Вскоре совсем похолодало, и древний город стал неуютным и мрачным. Остров, оголившийся и одинокий, окутал туман, наплывавший по утрам с рек Марица и Тополница. На рынке собиралось много народу. Крестьяне в овечьих тулупах суетились среди лотков и о чем-то шушукались между собой. Тут же сновали спекулянты и тайные агенты. По мостовой с неимоверным шумом проезжали телеги и фракийские брички. Иногда их заглушали [16] звуки немецких маршей, после чего следовали специальные сообщения главной ставки фюрера. У булочных выстраивались в очередь за хлебом мужчины и женщины с хмурыми лицами. В руках у всех были только что введенные хлебные карточки какого-то лилового цвета.
Положение в гимназии становилось все более тяжелым и опасным, а нам поставили новые задачи: собирать оружие, создавать боевые группы из учеников, подготовиться к вооруженным операциям. Пришло время перейти от слов к делу. И мы сделали этот шаг, не слишком задумываясь, потому что были молоды и воодушевлены величием своих идей. Мы и предположить не могли, что за эти дела придется расплачиваться жизнью.
Хмурым декабрьским утром мы шли в гимназию. Нас догнал Бырзьо Боянов. Он был небольшого роста, с болезненно бледной кожей лица, которую подчеркивала редкая черная бородка. Бырзьо болел малярией, и, наверно, поэтому его веки все время нервно подергивались, а брови вздрагивали и подымались вверх. Он ходил чуть-чуть сутулясь, делая несоразмерные своему росту огромные шаги, и энергично размахивал руками. Шинели у него не было, и он засунул руки в карманы, крепко сжимая под мышкой тетради и учебники. В этот день ему предстояло провести нелегальное собрание в одной из ремсистских групп в его классе.
После обеда Бырзьо встретился в маленьком сквере с двумя из своих ребят. Один из них - высокого роста, с небольшой птичьей головой и длиннющими, как палки, руками - был Васил Матев.
Они заранее договорились провести собрание на квартире одного из гимназистов из села Калугерово, но Бырзьо переменил свое решение. Счел, что будет более надежным провести собрание у него на квартире.
- Я не согласен! - резко возразил Матев. - Если вы без конца будете менять место, я совсем не пойду.
Второй парень тоже колебался. Бырзьо хотел, чтобы собрание обязательно состоялось, и поэтому уступил. Откуда ему было знать, что всего лишь за час перед этим Матев побывал у начальника тайной полиции Мачо Генова.
- Хорошо! - согласился Бырзьо. - Идите по направлению к городскому саду. Там и подождете меня...
И он отправился к себе домой, не заметив, что какой-то [17] человек в пальто и кепке вышел из казино при читальне "Виделина" и направился следом за ним.
К четырем часам ремсисты собрались на квартире парня из Калугерово. Бырзьо вытащил листовку с протестом против использования болгарских войск в оккупационных целях. Но не успел он прочесть и первой страницы, как распахнулась калитка, и во двор вошли полицейские. Кто-то вскочил со своего места и опрокинул стул.
Листовка оставалась лежать на столе. Матев схватил ее и спрятал в карман.
- Ты что делаешь?!
Бырзьо вырвал у него листовку и засунул ее в трубу потухшей печки. Вытерев о брюки перепачканные сажей руки, он заставил себя совершенно спокойно произнести:
- Мы собрались, чтоб заниматься по физике...
По деревянной лестнице загромыхали сапоги, дверь распахнулась, и в комнату ворвались полицейские.
- Вы что здесь делаете? - спросил один из них. Судя по всему, полицейские выполняли приказ стоявшего позади человека в штатском.
- Готовимся к контрольной, - ответил Бырзьо.
- Посмотрим... - многозначительно проговорил тот, что стоял сзади.
Они перерыли постели, ящики стола, книги, печку. Остался только буфет. Бырзьо уже готов был торжествовать, решив, что все сошло благополучно, но парень из Калугерово, живший в этой квартире, вдруг побледнел. Полицейские открывали дверцы буфета. На одной из полок лежал хлеб. Когда его вынули, то обнаружили под ним старые листовки, написанные красными чернилами. Агент отошел к окну, начал читать и громко рассмеялся:
- Ничего себе контрольная...
Уже темнело. Учеников повели по безлюдной улочке в уездное управление полиции...
Новость об этом аресте быстро распространилась по городу. Среди ремсистов явно чувствовалась растерянность. Прежде всего встал удручающий, мучительный вопрос: почему полиция появилась в квартире именно в то время, когда там шло собрание?
Матева вскоре выпустили. Мы встретились с ним на улице возле офицерского клуба. Обрадовавшись, что видим его на свободе, мы бросились к нему: [18]
- Вас выпустили? Что случилось?..
Лицо его покрылось краской, хотя он держался самоуверенно и всем своим видом старался показать, что нет ничего удивительного в том, что ему удалось вырваться из полиции.
- Одного меня выпустили. Ради отца. Вы же знаете, какие у него связи в городе... - начал объяснять он.
Это показалось нам не очень правдоподобным. В полиции его наверняка хорошо проинструктировали, прежде чем выпустить. Матев почувствовал наше недоверие и торопливо заговорил:
- Через день-два выпустят и остальных. Это я понял из слов начальника, говорившего по телефону.
Больше мы с ним не разговаривали. Какое-то смутное беспокойство затаилось в нашем сознании.
В тот же вечер был арестован Иван Пашов - один из руководителей ремсистской организации в гимназии. Стало ясно, что в наших рядах действует провокатор. Тогда-то мы и вспомнили о Матеве.
Последующие дни мы провели в напряженном ожидании. Угроза ареста нависла над многими из нас. И вечером, возвращаясь домой, и утром, когда шли в гимназию, и просто на улице мы все ждали, что вот сейчас подойдет какой-нибудь человек в светлом плаще, небрежно похлопает по плечу и скажет:
- Шагай впереди меня!
Опекуном Ивана Пашова и Методия Хаджийского, двух ребят из села Лесичево, являлся Динко Баненкин. Тогда я не мог бы одним словом охарактеризовать человека с таким, как у него, даром привлекать людей. Теперь я знаю - он был обаятельным человеком. Преследуемый нищетой, он покинул Лесичево лет десять тому назад и работал в Пазарджике трактирщиком. Его небольшой трактир напротив городского сада служил нам чем-то вроде партийного клуба. Там собирались учащиеся и рабочие не только для того, чтобы поесть в долг или "на коммунистических началах" - то есть бесплатно, но также чтобы узнать новости, незаметно получить свежий номер газеты "Работническо дело"{7} или же посылку и письмо из дому. Баненкин объединял вокруг себя [19] лесичевскую молодежь, а нас, ремсистов из Чепино, спаяли с ними общие идеи, романтика опасных дел, так что более "благоразумные" люди и их и нас называли сорвиголовами. И еще нас с ними объединяли уважение и любовь к Динко.
Через два-три дня после ареста наших товарищей Динко в качестве опекуна Ивана Пашова отправился к директору гимназии и потребовал объяснений по поводу его ареста.
- Почему вы допускаете, чтобы полиция забирала ваших лучших учеников? В чем обвиняют Ивана?
- Полиция передо мной не отчитывается. Вероятно, есть какие-то причины, - солгал директор. - Его уже собирались освободить, но дело неожиданно осложнилось. Хаджийский, соученик и сосед Ивана по квартире, перестал посещать занятия и скрылся. А это кое-что да значит...
Методий Хаджийский - секретарь ремсистской организации в средних школах города - перестал приходить на занятия еще до ареста Ивана и где-то скрывался. Но в тот день по указанию Динко Баненкина он временно появился у себя на квартире.
- Неправда! - возразил бай Динко. - Методий у себя дома и готовит уроки. А не приходил в школу, потому что болел.
На этом разговор закончился. Едва Баненкин вышел, директор поднял телефонную трубку:
- Дайте мне побыстрее уездное управление полиции! Алло, алло... Это начальник тайной полиции?.. Господин Генов, Хаджийский у себя на квартире. Поторопитесь!
Динко принял меры, чтобы раскрыть предательство директора, и вовремя предупредил Методия об опасности. Едва успев выскочить из дому, Хаджийский столкнулся с полицейскими, которые должны были арестовать его.
- Тебя как зовут, парень? - спросил Методия один из них.
- Иван Пепечков.
- А не знаешь ли, где живет Методий Хаджийский из Лесичево?
- Хаджийский? Да вон там...
Методий показал на неоштукатуренный одноэтажный дом, в котором жил. Полицейские направились туда, а он поспешил скрыться, свернув в первый же переулок. [20]
Новость о том, что Хаджийский вынужден скрываться, в тот же вечер распространилась среди учеников, и он сразу стал для нас героем. Около квартир, где жили учащиеся, начали рыскать агенты и полицейские. Зашевелились легионеры{8}, но нас это уже не смущало. Динко вернул нам веру в себя и смелость.
На следующий вечер на квартиру, где я жил вместе с Кочо Гяуровым, пришел Любен Димчев. После ареста Пашова и ухода из города Хаджийского на него легла вся ответственность за руководство ремсистской организацией в средних школах города. Он явился без шапки, в расстегнутой шинели, весь перепачканный и раскрасневшийся от быстрой ходьбы. Димчев сообщил нам приказ "сверху" последовать примеру Методия и, явно огорченный тем, что ему пока предстояло оставаться в городе, молча распрощался с нами. Его шаги затихли в темноте, и в нашей каморке все словно замерло. Кочо, не промолвив ни слова, принялся собирать все необходимое. Молчал и я - в такие минуты совсем не до разговоров.
