Наконец пришло сообщение, что мне следует отправиться в Чепинскую котловину. Мы с Кочо собрали вещички и еще в обед пошли в Лыджене. Путь преодолели, даже не заметив усталости: ведь мы шли в свой родной край.
К вечеру подошли к селу Ветрен дол. Нам предстояло установить связь с одним из местных товарищей и на следующее утро отправиться дальше.
Из Еледерского ущелья повеяло холодом. Солнце садилось за острые вершины Милевой скалы, и его заходящие лучи осветили вершины над Паталеницей и Ветрен долом. Тени от Милевой скалы упали на Варварскую гряду гор, и те показались нам недоступными и неприветливыми.
По дороге в село двигались телеги - люди возвращались с работы.
Связной должен был ждать нас у шоссе почти при въезде в село. Сказали, что он будет держать в руках букетик цветов и насвистывать песню "Пошла Лалка на виноградник". Мы дошли почти до самого села, но нужный человек нам так и не встретился.
- Может быть, он ждет нас в селе? Пойдем дальше, - предложил Кочо.
Мы всматривались в каждого молодого парня, но нашего связного среди них не было.
Навстречу шел полицейский. Едва ли мы могли вызвать у него какие-нибудь подозрения, но, невольно связав [42] его появление с провалом явки, предположили самое плохое. У страха глаза велики, и нам мерещилась опасность даже там, где ее не было.
Мне показалось, что полицейский еще издали уставился на нас и, приближаясь, замедлил шаги. А он равнодушно оглядел нас и прошел мимо, даже не обернувшись. Вскоре он скрылся в одной из сельских улиц.
Мы облегченно вздохнули. Потом уже, когда мы стали постарше и поопытнее, пережитые в Ветрен доле страхи вызывали у нас только улыбку...
Итак, связи с Ветрен долом не было, и мы через железнодорожную станцию отправились в село Варвара, приютившееся у подножия крутой горы. Но и там не встретили парня с букетиком цветов. Вечерело, и дома и все вокруг уже теряли свои очертания...
Куда же теперь? Перед нами вздымалась горная круча, казавшаяся непреодолимой. Лес стоял неприветливый и холодный. У нас не было еды, нечем было укрыться от холода, да и дороги мы не знали. Решили подождать у околицы, - может быть, появится наш парень. И он действительно появился, почти бегом прибежав со станции. Он, оказывается, был в городе, опоздал на нужный поезд и отправился в село Варвара, чтобы перехватить нас по дороге. Все это он рассказывал, едва переводя дыхание, но мы слушали его с каким-то недоверием. Нам казалось сомнительным, чтобы в подобной ситуации можно было опаздывать на поезд. Однако мы не стали ему ничего говорить.
Переночевали у бай Асена Бонева в селе Варвара, а на следующий день еще на зорьке отправились в путь. Бай Спас, брат Асена Бонева, проводил нас до местности, прозванной "Фенер", показал нам, куда идти дальше, и сказал:
- Ну, ребята, будьте осторожны, потому что всюду, где вы прошли, вы заронили искры большого пожара.
Мы снисходительно улыбнулись и ответили что-то в том роде, что это земля горит под ногами у властей. А бай Спас серьезно сказал: если не удержать огня в очаге, он может добраться и до крыши...
Дорога оказалась очень трудной: то глубокие овраги, то крутые холмы. Шли весь день, но только к вечеру, падая от усталости, очутились у села Корова. Перед нами расстилалась знакомая Чепинская котловина. Над [43] долиной стлался легкий туман, струясь голубоватым дымком, а за сосновой рощей краснели черепичные крыши Лыджене. Под Бабиным холмом раскинулся наш квартал. Никогда еще он не казался мне таким близким и в то же время таким далеким. Дальше тянулась сероватая полоска шоссе и Чепинская котловина с ее минеральными источниками и речушками. Даже почудилось, что с реки доносятся глухие удары вальков...
С того дня, как мы начали скрываться, наши семьи ничего не знали о нас, и предстоящая встреча сильно нас волновала. В селах распространялись самые противоречивые слухи, причем один страшнее другого.
К полуночи мы добрались до нашего дома. Улица была безлюдной. Я приоткрыл ворота и переступил через порог. На веревке под старой грушей сушились дорожки, которыми мать застилала пол. Прислушавшись, мы с Кочо поднялись по пологим ступенькам лестницы.
Только я вошел в коридор, как передо мной появилась мама. Даже темнота не могла скрыть ее волнения. Она порывисто схватила меня за руки, прижала к себе, и я почувствовал прикосновение ее мокрого от слез лица.
- Так и знала, что это ты! Как только скрипнули ворота, сказала себе: это Атанас...
В сущности, она ждала меня каждую ночь, и, когда бы я ни пришел, мама поверила бы, что это сбылись ее предчувствия. Она говорила еще что-то, радостная и растерянная, потом отвела нас в комнату и стала хлопотать об ужине. Несмотря на сильную усталость и голод, от которого кружилась голова, я с деланным безразличием произнес:
- Не надо беспокоиться, мы не голодны...
Мама сделала вид, что не услышала моих слов. Вышла во двор, спустилась в погреб и вскоре вернулась оттуда с двумя полными мисками. Потом нарезала хлеб, села в сторонке и, пока мы ели, глаз не сводила с нас. Губы ее вздрагивали от волнения. Я заметил, что волосы у мамы уже начали седеть, а на лице появились глубокие морщины... Мы легли спать, а ей все не хотелось уходить от нас. Потом во дворе осторожно скрипнули ворота - в ту ночь мама не один раз выходила на улицу, чтобы посмотреть, все ли спокойно и не грозит ли нам какая-нибудь опасность. [44]
На следующий день, установив связь с районным комитетом партии, мы ушли из дома. Мама едва сдерживала слезы, но все же нашла в себе силы сказать:
- Раз уж вы пошли по этому пути, то идите до конца. Только смотрите не попадитесь властям, они убьют вас...
Ветхая ограда жалобно поскрипывала от порывов ветра. Над вершинами Арапчал и Острец тревожно мерцали яркие звезды...
http://militera.lib.ru/memo/other/semerdzhiev_a/02.html
Док. 623688
Перв. публик.: 15.02.80
Последн. ред.: 31.03.10
Число обращений: 0
Атанас Семерджиев. Во имя жизни
|
