Жители Пештеры уже давно перестали гордиться своим земляком-царедворцем. Этого человека, несколько лет перед этим занимавшего пост премьер-министра Болгарии, просто забыли. Город жил легендами о Петре Велеве. Преследуемый в течение двух лет целой армией агентов, полицейских и солдат, не раз попадавший в окружение и перестрелки, он оставался неуловимым и невредимым. Простые люди верили, что его пуля не берет. Но полиция этому не верила.
- Знаем мы эти басни, - говорил уездный начальник полиции Гылыбов. - Я так с ним расправлюсь, что те, кто лишнее болтает, языки прикусят...
Через несколько дней Гылыбов вызвал из Пловдива "специалиста" по борьбе с подпольщиками и провел с ним целый день. Никого больше не вызывал, никуда не выходил, даже обед им в кабинет принесли. Только раз один из служащих вошел и оставил на столе десятка два досье. Пловдивчанин уехал только к вечеру.
На следующий день Гылыбов вызвал своих помощников и приказал им взять под усиленное наблюдение младшего брата Петра Велева - Бориса...
- Меня интересует не только то, встречается ли он с партизанами, но и его характер, его слабости... И не тяните с этим делом.
Агенты приступили к работе. Один из людей Гылыбова втерся в доверие к Борису, даже стал его приятелем. Прошло какое-то время, и Гылыбов приказал арестовать Бориса.
- Арестовать, но чтобы этого никто не видел и не слышал! Головой отвечаете, - уточнил он приказ.
Бориса ввели в кабинет. Гылыбов поднялся с места, заложил руки за спину, потянулся и дал знак арестованному сесть. Встал перед ним, похрустывая суставами пальцев - привычка, сохранившаяся с тех пор, когда он сам истязал свои жертвы. Арестованный побледнел, глаза его наполнились ужасом, он даже зажмурился...
- Сколько раз ты встречался с братом?
Арестованный молчал. У него дрожали руки, и он стиснул их между коленями. Гылыбов начал выгибать пальцы левой руки, прислушиваясь, как хрустят суставы. Он делал вид, что забыл о существовании арестованного, [158] на самом же деле выжидал момента, когда страх еще сильнее овладеет этим слабохарактерным человеком.
- Тебе дорога жизнь? - спросил Гылыбов.
Арестованный кивнул.
- Дорога... но когда ты пошел по стопам своего брата, то об этом не подумал... - сказал Гылыбов и повернулся к своим подручным: - Выжмите из него все, что сможете, а ночью его зароют среди камней на Малиновом холме!
- Нет! Пощадите! - вскочил арестованный. - Я все скажу...
- Словами жизнь не выкупишь. Мы и так все знаем. Уведите его!
Арестованный вскинул руки и закричал:
- Подождите! Умоляю!... Чего вы от меня хотите?..
От него потребовали убить брата - ни больше, ни меньше. И Борис согласился этой чудовищной ценой оплатить свою жалкую жизнь...
Он должен был застрелить брата из пистолета при первой же встрече. Но предателю этот план не понравился. Его брат смелый, очень ловкий и легко сможет его обезоружить. К тому же это будет слишком явным убийством.
Гылыбов пристально посмотрел на арестованного, хотел что-то сказать, но повернулся и сел за письменный стол. Потом взял сигарету, чиркнул спичкой, но она догорела у него в руках, а он так и не прикурил.
- И я не люблю грубой работы, - согласился он. - Пожалуй, яд в таких случаях - более подходящее средство...
В последние дни июня Петр вместе с несколькими партизанами побывал около Пештеры. Ночью возле старой электростанции они встретились со связными Гавраилом Йордановым и Николой Галановым. Закончив дела, пештерцы собрались возвращаться, но Петр их задержал. Расспросил об отце, о брате Борисе.
- Отцу твоему нездоровится. Ослабел он, исхудал... С трудом выходит на работу, - ответил Галанов и замолчал.
Петр снова спросил о брате. Галанов, прикрыв рот кепкой, глухо закашлялся. Где-то крикнула сойка. Гавраил повернулся к товарищу, сверкнув в темноте глазами: [159]
- Скажи ему! Зачем молчать?..
Галанов перестал кашлять и нахлобучил кепку на голову.
- Что-то не нравится мне Борис. Завел дружбу с секретарем уездного управления полиции. Сдается мне, совесть у него нечиста.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что он стал провокатором? - прервал его Петр.
Галанов не ответил. Над ними кружила летучая мышь. Гавраил отвернулся, и из-под его ноги покатился в реку камень.
- Ваши подозрения страшны... - проговорил Петр. - Не верю, чтобы мой брат связался с теми, кто хотел отправить меня на виселицу. Родная кровь...
Петр не послушался товарищей и в ту же ночь дал брату знать о себе, а тот - сразу же в полицию. Сообщил, о чем говорил с Петром.
- Ты предложил ему снова встретиться? - нетерпеливо спросил Гылыбов.
Борис закрыл ладонями лицо и хотел сесть, но полицейский схватил его за руки.
- Договорился ты с ним о новой встрече или нет? Если ты провалишь дело, сам господь тебе не поможет!
- Договорился... - чуть слышно ответил Борис и прикусил губу.
- Где?
- На винограднике за казармой...
Гылыбов радостно потер руки. Приказал отвести Бориса отдохнуть, а затем заняться его подготовкой к встрече с братом. Оставшись один, позвонил в Пловдив.
- Этот тип попался на нашу удочку, - доложил Гылыбов какому-то начальнику. - Да! Сегодня ночью! Дело верное! Хлебцы мне нужны к обеду... Вышлите с мотоциклистом...
С утра Петр и Георгий Шулев, широкоплечий парень из Каменицы, оставив других партизан в лесу, отправились на виноградник. Как и было условлено, после обеда к ним явился Борис. Он принес повидла и четыре небольших хлебца.
Петр и Георгий сразу же нарезали один из них - уж очень проголодались. Предложили и Борису ломтик, но тот сказал, что торопится: должен идти в кино с писарем полицейского управления. [160]
- Я специально все так устроил, чтобы полиция меня не заподозрила. Если опоздаю, начнут во мне сомневаться.
Борис обещал прийти на следующий день, быстро попрощался и спустился в город.
Не прошло и четверти часа после его ухода, как Петр и Георгий почувствовали озноб. Свело пальцы рук и ног. В глазах помутилось. Спазмы постепенно охватили все тело. Сковало челюсти.
Георгий выпил воды, и у него сразу же началась рвота. Ему стало совсем плохо, он упал. Петр чувствовал себя лучше и пошел к лесу, где их ждали остальные. Расстояние небольшое, а он добирался несколько часов. Когда добрел до партизан, миновала полночь. А предстояло еще вернуться, чтобы вынести Георгия.
В обратный путь с Петром пошел Тодор Узунов - Никита. Они спешили, но пришли на виноградник только на рассвете. О возвращении в лес не могло быть и речи, и, несмотря на очевидную опасность, они решили переждать день в винограднике.
Накануне Тодор ничего не ел. Он попросил Петра дать ему немного хлеба, и тот дал - ему все еще казалось, что они отравились черешней, которую ели перед тем, как принялись за хлеб. Виноградник принадлежал его отцу, и он решил, что полиция опрыскала черешню отравой. Тодор отрезал четвертушку хлебца, а остальное оставил товарищам.
Вскоре и Тодор ощутил озноб и боль в желудке. Он побледнел, потом посинел. Принесли воды, но это не помогло. И тут они заметили проходивший возле виноградника военный патруль. Чтобы до патруля не донеслись стоны Тодора, ему прикрыли рот кепкой. Он корчился и стонал, а потом затих. К утру он был мертв.
Петр и Георгий начали ножами рыть могилу, но тут заметили, что на винограднике появился один из сыщиков - Козаров. Следом за ним шли несколько полицейских. Они шли уверенно - яд надежное средство! Петр выстрелил, свалил Козарова. Полицейские тут же открыли огонь. Отстреливаясь, партизаны отступили в лес...
Они вернулись в отряд пожелтевшие, опухшие, с кругами под глазами, едва передвигая ноги. Петр опустился на землю и прошептал:
- Нас отравили... Тодор... [161]
Больше он ничего не смог объяснить, но мы поняли, какая участь постигла Тодора.
- Брат брата травит!.. - дрогнувшим голосом проговорил Петр.
Командир отряда Дед взял из руки Петра хлебец и спросил:
- Хлеб отравлен?
- Да...
- Отправим через надежных людей в Пловдив на исследование.
Петр едва прошептал посиневшими губами:
- Надо отправить.
Через несколько дней пришло подтверждение: "В хлебе обнаружен стрихнин".
Лагерь отряда в глубоком овраге над Пештерой мы назвали Никитиным биваком в память о Никите - Тодоре Узунове, простом рабочем из Каменицы.
Мы приговорили предателя к смерти, но тот исчез из Пештеры. После 9 сентября его арестовали и судили, но в народный суд явились близкие Бориса и умоляли пощадить его. Суд проявил снисхождение. Борис провел в тюрьме несколько лет и сейчас живет в соседнем с Пештерой селе - жалкий и презираемый людьми.
