Интервью Топильской Елены Валентиновны в рубрике "профессионалы" N6-2006
Предложим вам небольшой тестовый вопрос: каким рисуется портрет следователя по особо важным делам при прокуроре города? И не просто города - а Санкт-Петербурга... "Криминальной столицы" нашей страны, как с нелегкой руки киношников стали называть этот удивительный город.
Нет. Неправильно. Это не сорокалетний, крепко сложенный мужчина с умными и цепкими глазами. Разве что - глаза. Они, действительно, очень умные. И веселые... И добрые...
Елена Валентиновна Топильская известна сегодня в основном как автор рейтинговых детективов и, главное, сценариев одного из самых популярных телесериалов телеканала "Россия" - "Тайны следствия". Но "следователь по особо важным делам при прокуроре города" и "заместитель прокурора" - это из ее послужного списка. Мягкая, женственная, остроумная... Это тоже про нее. Про прокурора, расследовавшего самые громкие в городе дела по организованной преступности, по маньякам-садистам. Это она в течение семнадцати лет арестовывала и допрашивала опасных преступников, осматривала кровавые трупы, ездила за убийцами в "горячие точки".
Книги Топильской о следователе Марии Швецовой легли в основу сценариев "Тайны следствия".
При первом знакомстве мне показалось, что Анна Ковальчук, исполнительница главной роли женщины-прокурора, чем-то неуловимым похожа на Елену.
Или это уже самовнушение?..
Хотя довольно быстро забылось, что разговор идет с известной писательницей - передо мной сидел увлеченный, азартно и "вкусно" рассказывающий о своем любимом деле профессионал. "Следак"...
- Елена Валентиновна, чем же все-таки отличается работа следователя прокуратуры от работы следователя уголовного розыска?
- Начнем с того, что должности следователя уголовного розыска просто нет. Есть оперуполномоченные. Задача следователя - производить все процессуальные действия: допросы, предъявления обвинений, осмотры, обыски. Все, что в "дело" ложится, - обязанности следователя. А работа уполномоченного - за кадром. Как бы... В фильмах мы все видим на экране, но только потому, что это необходимо для развития сюжета. В действительности же результаты ложатся в совершенно другую папку. Как правило - в секретную, которая не приобщается к материалам главного дела. Когда я начала писать сценарий к сериалу "Тайны следствия", режиссер Илья Макаров перед тем, как приступить к съемкам, попросил:
- Своди меня в милицию. Хочу антуража понюхать, посмотреть, как выглядит то место, где будут работать наши герои.
А я ему:
- В милицию, если хочешь, сходим, но сначала в прокуратуру.
- Зачем?
Пришлось популярно объяснить, что, мол, главный герой у нас - следователь прокуратуры. Да и все действие происходит именно в прокуратуре. Мол, может быть, все-таки сходим? А он удивился:
- А зачем вообще прокуратура нужна? Там что, тоже что-то расследуют?
Пришлось начинать все с начала... Повторять, что именно там расследование и ведется. А у уголовного розыска совершенно другие задачи. Он был поражен. И немудрено - практически из всех книг и фильмов складывается впечатление, что прокуратура не нужна вовсе. Что все делает только уголовный розыск.
На самом деле после того, как начинается следствие, уголовный розыск выполняет то, что нужно следователю прокуратуры. Например, устанавливает какое-то лицо - либо свидетеля, либо подозреваемого. Удивительные вещи делают. Порой мы не знаем о человеке ничего: ни фамилии, ни примет... Знаем только, что он есть и что нужен следствию. А оперативники, используя предусмотренные законом об оперативно-розыскной деятельности средства (ну, и сыщицкий талант, конечно), устанавливают человека. Просто из "ничего" его материализуют и преподносят следствию в золотой обертке. Но весь этот розыск за кадром. А вот то, что аккумулируется в деле, направляемом потом в суд, все гласные мероприятия проводит именно следователь. Уголовный розыск в рамках уголовного дела работает только по его заданию.
- А вся слава достается "ментам"?
- Не всегда... Хотя выражение "широко известен в узких кругах" - это про нас. Но мне прославиться довелось, работая как раз следователем. Когда мы нашли и задержали страшного маньяка. Он нападал на детей, насиловал, потом причинял страшные травмы. Одному мальчику извлек весь кишечник. Потом, когда преступника взяли, мы раскопали и доказали еще 12 эпизодов. Это явно было не все, что он натворил, просто, наверное, не осталось живых потерпевших...
Мальчик выжил, потому что родителям удалось быстро отправить его в Америку. У нас ребенку поставили диагноз: "травма, несовместимая с жизнью". В самолет, летевший в США, мальчика погрузили прямо под капельницей. После операции он прожил еще пять лет. В инвалидной коляске, правда. Но все же... В прессе по поводу этого дела поднялся очень сильный шум, а в городе началась паника, родители боялись отпускать детей в школу... Журналисты, конечно, "рвали и метали". И заместитель прокурора, курировавший следствие, прилюдно поклялся в какой-то радиопередаче: "Мы найдем подонка". Представляете?
За три года до этого я защитила кандидатскую диссертацию на тему уголовно-правовой и криминологической оценки беспомощности потерпевших. Дала там перечень типичных признаков личности преступников по делам об изнасиловании несовершеннолетних. Сделала такую матрицу: одну часть заполняешь сведениями о том, что известно сразу на месте происшествия: место, время, способ, возраст жертвы и т.д. А в другой части, на выходе получаешь данные о личности преступника: примерный возраст, район проживания, занятие, причина притяжения к месту престу-пления...
И поэтому меня позвали на методический совет по делу несчастного мальчика, хотя дело было в производстве другого следователя. Начальник предложил: "Ты же на эту тему защищалась. Может, что умное посоветуешь". Я и пошла. Сижу там - ниже воды, тише травы... И вдруг зам прокурора города ко мне обращается:
- Не хотите дело взять себе? Порасследуете...
Я растерялась и ответила, что готова. В общем, так мне дело и передали...
Сразу скажу: какой-то особой моей роли в поиске маньяка не было. Это все сделал уголовный розыск. Моей задачей было - выстроить линию доказательств вины преступника. И это, на мой взгляд, получилось убедительно. Даже судья потом позвонил и поблагодарил. А это дорогого стоит, такое нечасто бывает!
Но розыск размотал такую паутину!... Слов нет! Оперативник, занимавшийся этим делом, много лет работал по трупам со следами гомосексуального насилия. Причем обрабатывал информацию, собранную в разных районах Ленинградской области. Она не имела прямого отношения к нашему маньяку. Но... За время работы по этим убийствам опытный сыщик создал уникальную агентурную базу в среде гомосексуалистов. И как только оперативнику понадобились сведения по этому делу - потекли прямо-таки потоки информации. Представители сексуального меньшинства сами были в шоке от того, что преступник оказался из их среды. Комбинация, с помощью которой вычислили, обложили и взяли маньяка, была просто беспрецедентной! И разработал ее опер. Так что аналитической работы в уголовном розыске сколько угодно. Бывает, что больше, чем в следствии. Но, тем не менее, официальная процедура выполняется следователем. Это факт.
- Так что это пальцы одной руки...
- В теории - да. А по жизни всякое бывает. Случается и конфронтация: то оперативники в позу встают, то следователи. Иногда даже доходит до откровенных издевательств. Когда я работала заместителем прокурора, у меня в подчинении было больше десяти следователей. Колючие все, молодые, амбициозные. У кого-то сложились отношения с уголовным розыском. У кого-то - нет. И это беда. Следователь посылает отдельное поручение уголовному розыску. Оперативникам оно не нравится (отчасти потому, что не нравится сам следователь). Начинается бойкот. Следователь, например, пишет: "Обеспечьте охрану тому-то, ему угрожают". При нормальных отношениях нашли бы возможность дать свидетелю охрану. А если отношения напряженные, то можно поступить формально и отказать, раз законом это не предусмотрено. Оперативник пишет ответ: "К сожалению, уголовный розыск не располагает возможностями приставить к каждому свидетелю милиционера с ружьем". Именно такими словами в официальной бумаге, которую нужно подшить в дело.
Бывает, что и следователь такое ляпнет... Интеллигентные Пал Палычи Знаменские в следствии в последнее время как-то повывелись. Вот случай из практики моего мужа, оперативника с большим стажем, раскрывшего в прошлом массу страшных преступлений. Он работал в Дзержинском розыске. На улице Чайковского был найден труп, прямо посреди тротуара. Нашелся свидетель, который заявил, что, сидя на кухне своей квартиры, вдруг увидел в окно человека, который "как-то странно трясся". Следователь, который явно плохо учился в школе, недолго думая, пишет розыску поручение: "Учитывая, что улица Чайковского богата на гопников и бомжей, прошу проверить их на предмет совпадения с приметами трясущегося человека..." Привожу дословно. Оперативник, не испытывавший симпатии к следователю, не смог упустить момент и отписался в ответ: "В ходе выполнения поручения была обойдена улица Чайковского, действительно богатая на гопников и бомжей, однако в связи с тем, что на момент обхода никто не трясся, установить трясущегося человека не представилось возможным". Мне больше нравится ответ, чем поручение.
- Но есть же примеры плодотворного сотрудничества? Вот ваша семья: муж - оперативник, жена - прокурор...
- Плодотворного, но не безоблачного... Я несколько лет работала замом прокурора Центрального района. Муж - начальником "убойного" отдела. Того же Центрального района. И у нас бывали очень смешные ситуации.
Например, согласно приказу Генерального прокурора, мне должны были сообщать обо всех случаях насильственной смерти. В любое время суток. На все криминальные трупы я должна была выезжать лично.
Мужу, в силу его должности, тоже часто приходилось выезжать по тем же поводам, но задачи у нас были разные. И вот стандартная ситуация: ночь, мы спим. Раздается телефонный звонок. Он берет трубку, выслушивает сообщение, тихо собирается и выезжает. Или дает указание: "Занимайтесь сами" и продолжает спать. Но я-то ничего не знаю и спокойно сплю до утра. А утром узнаю, что, оказывается, был труп, а меня вовремя не поставили в известность. Оказывается, дежурный искренне полагал, что, позвонив в одну квартиру, он оповестил обоих. Я, конечно, начинала скандалить...
Как-то, выяснив, что мне в очередной раз не сообщили о трупе, я в очень нервном состоянии прибежала в РУВД и наткнулась на ответственного от руководства - заместителя начальника управления, который руководил не уголовным розыском, а милицией общественной безопасности и знать не знал, какие между мной и главным "убойщиком" отношения, он спускался по лестнице с оперативки. Я с лету в него вцепилась и закричала:
- Анатолий Романович, когда в конце концов это закончится? Если вы мне звоните, так меня к телефону и зовите!
Он опешил:
- А мы кому позвонили?
Все вокруг покатились со смеху. С того дня дежурной части было дано указание: звонить одному из нас, а потом... по тому же телефону - второму. То есть сначала мужу все скажут, а потом говорят: "Теперь трубку, пожалуйста, положите и не берите на следующий звонок. Мы будем звонить Елене Валентиновне".
Бывали ситуации, когда Максу надо было выезжать на труп, а мне нет. Так я себя чувствовала сиротой. Мой звездный час на-ступил, когда муж ушел в отпуск на три дня раньше меня. И вот он лежит на диване, а в половине двенадцатого звонит дежурный: явка с повинной, и мне как заму прокурора, надо лично допрашивать явившегося. Говорю:
- Присылайте машину.
Муж:
- Ты куда и когда вернешься? - чисто семейный вопрос...
- Ну, под утро, наверное...
- А мне что делать?
И я ему, так небрежно:
- А ты... Посуду помой.
В общем, размазала мужика. Он мне долго это вспоминал.
- Вы так азартно рассказываете о своей следственной работе. Скучаете по ней?
- Еще как скучаю! До сих пор. У меня вообще такое ощущение, что с того момента, как я семь лет назад стала адвокатом - поскольку я, выпускница Университета, юрист широкого профиля, могу работать кем угодно: и прокурором, и адвокатом, и следователем, и судьей - и ушла из следствия, моя профессиональная жизнь закончилась. Плохое ведь всегда со временем из памяти уходит. Остается только хорошее, интересное. Рассказывать можно часами.
Самые приятные минуты профессиональной жизни - когда наступает "момент истины". И все равно, что докажешь - виновность, невиновность - главное, правду! Ради этого азартные люди, наверное, и работают следователями. Ведь работа действительно тяжелая. Душу рвущая. Когда мы работали по маньяку, о котором я уже говорила, очень тяжело было проводить опознания. Приезжали мамы с детьми-потерпевшими. Сначала мы запускали ребят на опознание вместе с родителями. Но быстро поняли, что делать этого нельзя: два раза мы с трудом оттаскивали мам от маньяка, чуть не дошло до смертоубийства. А без родителей дети боялись с ним встречаться. Им же, бедным, даже вспоминать о пережитом кошмаре тяжело, а уж видеть перед собой снова живое воплощение кошмара!.. Как быть? Я уж их просила-умоляла:
- Я тебя буду за руку держать, ты не бойся... А если все-таки побоишься там сказать, не переживай, давай выйдем, и ты все расскажешь в другой комнате. - И все равно, стоило им увидеть перед собой задержанного, все из головы вылетало. Они или разражались рыданиями, или просто выбегали.
Вообще дети-потерпевшие - это особая статья. Их так жалко... По тому же делу мы вызывали на опознание мальчика, нападение на которого было восемь месяцев назад. Звоним его маме, предлагаем прислать машину.
А мама отвечает:
- Не надо. Мы на трамвае...
- Почему?
- У ребенка такие травмы, что он сидеть не может, до сих пор только стоит или лежит...
Конечно, слышишь такое - и сердце болит. Не говоря уже о некоторых чисто технических особенностях работы: гнилые трупы, бомжи ужасные, вонючие... По телевизору смотреть - это одно, а в жизни совсем другое. Но пересиливает "человеческий фактор": интересные человеческие судьбы, удивительные люди, безумно запутанные ситуации. Ни одна, наверное, работа не может выдать столько разнообразных красок жизни. Следователь каждый день переживает детектив. Как будто участник художественного фильма, идущего "он-лайн". То, что происходит на экране в нашем сериале - незначительная, крошечная часть того, что было в жизни и что можно показать.
Каждое дело интересно. Какое ни вспомню: то подследственный - необыкновенный человек, общаться с ним было интересно, то ситуации закручены какие-то невероятные.
...В начале 1990-х гг. мне стали поручать дела по организованной преступности. И я начала сотрудничать с РУОПом. Мафиозные убийства... Организованные преступные группы... Одно из дел по известной преступной группировке началось с того, что некоего бизнесмена кинули на 50 тыс. $ США. По тем временам это были баснословные деньги. Он сделал стандартный для тех времен ход - нашел бандитов и попросил деньги вернуть. Те ответили: "Не вопрос. Поможем. За половину суммы деньги отобьем". Тоже стандартные тогда условия... Отбили. А он их долю отдавать не захотел. Нашел с кем шутить! Бандиты пожаловались своим старшим, под дулом автомата привезли бизнесмена в кафе на разговор. Он не нашел ничего лучше, как соврать, что уже платит, допустим, Анджею.
И тут события стали разворачиваться стремительно. Пред-ставьте себе "сходняк", на председательском месте - самый главный, скажем, Валерий Иванович. По правую руку - Анджей. Приводят горе-бизнесмена, подталкивая автоматами в спину. Валерий Иванович говорит:
- Ну что, платить-то будешь?
Бизнесмен:
- Я Анджею плачу...
Валерий Иванович поворачивается к Анджею:
- Ты его знаешь?
Анджей:
- Первый раз вижу.
Валерий Иванович выносит приговор:
- Значит так, через месяц - 50 тыс. Бери их, где хочешь.
Повисла тишина. Потому что достать тогда 50 тыс. было все равно, что ракету купить. И в этой тишине голос Анджея:
- Валера, побойся Бога...
Тогда Валерий Иванович, чувствуя, что переборщил, произносит сакраментальную фразу:
- Ну, хорошо: 25. Но через две недели.
После этого мужика отвезли в мотель, приковали к батарее, и приказали звонить приятелям, собирать деньги.
С этого все и началось. Да, вот еще такая деталь: еще когда бизнесмен говорил: "Я Анджею плачу", Валерий Иванович схватил со стола тарелку и метнул в голову потерпевшему со словами: "Мне надоел твой гнилой базар"...
Тарелка разбилась о голову потерпевшего, он был весь осыпан осколками.
А когда все уже сидели, такие смешные были попытки алиби себе создать. Тоже отдельная песня! Но закончу с этим эпизодом, появляется в деле новый адвокат. Оперативники, естественно, все контролируют: мне сообщают, что клиент, сидящий в тюрьме, говорит своим сокамерникам:
- Мой новый адвокат такую версию придумал... Такую версию... просто офигеть... Ее никому не разбить! Все, дело, считай, развалилось.
И тут же этот фигурант просит вызвать следователя, так как готов говорить. А до этого показания не давал.
Приезжаю в следственный изолятор, с внушительной свитой: за мной идут два оперативника, один несет дело, второй - пишущую машинку. Расположились в следственном кабинете, напротив нас - шесть адвокатов моего фигуранта. Приводят виновника торжества. Начинает давать показания. Сразу создалось впечатление, что он у себя в камере учил текст наизусть, с листа. Сидит напряженный, глаза к небу возвел - видимо, представлял перед собой страницу - и говорит монотонно, как псалтырь читает...
Я, если честно, восхитилась мастерством его нового адвоката. Прошу фигуранта:
- Помедленнее, пожалуйста. Я хочу все дословно записать. Как все замечательно у вас получается, просто поэма.
Судите сами. Вот что он рассказал с благостным выражением лица по поводу эпизода в кафе "Вечер" с битьем тарелок о голову потерпевшего и автоматными стволами в качестве аргументов:
- Мы пришли в кафе поужинать: я с человеком по имени Валерий, но не Валерий Иванович, и с человеком по имени Андрей, но не Анджеем. Мы спокойно сидели и беседовали. За наш столик подсел бизнесмен с двумя своими приятелями. Они начали о чем-то бурно спорить и омрачили нам вечер. И тогда Валерий, но не Валерий Иванович, позволил себе обратиться к ним и весьма любезно сказал:
- Я убедительно прошу вас соблюдать культуру спора...
И говоря это, он сделал неловкое движение в их сторону. От этого движения тарелка упала со стола. И разбилась.
Я спрашиваю:
- О голову Кирилла?
- Ну, видимо, да... Просто Валерий Иванович очень убедительно просил соблюдать культуру спора.
Высший пилотаж! Я до сих пор этот монолог почти дословно помню...
- Анджей... Валера... Когда вы говорите о них, не чувствуется привычной дистанции между представителем закона и теми, кто его преступил... Как будто вы рассказываете о ком-то из своих знакомых, неординарных личностях...
- А этот "Валерий Иванович" действительно очень неординарный человек. Я вообще начинаю думать, что некоторых из моих бывших подследственных уважаю больше, чем иных своих коллег. Все мы - люди противоречивые... По обе стороны.
У меня был подследственный. Профессиональный киллер. Сидел за несколько заказных убийств. Но тем не менее это был человек с четкой системой моральных принципов. Он, многих в нашем городе лично застреливший по заказу, совершенно искренне говорил мне, когда мы за допросом засиживались допоздна:
- Елена Валентиновна, вы так поздно из изолятора уходите, а вас, небось, никто не встречает... Здесь же такая набережная ужасная. Может, такси вызовете? А то страшно мне за вас. Сейчас на улице полно отморозков. Они же за грош маму родную убьют. Со мной в камере один такой вот сидит...
Я на него смотрю и понимаю: он совершенно уверен, что у человека обязательно должны быть принципы. Например, он, выполняя заказ на убийство, никогда не будет стрелять, если видит, что намеченная жертва идет с ребенком, или с женой...
- Это же кем надо быть, чтобы в ребенка, в женщину стрелять?! Они-то тут причем? Можно же дождаться, когда он один пойдет. Тогда и выполнять работу...
Поневоле начинаешь определенное уважение испытывать...
- А если клиент - женщина? Зам. прокурора, например... Или он от таких заказов отказывается?
- По одному из моих дел проходил потерпевшим ныне покойный Костя Могила. У него такой принцип был: я с женщинами не воюю. Если на его пути вставала женщина - потому что дамы ведь у нас тоже серьезные есть - он просто устранялся. Таких заказов не брал...
- Робин Гуд...
- В каком-то смысле - да. Но, с другой стороны, конечно, не надо их возводить на пьедестал и очаровываться ими... На них надо трезво смотреть, люди-то страшные.
- А как же он в потерпевшие угодил?
- В него стреляли в его офисе - пришли киллеры и открыли пальбу. Но он, с его хорошей реакцией, повалив стол, сумел за ним укрылся. А киллер-то был серьезный: работая долгое время в ночном клубе, развлекал гостей - стрелял и попадал в подброшенный кем-нибудь из посетителей спичечный коробок. Не глядя. Не так-то просто киллеру с оружием проникнуть в офис, там же полно охраны, мышь не проскочит. А он вошел, сказал пароль, все было просчитано до мелочей. Но... Не повезло. И по иронии судьбы Костя стал потерпевшим. И приходил ко мне общаться в прокуратуру. Это была серьезная задача - найти общий язык с таким потерпевшим, понравиться ему, заставить доверять. Целая эпопея! Как я готовилась ко встрече с ним... Представьте - 1993 г., в магазинах ничего нет. А мне надо произвести впечатление. Иначе - понимаю - разговор не сложится. Попросила у подруги золотую цепочку. Тоненькую, конечно, но хоть что-то. У другой девочки беру напрокат платье. Иду к знакомым операм, которые знают пристрастия Могилы. Те оценивают меня и выносят вердикт:
- Ну, вообще-то ничего. Только волосы темнее сделай.
Я покрасилась. Тогда меня успокоили, что наконец-то попала в типаж, который нравится Косте.
Ну и, видимо, чем-то действительно зацепила его. Он раз пять приходил, прежде чем, наконец, согласился оформить показания в протокол. А потом как-то сказал:
- Ходил бы я сюда, как же, если бы не вы, Елена Валентиновна. И под протокол говорить бы не стал.
А ведь мы знали: его люди начнут давать показания только после того, как он даст команду.
Так вот - все показания дали, дело мы в суд направили.
Главная заповедь: не надо себя противопоставлять тому, кого ты допрашиваешь. Вот не надо говорить: "Обращайтесь ко мне исключительно "гражданин следователь", "не забывайте: я - по эту сторону, вы - по ту"... Они все очень четко ловят, когда к ним относятся с пренебрежением, а когда с искренним интересом. И контакт возможен только тогда, когда не выпендриваешься, а действительно хочешь его наладить... Задача следователя - любыми законными способами добиться показаний. И, как видите, не всегда только от задержанного. Порой и от потерпевшего.
Мне в профессиональной жизни очень повезло, что и под-следственные мои, и потерпевшие - практически все без исключения были люди необычные... Я с удовольствием вспоминаю общение с ними.
- Почему же вы все-таки ушли с любимой работы?
- Ушла потому, что прокуратура постепенно стала совсем не той организацией, в которой я начинала работать. Пришла я в 1982 г. Хотела быть помощником по уголовно-судебному надзору, стажироваться начала со следствия, да так и зависла на нем. Проработала в районах до 1990 г., потом ушла в следственную часть городской прокуратуры, в 1991 г. защитилась и стала "важняком", а в 1995 г. меня назначили замом прокурора Центрального района.
Я уже говорила, что многих моих коллег в последнее время уважать было просто невозможно. По определению. Ситуация такая: приносишь начальнику бумагу на подпись, а он говорит:
- Выйдите и зайдите через 5 минут.
Как вы думаете - почему? Все очень просто. У него руки дрожат с перепою. Он одной рукой придерживает другую и расписывается. И, естественно, не хочет, чтобы подчиненные видели. А пил он накануне как раз с теми типами, дела которых я расследую... И главная его задача - вовремя дать указание прекратить дело...
А с другой стороны... Одна дама, из руководителей прокуратуры, могла дело в лицо подчиненному кинуть. Доходило до того, что человек шел за элементарной отсрочкой по делу, а его так размазывали по стене, что следователь кидал удостоверение на стол... А вслед неслись изощренные оскорбления. Кто-то терпел эти бабские истерики, а кто-то нет.
В общем, люди стали уходить. В конце концов и я поняла, что невозможно в такой обстановке работать. В 1989 г. следователю прокуратуры платили меньше, чем уборщикам помещений в метрополитене. Заходя в метро, читали там такое объявление и сравнивали заработную плату. Как-то не по себе становилось. Я не спорю, уборщик производственных помещений - работа тяжелая. Но, возможно, следователь - более квалифицированный специалист. Да и ко всему прочему необходимые для работы вещи выдавать перестали - мы бумагу покупали за свои деньги. А то "вещдоки" не во что было упаковывать и протоколы не на чем писать.
В конце концов мы не выдержали и организовали акцию протеста: следователи собрались и все вместе подали руководству рапорта об увольнении. 40 человек. Но не победили. Начались гонения. Мне, например, это аукнулось тем, что мою фамилию вычеркнули из списков на получение квартиры. Я жила в коммуналке, ждала квартиру десять лет, и была уже 5-й в этой очереди. И - все! Конечно, многие струхнули и забрали рапорта. Я забрала рапорт не потому, что испугалась: чего пугаться, меня уже вычеркнули. Просто в какой-то момент я поняла, что не смогу уйти. Работу поменять в тот момент я не была готова. А очень многие пошли до конца. Уволились, хотя и плакали от тоски. В результате развалился костяк, который составлял цвет следствия Петербурга. И как бы молодые следователи ни хотели научиться профессии, учить их было абсолютно некому. Вывалилась золотая середина. Остались только пенсионеры, которым ничего уже не интересно, не нужно, и зеленая молодежь без опыта.
- И это, получается, процесс необратимый?
- Ну, по крайней мере, пока я не вижу улучшения. Знаете один из законов Мерфи - "если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то недопоняли".
- То есть, "Тайны следствия" - не о сегодняшнем дне? А интерьеры и общий антураж вполне современный...
- Конечно, фильм о сегодняшнем дне. Но это все же художественное произведение, поэтому я захотела вложить в него впечатления о той прокуратуре, в которой работала и которая мне нравилась. Сейчас, увы, прокуратура другая. Я даже неловкость испытываю, когда молодые ребята на встречах говорят: смотрели кино и хотим пойти работать в прокуратуру. Я-то понимаю, что они придут не в ту прокуратуру, которую кино показывает. У нас на студии есть молодой человек, который в приятельских отношениях с некоторыми молодыми прокурорами. Так он рассказывал, что они смеются:
- Фигня все это. Не было такой прокуратуры.
Но она была. Я клянусь! А вот то, что они сейчас воспринимают все происходящее на экране и описанное в книгах, как сказку, говорит не в пользу нашей сегодняшней прокуратуры.
- В общем - "криминальная столица"... Кстати, не обидно ли вам, что к вашему удивительному городу это название прилипло прочнее, чем официально прививаемый статус - "культурная столица"?
- Я же криминолог вообще-то, преподаю криминологию. По статистике, Петербург абсолютно не выделяется на общем российском фоне. Я бы даже сказала, что у нас статистика честнее, чем, например, в Москве. Можно об этом судить хотя бы по такому факту: как вы думаете, сколько потерпевших вообще не заявляют о преступлении, обходят стороной милицию? По данным независимых исследований Академии наук, которые совместно проводили социологи и криминологи - 82% не сообщают о случившемся. А есть какой-то процент преступлений, о которых некому сообщать - труп не найден, человека никто не ищет...
На эти исследования даются гранты. Правительство наше, конечно, денег не дает, ему достаточно официальной статистики. Чтобы такие исследования провести, естественно, нужно сотрудничать с милицией. А вот Москва уже много лет подряд отказывается от изучения в городе состояния латентной (скрытой от учета) преступности. Поэтому мы не знаем, что творится в Москве с ла-тентной преступностью. Но можно не сомневаться, что там эта цифра - наверняка, даже больше, чем эти ужасные 82%. Так что называть именно наш город бандитским - несправедливо, мы просто не стесняемся показывать реальную картину. Зато есть на кого наклеить ярлык. Хороший фильм оказал Петербургу дурную услугу.
- Значит кино, книги - так называемые "массовые" виды искусства - способны влиять на умы и сердца? Не говоря уж о бездонных лужах крови в новостных сюжетах.
- Мне очень неприятно на всю эту кровь смотреть. Хотя логика успешности сериалов, в которых кровь льется рекой, совершенно понятна. Работая следователем, я вынуждена была осматривать трупы. Самой разной степени гадостности. В силу служебной обязанности я просто вынуждена была садиться около трупа и подробно описывать, как он выглядит. А значит - рассматривать его очень близко, детально и тщательно. Но для меня это было не зрелищем, а частью работы. А вот если я на улице просто как прохожая увижу труп - наверное, обойду и смотреть не буду. Но вот что я заметила: каждый раз, когда я осматривала на улице трупы, жизнь вокруг просто парализовалась. Старушки, дети, тети, дяди - все скапливаются около трупа. Я иногда часа по четыре писала. И все это время недалеко от меня, за милицейским кордоном стояли домохозяйки в фартучках. Явно только от плиты. Явно у них там молоко кипит. Но им не оторваться от зрелища.
Невероятные вещи вспоминаются. Еще когда я работала во Фрунзенском районе, из реки Волковки выловили труп. Расчлененный, упакованный... В общем, кулек, из которого торчат гнилые обрубки. Ждали пожарную машину, чтобы баграми подтащить его к берегу. Естественно, я поглядывала на дорогу и вдруг заметила такую картину: по мосту ехало такси. Остановилось. Из него вышла беременная женщина с ребенком на руках. Подошла к ограде моста и, свесившись, стала жадно смотреть на реку...
- Патология...
- Патология - не патология... У человека это в крови. Есть в Питере такая газета - "Мир криминала". Желтая пресса. У них оформление ну очень кровавое - постановочные фотографии, мечта маньяка. Но там бывают очень интересные материалы, видно, что работают в газете грамотные журналисты, которые копаются в архивах, достают что-то стоящее, но потом это все украшается вот таким безобразием. Я как-то их спросила:
- Какая у вас аудитория?
Ответ:
- Воспитатели детских садов, пенсионеры и работники здравоохранения. Люди, которым не хватает адреналина. Вот они добирают его таким способом.
Очень раскупаемое издание. У них практически нет возврата тиража. Спрос рождает предложение.
А мне, поскольку я в жизни столько всего навидалась, хотелось сделать интеллектуальный сериал. С загадкой. С одной стороны, показать определенную тяжесть следственной работы. Но, с другой стороны, не нагружать зрителей отвратительными подробностями. Ведь предел есть... Можно так труп задать на экране, что будет, конечно, неприятно, но глаз особо резать не будет. А когда героя перед кинокамерой молотят так, что летят шматы крови, мне, например, просто неприятно. Я тогда выключу телевизор.
- Вы сказали интересную вещь... Мне казалось, что обилие жестоких зрелищ может взбудоражить нездоровую психику, спровоцировать кого-то на преступление. А вы считаете, если я вас правильно поняла, что лучше так, чем "наяву"?
- Ну, это палка о двух концах. Хотя... Конечно, какая-то отдушина должна быть.
У нас ведь были, не скажу - авангардистские, но очень передовые криминологи, которые уже в застойные годы стали говорить: "Давайте возродим публичные дома. Возрождение публичных домов снизит уровень сексуальных преступлений". И это действительно стало так. Сегодня, когда появилась возможность "снять" проститутку, резко упало количество половых преступлений. Закон сохранения материи - нигде ничего не попадает бесследно. Если в одном месте убавится, то в другом, обязательно прибавится. В царской России не дураки принимали решение о том, чтобы публичные дома существовали легально, под контролем власти. В том числе - под медицинским контролем. В результате снижался уровень половых преступлений. Это - раз. И молодым людям это давало возможность получения сексуального воспитания. Это - два. Когда я, еще студенткой, работала секретарем судебного заседания, суды захлебывались от дел о групповых подростковых изнасилованиях. Так мальцы "получали первый опыт". И первый срок. А если есть возможность пусть не очень-то моральным, но относительно легальным способом удовлетворить свои потребности, отпадает необходимость в преступлении. Конечно, маньяки - я говорю сейчас не о тех, кто испытывает патологическую потребность убивать, а о тех, кто извращенно насилует женщин - над продажными женщинами тоже издеваются. Но, согласитесь, лучше они будут это делать с теми, кто сознательно идет на это, работая и получая деньги. Это на грани фола, на грани нарушения закона. Но пусть неустойчивая в криминологическом плане личность лучше с проституткой решит свои насущные вопросы, чем пойдет и нападет на мать семейства.
- То есть, является ли совершенное преступлением или не является им, зависит от отношения к происходящему жертвы?
- Хотя наш закон сейчас не знает такого обстоятельства, исключающего ответственность, как "согласие жертвы", но в кодексе 1922 г., первом советском уголовном кодексе, полгода просуществовало примечание к статье 126 об убийстве, говорившее о том, что если убийство совершено по просьбе жертвы, убийца не несет ответственности за содеянное. В наше время такое, конечно, невозможно. Согласие ведь можно вытребовать. Да и если оно добровольное... У меня даже отношение к эвтаназии весьма неоднозначное. Я понимаю, что бывают ситуации, когда она действительно является актом милосердия. Но в целом - это очень спорный вопрос...
- И ответ на него мы не дадим. Он, как мне кажется, за гранью юриспруденции. Это вопрос морали. Философии, веры... Вернемся лучше к разговору о том, может ли кино спровоцировать преступление?
- Фильм или книга действительно могут быть толчком к совершению преступления. Но ведь если это не подтолкнет человека, его все равно подтолкнет что-то другое. Против природы не попрешь.
Вспоминаю одно дело восьмидесятых годов: два молодца сидят, слушают радиопостановку по повести Родионова "Криминальный талант". Там, как вы помните, речь шла о том, что преступница подсыпает в водку сильнодействующее средство и обворовывает жертву. Книга потрясающая. Я, когда читала этот роман, была покорена драматизмом следственной специфики. Такого сильного и драматического описания допроса в нашей современной литературе больше нет. Так вот: кто-то отметил талант автора, кто-то остроумие автора... Кто-то еще на чем-то заострил внимание. Эта парочка в литературном произведении услышала только одно: есть такое средство, которое можно подсыпать в спиртное... Правда, на водку им денег не хватило, и идеального преступления не получилось. Средство они достали, а вместо водки вино купили. Кинули туда таблетку, а вино помутнело. Пришлось воспользоваться... топориком для рубки мяса.
- А виноват во всем Родионов...
- Ну, с него началось... Но что они потом наворотили, пока их не взяли - уехали из Питера, проехали по всей России, везде совершая преступления. Аж самолет пытались угнать. Столько всего натворили. Так что я думаю, если бы не книга Родионова, что-то другое их подтолкнуло бы...
- Но это взрослые люди. На детей-то, наверное, проще повлиять. Они же только формируются. Их-то, наверное, надо оградить?
- Надо. Ужасный могу случай рассказать... Один мой коллега, адвокат, принял от своего приятеля, который уходил в отпуск, защиту. Получил дело с комментарием: "Там дело однозначное - молодой человек 19-ти лет отрубил голову своему товарищу. За долг... в 200 рублей. И понес ее выбрасывать. Милиционеры, взявшие его с поличным, сказали, что голова еще дымилась - тепло только уходило".
Мой коллега пришел к нему в изолятор, смотрит: парень, вроде, нормальный... Так и не скажешь, что он монстр какой-то, со зверскими наклонностями.
Адвокат спрашивает его:
- Слушай, а не страшно было, когда другу голову отрезал?
Знаете, что парень ответил?
- Я столько раз это делал в компьютерных играх, что наяву мне было не особо и страшно...
- Значит, все-таки...
- Все-таки - да. Когда все это превышает норму предельной концентрации, то выпадает в осадок.
- Поэтому хочется читать о чем-то позитивном. А для этого нужно, чтобы писали об этом позитивном. И так же азартно, как о "чернухе"...
- Я только что закончила книжку, которая называется "Дневники судебного следователя". Про жизнь судебного следователя, который начал свою карьеру в 1879 году. То есть спустя 15 лет после начала великой судебной реформы. Это была реформа, которая просто перевернула уголовный процесс в России, которая дала нам в конце XIX века то, что мы так трудно и долго возвращали в конце XX.
В России до 1864 г. было так называемое полицейское дознание. Ни о каких адвокатах и речи не шло. Первые адвокаты появились в 64-м году. Было полицейское дознание и полицейский же судебный процесс. Сами следствие проводим, сами суд вершим, да еще и исполняем сами. О состязательности и речи не было.
Реформа дала судебных следователей, право на защиту, кстати, с теми же инструментами, которые сейчас декларируются в Европейской конвенции о правах человека. Адвокатам предо-ставлялось право допрашивать свидетелей и экспертов, представлять доказательства. Реформа дала состязательный процесс. Самое серьезное достижение начала XXI века для России - в 2002 году снова закреплен состязательный процесс в уголовно-процессуальном кодексе. Полтора века понадобилось, чтобы догнать ту реформу хотя бы в этом вопросе...
Мировую юстицию создала судебная реформа - институт мировых судей. Суд присяжных. То есть - суд народа.
- Тоже сложный вопрос...
- Сложный... Достоевский говорил - "суд толпы", а Кони - "высшее достижение демократии". Вспомнить хотя бы хрестоматийное дело Веры Засулич: оправдали, хотя она была виновной. Кони, который председательствовал на этом процессе, считал, что она "виновна, но заслуживает снисхождения". А присяжные вчистую оправдали, хоть ее преступление и было доказано, да она и сама его не отрицала.
- Большинство аферистов - само обаяние. Для них это необходимое профессиональное качество. И присяжные всех их поголовно будут оправдывать?
- Не думаю, что двенадцать вменяемых взрослых людей оправдают виновного только потому что он - симпатяга. У них есть глаза и уши, и они вполне в состоянии оценить, а стоит ли наказывать человека за то, что он совершил. Когда в кино положительный герой палит с двух рук по злодеям, мы ему горячо сочувствуем и сами бы на его месте так сделали. А в жизни этого героя посадили бы как миленького, как минимум за хранение оружия. Разве это справедливо? А вот суд присяжных позволяет разрешить дело так, чтобы было удовлетворено чувство общественной справедливости. К тому же гораздо сложнее понравиться сразу 12 разным людям, чем одному профессиональному судье, так что от обаяния афериста более не застрахован профессиональный судья, нежели суд присяжных.
Некорректных законов на самом деле значительно меньше, чем всем кажется. Просто все многообразие жизни в закон не всунешь, не впихнешь. Да, идеальный закон вроде бы должен работать на все случаи жизни, но это невозможно. И иногда коллеги-юристы начинают подтасовывать факты, чтобы добиться справедливости. С их точки зрения.
Но как человек не может решать - давать жизнь или отнимать ее у кого-то, точно так же один человек не может решить, во благо это или не во благо - нарушать закон. Есть закон, давайте его соблюдать. А уж если он действительно несовершенен - добиваться его изменения...
Беседу провела
Екатерина Котлярова
http://voin-brat.ru/content/view/71/20/
Док. 622477
Перв. публик.: 16.06.06
Последн. ред.: 16.03.10
Число обращений: 0
Топильская Елена Валентиновна
|
