоре пришли и те партизаны, что действовали к востоку от лесничества. Они были чем-то смущены и недовольны друг другом. [164]
- Почему устроили пальбу? - сурово спросил Дед.
- Дело в том... Вышли мы на дорогу, а нам навстречу трое неизвестных. "Стой!" - крикнули мы, а они сразу же открыли огонь и исчезли в темноте. Так и не удалось их поймать.
Штаб, предусматривая эту операцию, преследовал снабженческие цели. Но результаты ее имели и политическое значение. В селах чувствовалось небывалое воодушевление. В течение многих месяцев полиция утверждала, что наш отряд разгромлен и что, если через неделю или две оставшиеся в живых партизаны не сдадутся, они будут уничтожены. Убийство командира Второй оперативной зоны Георгия Жечева, разгром одного из отрядов недалеко от Фердинандово, ликвидация отряда Нено Стоянова, действовавшего за рекой Выча, а также и другие наши неудачи весной 1943 года отрицательно подействовали на часть населения. И вот благодаря проведенным операциям наш отряд доказал, что он существует и действует.
"...После вывода солдат, которые охраняли государственные лесничества, подпольщики получили возможность нападать на них, - писал в своем докладе Министерству внутренних дел начальник уездного управления полиции в Пештере. - По этому поводу и дважды докладывал в областное управление полиции и в предыдущем своем докладе подробно аргументировал необходимость охранять эти лесничества. Но меры не были приняты, и мы дождались того, что произошло.
26 июля в 21 час нападению подверглась лесопилка Новомахленской лесообрабатывающей кооперации в местности Дупка. В нападении участвовало человек десять партизан, в том числе несколько известных нам жителей Батака.
29 июля примерно в 21 час группа в составе 50-60 человек, среди которых были и три женщины, с различных сторон напали на Светлоструйское государственное лесничество... и забрали все запасы продуктов... 30 килограммов взрывчатки, 2400 штук капсюлей, примерно 700 метров бикфордова шнура.
После этого они собрали всех рабочих в одном из помещений, и там их руководитель выступил перед ними. Он говорил с едва заметным русским акцентом о причинах, заставивших их покинуть свои дома и уйти в горы. [165]
Они будто бы первые солдаты Отечественного фронта. Он говорил и о событиях в Италии, о свержении дуче и о том, что в настоящий момент Советская Армия наступает в направлении Орла".
Запомнилось и одно небольшое происшествие, которое теперь вызывает только снисходительную улыбку. Уже не помню, как стало известно, что один из партизан унес из пустого помещения лесничества часы. Часы, правда, были нам очень нужны, но понятия партизанской морали были слишком сильны в нас, наша совесть взбунтовалась, и мы чуть не переборщили в этом своем возмущении. Срочно собрали отряд. Сколько речей мы произнесли о недопустимости посягательства на личную собственность населения! А тот, "мародер", готовый провалиться сквозь землю, весь красный от смущения, только вздыхал и не смел даже поднять глаз. И вот, когда очередной оратор утверждал, что отряд не может мириться с подобными поступками, бай Никола Чолаков рассмеялся:
- В этом мире все так перепуталось, иногда пропадают человеческие головы и никто не может найти, так что же говорить о часах?..
Партизаны уловили его иронию, и, поскольку операция прошла успешно, вскоре все забыли о невинной краже.
