Жизнь в отряде протекала совсем как в казарме. Вставали рано, всегда в один и тот же час, обязательно делали утреннюю зарядку. После завтрака до обеда проводились занятия: мы изучали оружие, занимались строевой и огневой подготовкой. Учебным плацем для нас была поляна перед землянкой, которую мы предварительно разровняли и периодически очищали от снега. А когда места на ней не хватало, превращали в учебный плац и соседние поляны.
Командиры часто поднимали нас по тревоге, причем именно тогда, когда мы меньше всего этого ожидали.
Стояла непроглядная ночь. Все, кроме дневальных, спали. Слабый свет керосиновой лампы едва мерцал в маленьких, почти засыпанных снегом окошках.
И вдруг:
- Подъем! Тревога!..
Каждый знал свое место, свою задачу. Одевались в два-три счета. Труднее приходилось с царвулями{18}, ведь ботинок почти ни у кого не было. Одной рукой хватали оружие, другой - рюкзак... Казалось, даже застоявшийся воздух землянки приходил в движение от нашей спешки.
И вот самые проворные, выскочив из землянки, уже заняли свои места на "плацу". Что нас ждет? Зарядили ружья. Каждый понимал, что станет с отрядом, если его обнаружат в таком снегу... Дед отдавал команды "мягким голосом", то есть шепотом. Надо было уходить. Шли по глубокому снегу. Никто не решался задавать вопросы. Как удалось обнаружить отряд? Удастся ли нам уйти от преследования? Цепочкой, друг за другом, мы пробирались между деревьями словно тени.
Но вот мимо пробежали связные. Передали приказ: "Уничтожить врага, укрепившегося на высотке". Значит, тревога учебная! Какой может быть враг в такую ночь, [100] да еще на этой вершине! У нас отлегло от сердца, даже голова закружилась от радости. И мы рвались на приступ, чувствуя необыкновенную силу и легкость. Казалось, могли бы преодолеть и еще одну вершину - ведь впереди нас ждала теплая землянка, свежеиспеченный хлеб и ставший таким привычным запах керосиновой лампы...
Послеобеденные часы - от 2 до 4 - мы объявили "мертвым часом". Придумали его бывшие политзаключенные Атанас Ненов, Петр Велев и Асен Минчев. Во время этого "мертвого часа" каждый занимался чем хотел, но обязательно должен был соблюдать тишину.
По вечерам мы слушали передачи радиостанции имени Христо Ботева. Георгий Йовков, умевший неплохо рисовать и красиво писать, аккуратно переписывал печатными буквами сводки Совинформбюро. Ему вменили это в обязанность, работа ему нравилась, и он делал все с большим старанием.
Среди нас нашлись добровольные повара, сапожники, портные, никогда в жизни не бравшиеся за шило или поварешку, но охотно взявшиеся за изучение и этого ремесла. Некоторые преуспели в этом до такой степени, что к весне уже вполне могли сдавать экзамены на мастера.
По инициативе молодежи мы организовали курсы марксистско-ленинской подготовки. Лекторами стали Тодор Коларов, Георгий Кацаров, Нено Стоянов и Атанас Ненов, который был руководителем курсов. Ненов закончил факультет журналистики в Москве и уже благодаря одному этому считался самым подкованным товарищем. Мы даже испытывали известный страх перед ним. На занятиях он подолгу беседовал с нами, объясняя самые разные вопросы.
Запомнились и наши вечерние прогулки. Каждый торопился выбраться из землянки и выйти на воздух. Группами по два-три человека мы собирались на поляне - заходить за тропинку, опоясывавшую кольцом наш лагерь, не разрешалось. На ней не должно было оставаться следов, это было нечто вроде контрольно-следовой пограничной полосы. Если бы случайный человек попал сюда, ему пришлось бы перейти через эту тропинку-полосу, и тогда охрана сразу обнаружила бы следы незваного гостя.
В эти вечерние часы горы замирали, теряя свои очертания, и, может быть, поэтому мы острее чувствовали нашу [101] близость друг к другу. Каждый испытывал необходимость выговориться, и мы беседовали о самых разных вещах. Все становились мечтателями, и нас не покидало обманчивое чувство, что в горах мы пробудем всего лишь месяц-другой. Так не хотелось задумываться о том, что нас ждет впереди! Наш поэт Евгений Команов во время прогулок мечтал о будущем - фантастическом, как сказка. Борис Стамболиев слушал его разинув рот и, возможно, завидовал, что не может сам так рассказывать. Увлекшись, Евгений то и дело взмахивал головой, и его гладкие волосы выбивались из-под старенькой кепки... А Георгий Йовков предпочитал одиночество. Накинув на плечи полушубок, он удалялся от нас своей медлительной походкой, никак не соответствовавшей его неспокойному нраву. Атанас Ненов, ходивший в деревенских штанах и поношенной куртке на молнии, наоборот, стремился быть среди людей, и в вечерние часы его можно было видеть и с пожилыми, и с молодыми.
Снег поскрипывал под ногами, а вокруг - мрак и тишина. Только белки время от времени перепрыгивали с ветки на ветку или под тяжестью снега с треском обламывался какой-нибудь сучок...
