Я уже не помню, кто привел меня в дом Петко Минчева из Пиштигово. В предчувствии новых арестов мы поспешили выбраться из Пазарджика и отправились в путь. Ночь выдалась непроглядная, одна из тех бесконечных ночей, когда дождь льет не переставая, кругом непролазная грязь и вся Фракия кажется сплошной черной бездной.
У самого моста через реку Луда-Яна нас стал нагонять верховой. Копыта глухо ударялись о влажную землю, и казалось, что их специально обмотали тряпками. Мы присели на корточки неподалеку от дороги, и верховой нас не заметил, но лошадь, заржав, шарахнулась в сторону. Наездник выругался и поскакал дальше. Куда он направился? Нас гнали полицейские преследования, а кто гнал его в это мертвое поле?
В село добрались после полуночи. Обойдя стороной одноэтажное здание общины, попали в узкий переулок. И тут на нас с лаем набросились собаки. Им стали вторить собаки и на соседних улицах. Со стороны общины нас окликнул караульный. От его резкого, грубого окрика у меня мурашки побежали по спине.
Мы проскочили через чей-то двор и постучали в ворота, видимо, только недавно побеленного дома. Кто-то показался в окне и, ни о чем нас не спрашивая, поторопился ввести в сени. Зажглась лампа.
- Добро пожаловать! - встретила нас пожилая женщина с живыми глазами.
Она наскоро набросила на себя вытянувшуюся вязаную кофту и теперь застегивала пуговицы. Мы вошли в комнату, и тут я заметил, что у меня все ботинки в грязи, смутился.
- Ничего, ничего! Пусть душа будет чистая, а что на ботинках грязь, так это не страшно...
Хозяином дома оказался Петко Минчев, широкоплечий мужчина с таким же добрым лицом, как у его матери, бабки Марии. Говорил он ровным голосом и слегка нараспев.
Появилась и его жена. На вид ей было не больше тридцати пяти лет. Мелкие темные кудряшки спускались ей на плечи. Она посмотрела на меня своими светлыми [31] глазами и так же приветливо, как и бабка Мария, поздоровалась.
Я к тому времени обошел уже с полдюжины сел, во многих домах меня встречали хорошо, но здесь приняли с какой-то особенной теплотой. А позже я узнал, что очень многие люди, вынужденные скрываться, так же, как и я, находили здесь приют и их встречали подобным образом.
Пока я разувался и приводил себя в порядок, бабка Мария приготовила ужин и пригласила меня к столу.
- Бедная твоя мама! Представляю, как она о тебе тревожится, - вздохнула она. - Жива ли?
- Жива, - ответил я.
Она продолжала расспрашивать, но из соображений конспирации мне приходилось обдумывать каждое слово, чтобы не стало ясно, кто я и откуда. А ей, как и всем тем, кто скрывал нас у себя, нечего было таиться. Через неделю-другую мне придется покинуть их дом, и никто не узнает, куда я отправился. Но они-то не могли исчезнуть, они останутся в этом доме, и их судьба - в моих руках и в руках десятков других людей, нашедших здесь приют.
Я провел несколько дней в доме секретаря партийной организации бай Гурко Карабаджакова и у других пиштиговских коммунистов, но потом снова вернулся к бай Петко Минчеву и оставался там продолжительное время. К дому был пристроен хлев, и это создавало такие удобства в случае необходимости исчезнуть, что я иногда задавал себе вопрос: уж не специально ли предусмотрен этот тайный выход.
В конце февраля 1942 года мне в руки попала пловдивская газета "Борба". Внимание привлекло коротенькое сообщение, словно бы случайно попавшее на последнюю страницу в рубрику "Хроника". Газета извещала, что в камере пловдивского полицейского управления повесился арестованный Алексий Колунчев, против которого были собраны сведения, уличавшие его в причастности к Батакскому партизанскому отряду.
Через несколько дней бай Петко вернулся с новостями, которые заставили нас еще раз заговорить о Колунчеве и Батакском отряде.
Колунчев провел в отряде всего лишь полтора месяца. Осенью 1941 года отряд оставил свой район и направился [32] в пазарджикские села. Партизаны прошли черед Ракитово, Дорково, Ветрен дол, Злокучане, станцию Саранбей и добрались до Карабунара. Проводниками были местные жители - помощники партизан.
Однажды после долгого пути отряд разбил лагерь под Хайдугдской скалой у самого шоссе, ведущего в Беглику. Скала низко нависала над дорогой и была похожа на пасть огромного животного. Товарищи Колунчева разошлись, занявшись своими делами, а его оставили одного.
Вернувшись, партизаны никого не обнаружили в лагере, а нашли только записку. В ней Алексий Колунчев объяснял, что из-за своей покалеченной ноги будет всем только обузой и не сможет идти наравне с другими, поэтому он решил вернуться в родное село и укрыться там. Под полом у себя дома он вырыл убежище, а чтобы не сидеть сложа руки, стал портняжить.
Рассказывали, что все случилось из-за его детей. Он послал их в лавку купить пуговиц и ниток, а те, когда их спросили, признались, что покупают их для отца. На следующий день полиция схватила Колунчева. Его подвергли жестоким избиениям: били в грудь, по ступням, по изувеченной ноге. Мучили несколько дней, и он не выдержал. Так стали известны имена многих помощников партизан. Полицейская машина заработала на полный ход. Зацепившись за нить, ведущую через Ракитово и станцию Сараньово, не составляло большого труда добраться и до Карабунара, где скрывался отряд.
Полиция опубликовала сообщение о самоубийстве Алексия Колунчева с определенной целью - это должно было успокоить тех, кому угрожал арест, и тогда их можно было бы схватить в собственном доме.
Рано утром 27 февраля полиция арестовала Алексия Климентова из Батака, Ангела Марина и Ангела Казакина из Ракитово. Их жестоко избили и увезли в Пловдив. Торопились, чтобы не упустить следующих.
5 марта арестовали Косту Илиева со станции Саранбей. Когда его втолкнули в полицейскую машину, он в глубине ее увидел лежавшего на полу Владо Георгиева из Злокучане. Лицо его стало неузнаваемым, голова в крови...
Владо был по-юношески впечатлительным, от любого пустяка приходил в волнение, и тогда его покрытые первым [33] пушком щеки заливал яркий румянец. Резкие, порывистые движения делали его угловатым и неловким. Владо был студентом, но по заданию своей организации ему часто приходилось бывать в селе. Осенью 1941 года он встретился с Батакским отрядом около Злокучане и проводил партизан почти до Карабунара. Полиция дозналась об этом. Его схватили, избили до полусмерти, но Владо молчал.
Однажды ночью ему завязали глаза и вывели из камеры. По свежему ветерку, пахнувшему в лицо, он понял, что они выходят на улицу. Почувствовал запах бензина - какая-то машина работала на малых оборотах. По булыжнику гулко раздавался топот подкованных сапог. Его схватили под руки и втолкнули в машину. По спертому воздуху Владо догадался, что в ней находится много людей. Потом с шумом включили скорость, грузовик дернулся пару раз и тронулся. Владо был уверен, что его везут на расстрел, и мысленно уже прощался с жизнью.
Примерно через час они остановились на околице какого-то села. Полицейские выволокли Владо и сняли с глаз повязку. Кругом - тихая ночь, усыпанное звездами небо и запах влажной земли. Все это было до боли знакомым и явственно напоминало о другой, ушедшей куда-то далеко-далеко жизни. Но вдруг грубый окрик заставил его вздрогнуть:
- Хватит пялить глаза! А ну топай!..
И Владо пошел. Неоштукатуренные дома, окруженные кирпичными оградами дворы. Село показалось ему чем-то знакомым, но он никак не мог вспомнить, где находится. В его сознании все перепуталось, и мысли терялись в хаосе какой-то нереальности.
Владо старался идти медленно, чтобы выиграть время, но услышал за спиной:
- Шагай, шагай! Ты сам для себя выбрал этот путь...
Улица пошла под уклон. Впереди темнел овраг, вырисовывались неясные очертания старых верб. И неожиданно все встало на свои места - и дома, и дворы, и деревья. Владо понял, что находится в Карабунаре, недалеко от дома Кольо Бечева, и почувствовал, что на лбу проступил холодный пот. "Так вот оно что! - пронеслось у него в голове. - Ведь Батакский отряд принял от меня [34] Кольо". Его остановили. Перед ним стояли полицейский офицер и человек в штатском.
- Вы знакомы с Кольо Бечевым? - спросил штатский.
- Знакомы, конечно, ведь мы двоюродные братья.
"Нельзя допустить, чтобы его схватили, - мучительно думал Владо. - Что же делать?.."
Агент снял с него наручники, подтолкнул в плечо:
- Ну, профессор, пошли.
Офицер отдал какие-то распоряжения полицейским. Владо заметил, что двое спрятались около моста, часть скрылась в тени верб. Остальные стали окружать дом Бечева.
Владо поставили перед дверью, и один из агентов крикнул:
- Кольо! Выйди на минутку!..
Бечев, как будто только этого и ждал, показался в дверях нижнего этажа. Владо так и замер. Следовало что-то предпринять, иначе...
- А где же Кольо? Разве его нет дома? - с расстановкой произнес Владо и выразительно посмотрел на Бечева. Кольо остановился, сделал шаг к воротам, но, заметив, что Владо не один, быстро вернулся в дом.
- А этот кто? - тихо спросил агент.
- Дальний родственник, он приезжает к ним иногда.
- Профессор, смотри, ведь ты у нас в руках!
Владо не ответил.
А Кольо Бечев между тем, перебравшись в сарай позади дома, ускользнул через сад и исчез в темноте...
http://militera.lib.ru/memo/other/semerdzhiev_a/02.html
Док. 623684
Перв. публик.: 15.02.80
Последн. ред.: 31.03.10
Число обращений: 0
Атанас Семерджиев. Во имя жизни
|
