Через несколько дней после этой операции группа партизан отправилась в Чепинскую котловину с задачей организовать снабжение продовольствием. Сотни полицейских и жандармов к тому времени блокировали горы вокруг Батака. Тронулись в путь ночью. Божан выслал вперед дозор - Ангела Чаушева и Георгия Джуркова из Батака, хорошо знавших эти места. Группа вышла на широкие поляны Картела. При лунном свете отчетливо вырисовывались хозяйственные постройки лесничества. Неожиданно раздались звуки бубенчиков и так же загадочно умолкли. Мы предположили, что где-то поблизости пасут скот, и продолжали двигаться вдоль леса. Пересекли шоссе на Беглику и повернули к лесному массиву - пора было передохнуть.
Все с ног валились от усталости, но Вела упорно шла [139] вперед. Ее тяготило долгое молчание, и, должно быть, поэтому она заговорила со мной:
- Весь народ должен знать о нас и последовать за нами, а мы вынуждены действовать втихомолку. - Она сделала паузу, словно прислушиваясь к своим словам, и добавила: - А эхо все равно разносится по всей стране...
Она хотела сказать еще что-то, но ее слова перекрыла пулеметная очередь. Засада! Вероятно, стреляли и из винтовок, но мы слышали только пулемет. Вспышки выстрелов виднелись где-то возле самой опушки леса.
Мы бросились на землю и открыли огонь. Кто-то застонал. Наш это или полицейский? Над головой вспыхнули осветительные ракеты, и в их мертвом свете все вокруг словно пришло в движение. Закружились тени от росших на поляне елей, и казалось, что постройки лесничества сначала приподнялись, а потом осели. Разорвалось несколько ручных гранат, и на нас посыпались комья земли. Я крикнул, что надо отходить, но мой голос прозвучал как-то странно и глухо, и мне показалось, что меня никто не слышит. На зубах скрипел песок.
Я выстрелил два-три раза, но даже не расслышал своих выстрелов. Партизаны отходили в чащу леса. На нас падали скошенные пулями ветки.
Я приподнялся, укрывшись за каким-то пнем, и огляделся.
Пулемет продолжал строчить, но поляна снова утонула во мраке. Вокруг меня в лесу двигались какие-то люди, но мне не удавалось их рассмотреть. Я слышал только шаги и тяжелое дыхание.
- "Дунай"!.. "Дунай"!..
Я еще несколько раз повторил пароль, но мне никто не ответил. А звук шагов удалялся в глубину леса. Я тоже начал пробираться в том же направлении. Наконец наткнулся на двух товарищей: Георгия Дарлокова и Димитра Зотева. У меня отлегло от сердца.
Мы направились к сборному пункту у пещеры за Чепино. Шли молча. Нас угнетала мучительная неизвестность: "Кто отстал? Где остальные? Многие ли погибли?.."
Страшные вопросы! Но кто мог ответить на них?..
Уже далеко за полночь мы напали на следы: через покрытую мокрым снегом поляну прошли люди, причем [140] в том же направлении, в котором двигались и мы. Прибавив шагу, мы вскоре догнали Велу, Геру, Кольо Гранчарова и Георгия Шулева.
Еще издалека мы вполголоса произнесли пароль - так, что его мог расслышать и понять только знающий. Нам ответили.
Вела и Гера шли рядом. В слабом лунном свете едва вырисовывались их фигуры, согнувшиеся, как мне показалось, не столько под тяжестью ноши, сколько из-за того, что только что пришлось пережить.
- Все ли в сборе? - спросил я.
Оказалось, что не все, но нужно было идти дальше...
К утру мы поднялись на какую-то вершину. Чепинская котловина виднелась где-то далеко в предрассветной сиреневой дымке. Май стоял холодный: в предыдущие дни то и дело начинал падать снег, но освещенная солнцем даль казалась нам иным миром - лучезарным и веселым.
Вела, обхватив колени руками, рассказывала о своих вчерашних переживаниях.
- Я в самом деле решила, что это конец... Где-то впереди раздался взрыв, и меня засыпало землей. Знала, что нельзя поднимать голову, и не поднимала. Осветительные ракеты вызывают такое ощущение, словно просвечивают тебя насквозь. Вдруг я заметила, что Гера рядом со мной, и сжала ей руку. В тот миг ее рука нужна была мне, а моя - ей... Не знаю, по каким признакам, но остро почувствовала: вас нет рядом. И вдруг кто-то идет навстречу. Приготовилась стрелять, но все же не нажала на спуск... Выпустила руку Геры, та тоже подняла голову в ожидании. При свете следующей ракеты заметила, что человек приближается очень осторожно. Можно было догадаться - это свой. Произнесла пароль, он откликнулся. Оказалось, это Кольо Гранчаров...
Помолчав, Вела продолжала:
- Мы последовали за ним. Идти было трудно - кругом слякоть, но я все время повторяла себе: нельзя отставать.
Она задумалась о чем-то. Потом снова заговорила:
- Человек иногда может бурно радоваться каким-нибудь мелочам. Но эта встреча с Кольо показалась мне чем-то огромным. Это было спасение! Обращаясь друг к другу, мы обычно говорим "товарищ", привыкли к этому [141] слову, а вчера, когда я по-настоящему осознала все его значение, почему-то не смогла его произнести!..
Я готов был объяснить эти слова Велы чисто женской чувствительностью и даже отнестись к ним снисходительно, но они вдруг заставили меня восстановить в памяти пережитые опасности.
Она сделала для меня настоящее открытие! Человек действительно может пережить взрыв радости по поводу чего-то незначительного, но после того, как ты спасся, после того, как снова вернулся к жизни, слова становятся излишними...
Наша группа состояла из восьми человек. Меня выбрали командиром. Я проверил у всех оружие. Продукты мы распределили так, чтобы их хватило как можно дольше.
25 мая дошли до Лепеницы и со всеми мерами предосторожности спустились к старому лагерю под пещерой. Все надеялись, что застанем там хоть кого-нибудь из своих.
Осмотрели весь лагерь и не обнаружили никаких следов. Поблизости мы когда-то спрятали мешок муки и мешок фасоли. Я пошел их искать, но вернулся с пустыми руками. Кто-то уже побывал здесь и забрал их.
- Наверно, это Иван Делания, - предположил Кольо Гранчаров.
Так звали пастуха, устроившего загон для овец на вершине Гарван. Гранчаров был с ним знаком и решил пойти к нему, чтобы выяснить, куда девались мешки, и заодно разузнать, что делается в селе. Вместе с ним пошел и Георгий Дарлоков.
Мы остались ждать их в лагере. Не прошло и двадцати минут, как в горах над нами раздался выстрел. В голове мелькнули мрачные мысли: полиция схватила кого-нибудь на Картеле, узнала, куда мы собирались идти, и устроила нам новую западню. Мы приготовились к бою.
Весь день прошел в напряженном ожидании. Кольо Гранчаров и Дарлоков так и не вернулись... Мы ждали их до наступления сумерек.
На следующий день опять никто не появился. К вечеру Димитр Зотев попросил отпустить его. Человека явно тянуло в Разлог.
- Здесь осталась одна зеленая молодежь. Мне нечего делать с вами, - признался он. [142]
Зотев говорил правду, но выбрал для этого неподходящий момент. Мы переглянулись. Тот понял, что совершает неблаговидный поступок, и опустил голову. Он ждал, что мы ему скажем. Но слова были излишними.
И Зотев ушел от нас. Он ушел притихший, ставший вдруг нам чужим, и у Лепеницкой пещеры стало еще более одиноко.
