Гости: Иосиф Райхельгауз,
Леонид Хейфец,
Владимир Андреев
Ведущие: Ксения Ларина
Передача: Культурный шок
Суббота, 16.05.2009
К. ЛАРИНА: 10:14, доброе утро. У микрофона Ксения Ларина. Я предупреждала вас, что "Культурный шок" выйдет раньше, а программа "Все на выход" - после часа дня. Тема наша сегодня такова - судьба российской Академии Театрального Искусства, или ГИТИС, что мне привычнее, поскольку я заканчивала именно это заведение. Напомню, что случилось. Случилось какое-то страннейшее происшествие. У нас сегодня такое нервное веселье в студии. Не веселье, потому что, тьфу, тьфу, тьфу, на сегодняшний день всё кончилось хорошо, весь этот скандал, заполыхавший. А что будет дальше тоже неизвестно, поскольку нет гарантий, что такая ситуация не повторится.
Я представлю участников сегодняшнего разговора. Это всё профессора Государственного Института Театрального Искусства, Российской Академии Театрального Искусства Иосиф Райхельгауз, Леонид Хейфец и Владимир Андреев. Здравствуйте. Напомню, в четверг, буквально на этой неделе, театральная общественность Москвы получила неожиданное известие. Без объяснения причин была снята со своей должности ректор РАТИ Марина Юльевна Хмельницкая. Как обычно это бывает в советской России? Пришли в кабинет ректора РАТИ товарищи с бумагами от Министерства культуры, показали приказ, подписанный Министром культуры г-ном Авдеевым. И, грубо говоря и мягко выражаясь, попросили освободить помещение.
В тот же миг стало известно, что исполняющим обязанности ректора РАТИ, опять же, приказом Министра культуры Авдеевым, был назначен некто Юрий Борисович Шерлинг. Когда я позвонила одному из гостей моих сегодняшних Иосифу Леонидовичу Рахельгаузу и сказала ему об этом известии... я не могу повторить те слова, которые я в ответ услышала, но смысл их был в том, что этого не может быть, потому что этого, в принципе, не может быть никогда. Кто угодно! Назывались имена... У нас здесь три звезды театральных сидит в студии, а ГИТИС - это созвездие имён из легенд театральных. И уж если говорить о руководстве, можно было просто пальцем ткнуть - и попадёшь в мастера театрального искусства, Народного артиста Советского Союза, который имеет полное право и абсолютно уверен в том, что он может возглавить такое заведение.
Юрий Шерлинг - человек с неоднозначной репутацией. Мы очень много о нём узнали и вспомнили за эти два дня, поскольку мои коллеги уж расстарались не на шутку, и достали массу всяких интересных цитат из его интервью разных времён. В общем, короче говоря, это известие привело не то, чтобы в недоумение всех сотрудников Института, а просто в полное негодование, возмущение, пожар такой заполыхал.
В итоге вчера состоялась утром пресс-конференция представителей Министерства культуры, которые заявили о том, что приказом Министра культуры назначенный 13 числа Юрий Шерлинг освобождается от занимаемой должности с 15-го числа, причём, со всеми вытекающими, т.е. ему дают три минимальных оклада, компенсацию за те два дня, что он ударно поработал на этой должности. Он, кстати, успел уволить двух проректоров. Он успел поработать, пришёл на работу и двух проректоров уволил.
После этого Министерство культуры сообщило, что оно назначает И.О. ректора Карину Мелик-Пашаеву, которая была уволена накануне Шерлингом, как проректор. И, кроме этого, в октябре должны состояться выборы нового ректора. Вчера же, простите за долгую преамбулу, чтобы слушатели наши понимали, о чём идёт речь. Вчера же в РАТИ состоялось расширенное заседание учёного совета, на котором все свидетели и очевидцы этих событий высказали своё отношение и к Министерству культуры, и к Юрию Шерлингу, и вообще о том, что происходит сегодня в стране, хотя бы в культурной её части.
И ещё я хочу добавить, что было принято решение отправить письмо руководителям нашего государства, обоим, и Дмитрию Анатольевичу, и Владимира Владимировича с выражением недоумения по поводу этого решения Министерства культуры. Собственно говоря, на этом ч пока остановлюсь. Ещё раз напомню, что в студии Иосиф Райхельгауз, художественный руководитель и главный режиссер театра "Школа современной пьесы", Леонид Хейфец, режиссер театра им. Маяковского, народный артист России, лауреат госпремий и Владимир Андреев, народный артист СССР, художественный руководитель московского театра им. М.Н. Ермоловой.
Хочу теперь вам передать слово. Владимир Алексеевич, пожалуйста. Я всё это рассказала. И теперь скажите, этот эпизод, он о чём говорит?
В. АНДРЕЕВ: Этот эпизод говорит о том, что всё чаще и чаще нас ни во что не ставят. Ведь РАТИ, ГИТИС, это не собрание случайных людей. Это коллекция, если не каждодневный, то это постоянный отбор людей, которые имеют право на то, чтобы воспитывать, на то, чтобы прививать не только основы ремесла, но и лепить, если можно так сказать, человека культуры, в идеале - достаточно высокой культуры, и профессионала. Надо сказать, что когда не интересуются тем, кто наполняет вот этот отряд воспитателей, наставников, и когда совершают акты, это не единственный за последнее время шаг такого рода, который расстраивает, скажу так.
Потому что задумываешься над тем, про кого в своё время написал поэт, что они под собою не чуют земли? Кто не чует под собой страны? Кто? Те, кто периодически, кого обижают, или те, кто в какой-то мере этой страной сегодня и руководит? Не хочу сказать, уж очень грустно, владеет, но перестаёт чувствовать. Тогда и возникают такого рода поступки, антипоступки. Обидно. И, несмотря на то, что и пресса, действительно откликнулась, услышала, поняла. Пресса разная, по-разному иногда разговаривающая с нами, но почувствовала.
Но самое главное, что почувствовали все мы, люди разные, иначе было бы странно, что в Академии работали бы отряд законопослушных человечков, работающих по принципу.... И вдруг мы почувствовали, что надо защищать не себя, а дело. И чтобы добрым молодцам это сослужило уроком.
К. ЛАРИНА: А вы поняли вообще... Для меня этот эпизод показателен тем, что демонстрирует который раз отношение власти сегодняшней к деятелям культуры, скажу я так примитивно. Типа - "да кто это такие?! Как мы решим, так и будет!" Я не хочу здесь никого обвинять конкретно, Министра культуры... я не знаю, чья это интрига была вообще. Мы пока не знаем, и не хочется ничего искать. Но вот это пренебрежение брезгливое, высокомерное отношение к людям культуры, оно не первый раз проявляется, к сожалению.
В. АНДРЕЕВ: Знаете, почему это происходит? Потому что, допустим я, имярек, люблю попсу. Ну, это моё право. Я отдыхаю, я устаю на работе, я включаю телевизор ,или мне включают какой-то экран, и что-то лёгкое, что легко проглотить, оно восстанавливает мои силы, затраченные во время рабочего дня. А другой любит современный балет, в наиболее его остром и смелом проявлении. И тогда я получаю право, если я вами руковожу, свои вкусы, назовём это так, проявлять. Зачем мне какой-то там разбирающийся в природе человеческого существования, грустный, скучный тип? А вот тот весёлый парень, да ещё он может поставить какой-то концерт зажигательный! Давайте двигать, давайте развивать общество!
Общество развивать надо, но в комплексном ощущение. Что такое общество и что такое интеллигентность. Интеллигентность - путь вечный человека. Что такое культура общения с людьми, которых ты, может быть, и не знаешь.
К. ЛАРИНА: Леонид Ефимович, Вам слово.
Л. ХЕЙФЕЦ: На эту же тему?
К. ЛАРИНА: Ну, хотите - на другую. Я просто хочу понять Ваше отношение.
Л. ХЕЙФЕЦ: Я имею в виду вопрос.
К. ЛАРИНА: Вопрос тот же.
Л. ХЕЙФЕЦ: Я так для себя формулирую. То, что это уже часть нашего бытия, и всё это имеет очень глубокие корни, и ничего такого совершенно нового в случившемся я не вижу. Мой учитель пришёл за зарплатой в театр, выдающийся режиссёр нашей страны, ему сказали, что он уволен. Инфаркт.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Алексей Дмитриевич Попов.
Л. ХЕЙФЕЦ: Лобанов, великий режиссёр, прочитал, что он уволен на доске приказов.
К. ЛАРИНА: Это всё было в советское время.
Л. ХЕЙФЕЦ: Да. И в постсоветское время, и сегодня, и завтра всё это будет. Всё это будет! Та эйфория, которая вчера царила, прекрасная, изумительная, редкое единение людей всех, от студентов до вахтёров, вчера в ГИТИСе был уникальный день. Эта эйфория ни о чём не говорит, кроме того, что мы пережили радостные мгновения. Но сосредоточиться надо на трёх днях позора. На трёх днях стыда! На трёх днях несвободы! Абсолютно рабской несвободы, когда мы до трёх, до четырёх часов утра наши телефоны были раскалены, и мы вдруг все оказались беспомощны. Факт безобразный, письмо, которое вчера зачитали, я уже был в такой дури в это время, что я плохо понимал текст письма, но всем своим существом чувствовал, что письмо слабое, письмо опять с протянутой рукой, опять русская интеллигенция просит, просит...
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Просит начальников защитить. Ну да, великий институт, ГИТИС, но для того, чтобы его защитить, нужно обратиться к президенту страны, к премьер-министру. Это абсурд на самом деле. Если есть Министр, который может это допустить, значит не может быть такого Министра, при моём большом уважении к Авдееву, я его знаю, встречался. Но если это могло произойти, сегодня этого министра быть не должно. Действительно, одна из крупнейших академий мира. Действительно, коллекции, мне сейчас неловко говорить, здесь сидят мои великие учителя. ГИТИС, где висят портреты учеников и учителей, ГИТИС Немировича-Данченко, ГИТИС Мейерхольда, ГИТИС всех, вся сегодняшняя режиссура России, и к счастью, многая режиссура мира, я не говорю об артистах, сценографах, о всех остальных, я говорю о режиссуре, потому что это моя родная кафедра, я закончил этот факультет. Это счастье, это гордость.
И привести туда... никак не буду характеризовать, человека, который известен тем, что он укусил за палец милиционера. Кто такой? Кто это? Он что сделал? Он что поставил? Что написал? Какие у него книжки какие студенты, какие спектакли? Никаких! Он укусил за палец милиционера. Он будет вашим ректором. Даже если это ошибка, то это ошибка, которая потребовала бы на следующий день... Три дня стыда, позора, недоумения. Эта ошибка требовала на следующий день извинения на уровне руководства государства. Но всё! Опять однопартийная система, опять назначают, опять рассказывают, как должно быть, опять не то, что не спрашивают...
К. ЛАРИНА: У меня такое подозрение, что извинения состоятся. Мне кажется, что Александр Авдеев, Министр культуры, появится в стенах РАТИ и встретится с мастерами и принесёт свои извинения, поскольку, так уж получается, что он неделю назад или две недели назад, то же самое делал с театром Вахтангова. Это аналогичный случай, когда ему была подсунута информация, которая не соответствует действительности. Он сам попытался разобраться, сам встретился с главным режиссёром театра, и принёс ему свои извинения. Это человек, который способен это сделать. Другой вопрос, что ему можно подсунуть всё, что угодно, получается.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: В том-то и дело! Есть первые лица, а потом чуть-чуть спускается и начинается это чиновничье болото, которое не преодолеть.
К. ЛАРИНА: Сейчас давайте Новости послушаем и продолжим.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: Продолжаем нашу программу. Напомню, что сегодня мы говорим о судьбе РАТИ, у нас в студии Иосиф Райхельгауз, художественный руководитель и главный режиссер театра "Школа современной пьесы", Леонид Хейфец, режиссер театра им. Маяковского, народный артист России, лауреат госпремий и Владимир Андреев, народный артист СССР, художественный руководитель московского театра им. М.Н. Ермоловой. Тут мы упоминали письмо, которое было составлено в адрес Дмитрия Медведева и Владимира Путина. Я хочу его процитировать, потому что Леонид Ефимович так о нём отозвался с большой долей скептицизма.
Итак, "Уважаемый Дмитрий Анатольевич и Владимир Владимирович! В связи с принятым решением Министра культуры РФ, касающемся деятельности РАТИ, Ректор Российской Академии Театрального Искусства - ГИТИС М.Ю. Хмельницкая 13.05.09г. отправлена в отставку. Контракт с М.Ю. Хмельницкой разорван Министерством культуры неожиданно и без объяснения причин и без претензий служебного характера. Исполняющим обязанности ректора РАТИ назначен Ю.Б. Шерлинг, в прошлом артист балета, основатель Камерного еврейского музыкального театра, в последние годы - банковский работник. Преподаватели РАТИ возмущены назначением на место ректора человека, не имеющего к ВУЗу и к высшей школе никакого отношения, не обладающего - и это следует особо подчеркнуть - каким-либо авторитетом среди деятелей театра. Этим назначением продемонстрировано подчеркнутое неуважение по отношению к коллективу Академии, что представляется необъяснимым для всех, кто знаком с деятельностью старейшего театрального ВУЗа России. Большая часть педагогов ГИТИСа составляют его выпускники, которые, пройдя путь самостоятельной карьеры, возвращаются в Альма Матер, чтобы сохранить лучшие традиции. Очевидно, что скоропалительное решение вызвало недоумение среди мастеров РАТИ, мы бы хотели, чтобы учёный совет также принимал участие в выборе кандидатур на пост ректора. Просим вмешаться в эту ситуацию". И дальше подписи.
Действительно, в начале достаточно резко, мне показалось наоборот, ничего, сильно! Но вот в конце опять как-то запросили, сошли на любимую колею. Владимир Алексеевич, Вам слово, Вы хотели продолжить.
В. АНДРЕЕВ: Я слушаю Вас сейчас и думаю, а почему не покидает чувство тревоги? Оно никуда не уходит. Принято иногда говорить, это очень удобно, что интеллигенция, в том числе и творческая, истерична. Но истерика проявляется по-разному, и не только в крике. Не только в "валерьянки мне, валерьянки!" Иногда она глухо проявляется, как восточный бубен бьёт. Кто раскачивает лодку сегодня, в трудные дни, кризисные дни страны и наши.
К. ЛАРИНА: А где они трудные? В каком месте они трудные, извините меня? Вы говорите, что в трудные дни кризиса. В трудные дни кризиса у нас какое количество денег брошено на Евровидение? Мы поражаем весь мир своей щедростью своей души. Огромные деньги вложены в это событие. Это для кого трудные дни? Для Вас, может быть, как для главного режиссёра театра, наверное, трудные дни.
В. АНДРЕЕВ: Для одного худрука трудные? Для одного? Или для всех? Ведь я сейчас начал говорить об этом не как попрошайка - дайте ещё денежек. Мы способны зарабатывать, кто больше, кто меньше, но нормальным, театральным, честным трудом. В тех пределах, которые нам разрешают. Но когда ты думаешь, что сегодня тебе говорят: "Да", а послезавтра могут сказать: "Нет". Вот это нет, это нельзя. Почему? Потому! Вот это "Потому" и заставляет тревожиться. И снова возвращаюсь к тому, что в РАТИ произошло, будем надеяться, что у нас хватит сил отстаивать свой дом. Но то, что произошло, как бы не явилось началом, продолжающейся цепной реакцией. Вот о чём я сейчас говорю.
Больше того, позволю себе сказать, слава богу, не будучи политиком совсем, как это хорошо, как много-много лет назад, отойдя от примет занятий этим делом, ты чувствуешь, что в этом ты свободен. Но, тем не менее, скажите, моя принадлежность политическая, моя привязанность к кому-то, с выражением ласкового повизгивания, она необходима человеку? Или можно жить без этого? И всё-таки, я скажу. Трудно сегодня министру. Трудно. И может быть трудно потому что иные решения ему приходится быстро решать, не в одиночку, даже не сосчитав до семи.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Мне кажется, что это уже, как ни странно, это уже проговорено, это уже названо. Здесь уже всё понятно. Важно, чтобы эта капелька, в которой отразился океан нашей жизни, чтобы она опять, в который раз, стала каким-то уроком. Действительно так. Что обсуждать, что случилось? Важно, чтобы этого не было. Это на всех уровнях. Мы отвечаем каждый за свой театр. А происходит всё то же самое. Раньше давали много денег, был бюджет, сейчас дают мало денег, но есть люди, которые эти деньги распределяют. Вот что главное. И они всё равно хотят распределять, они всё равно хотят руководить, они хотят спросить - вы эту трубу отремонтируете, или эту крышу или артисту прибавите зарплату. Они доверяют одной рукой, а другой держат за горло.
Вот в этом вся трагедия. И получают за это зарплату. Было в 90-х годах, когда вдруг раз, и Управление культуры исчезло, вдруг раз, и Министерство культуры стало ясным, и мы увидели, что наш коллега и товарищ, Миша Швыдкой, стал министром, и мы стали понимать, что это Миша, он знает всех по именам, по делам, он кого-то больше любит, кого-то меньше, но мы понимаем, что он не руководит нами, а он пытается нам помочь. А дальше опять всё вернулось на круги своя, и дальше появилось много-много-много начальников среднего звена, которые защищают только себя. Только свою работу, только свой стол, только свой... Они не приходят и не смотрят спектакли, это всё их не занимает.
К. ЛАРИНА: Может слава богу, что они не смотрят спектакли?
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Не слава богу, я рад был, когда министр Швыдкой смотрел мой спектакль.
К. ЛАРИНА: Он не министр, он театральный человек.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: В этом и дело. Он доктор искусствоведения, умница.
К. ЛАРИНА: А министр культуры, предшественник Авдеева, который пришёл на выставку. Вы хотите такого? Чтобы он сказал: "Позор, снять"?
Л. ХЕЙФЕЦ: Идёт речь о том, чтобы профессионалы занимались своим делом.
К. ЛАРИНА: Главное - чтобы они не лезли никуда! Вы правильно сказали, что дело чиновников любого ранга, мелких, высоких, они все чиновники, имя им одно, кем бы они ни были, и Михаил Ефимович тоже, и он прекрасно отдавал себе в этом отчёт, что он всего лишь чиновник, а не руководитель культуры русской. Важно, чтобы они не мешали, не ходили... Не надо им ходить в театр, пусть они занимаются другим делом. Потому, что если он пойдёт в театр, ему захочется высказаться по этому поводу. Мы наблюдали, когда наш бывший президент, когда он приходил на спектакль в "Современник" на "Горе от ума" и отрецензировал по-своему, жёстко, этот спектакль. Слава богу, что хватило мудрости Галине Борисовне Волчек не прислушиваться к этим замечаниям и не исправлять ничего в спектакле.
На полном серьёзе многие люди ждали, что она попытается что-то изменить в спектакле.
В. АНДРЕЕВ: К счастью, уже не те времена.
К. ЛАРИНА: Леонид Ефимович вспоминал сегодня замечательных людей, которые о своей судьбе узнавали практически из газет, что называется.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Я пришёл в театр Станиславского, прочитал, что у меня в трудовой книжке гордая запись: "Режиссёра Райхельгауза освободить от работы в связи с отсутствием московской прописки". Это нормально.
К. ЛАРИНА: Я хочу теперь перейти к главной теме по поводу уроков. Как нужно поступать, чтобы было понятно взаимоотношение представителей культуры, художника и власти. Где здесь та черта, за которую не надо заходить? Вам видится, кто виноват больше в таких проявлениях власти, власть или Ваши коллеги тоже?
Л. ХЕЙФЕЦ: Я попробую ответить на первый вопрос, хотя Вы понимаете, что это очень субъективная точка зрения. Даже в каком-то смысле она опирается на мой скромный собственный опыт. Интеллигенция, если можно так сказать, да и не только интеллигенция, должна поступать очень резко. Не резко, не как-то, а ОЧЕНЬ резко. Вот ОЧЕНЬ резкое движение со стороны какой-то части общества обязательно остановит и обязательно появятся вытаращенные глаза. "А что это такое вдруг?" Я говорю так, навскидку, а вдруг через 20 минут после снятия ректора и увольнения проректоров, через 20 минут 30 заявлений об уходе! Тридцать заявлений об уходе к часу дня, треть педагогов ГИТИСа, так или иначе имеющих какую-то значимость заявления об уходе!
Не надо было бы этого письма! Об этом бы узнали те люди, от которых многое зависит, сразу же, потому что это ЧП. Только так. В моей скромной жизни была ситуация. Министр обороны прислал мне прямо на репетицию, во время репетиции в Театре Российской армии мне пришла депеша за подписью Министра обороны Язова. Я прочитал эту депешу, она была несправедлива. Я уважаю Язова, он фронтовик, но она была несправедлива и не соответствовала действительности. Я прочитал, конечно, я раб, конечно, я не свободный человек. Я положил эту депешу, на глазах у артистов погрустил, и начал продолжать работу. Но через 20 минут, независимого от самого себя, я сказал: "Стоп. Репетиция прекращается". Независимо. Это работало подсознание.
Я пришёл, и быстренько написал заявление об уходе, в связи с несогласием. Должен вам сказать, что я победил. Другое дело, что мне сказали, что это Пиррова победа, но Питер Штайн в результате всё же "Орестея" в Театре Российской армии поставил. Независимо от того, как мы относимся к этому спектаклю. Потому что Язов это запретил. Всё! Нужны очень резкие движения, так мне кажется.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Очень справедливо. Мне кажется, что их нельзя бояться, не следует. Нас много, нас - я имею в виду людей, которые занимаются своим делом, что в Театральной Академии, что в других академиях, на радиостанциях, на заводах и фабриках. Много! И когда мы видим несуразицу, глупость, которая на нас обрушивается с чудовищных телевизионных экранов, которые в одних руках, все вместе, когда кроме вашей радиостанции ничего включить невозможно, ощущение, что передача идёт для душевнобольных, для недоразвитых, для людей, которые где-то там, откуда-то там... Ну неужели мы не можем...
Ведь у нас есть прекрасный опыт 90-х, когда выходили на улицы, я не призываю выйти, но может быть, в результате придётся и выйти.
К. ЛАРИНА: Ну, между прочим, выходили ещё при жизни Маргариты Александровны Эскиной, когда Дом актёра висел на волоске. Вот точно так же, по чьей-то прихоти, какого-то чиновника готовы были выйти. Я помню, как Владимир Абрамович Этуш говорил, что просто ляжем на Арбате. И легли бы.
В. АНДРЕЕВ: Но до этого мы стояли во внутреннем дворе прежнего Дома актёра. Было ощущение, что была бомбёжка, обгорело всё, покорёжено. Мы стояли, и Мара, как Свобода на баррикадах, стояла и говорила: "Что будем делать с этим?" Но всё равно, мы потом ушли туда, в Дом актёра. И слава богу, что туда ушли. Мара была борцом удивительным, человеком смелым, красивым...
К. ЛАРИНА: Ещё два вопроса, которые наши слушатели просят прояснить, если это возможно. Объяснить, почему уволили Марину Хмельницкую, поскольку там без объяснения причин. Это окончательное решение?
В. АНДРЕЕВ: Видите ли, Вы сейчас разговариваете с людьми, которые заняты непосредственно творческой педагогической работой.
К. ЛАРИНА: Но ректор-то ваш.
В. АНДРЕЕВ: Ректор наш. Я считаю, что у ректора достаточно много заслуг добрых. Она интеллигентна, она никогда не позволяла себе командовать. Более того, я просто напомню о том, что до окончания контракта время оставалось. И по Уставу Академии ректор избирается. Но мы возвращаемся к тому, с чего начали. Ведь об этом никто не вспомнил, когда возник этот вопрос. Поэтому за что, мы не знаем. А что делается в иных сферах, никому из нас не доверено пересчитывать дивиденды. Скажу только одно. Если тебя хотят увести, то повод найдут.
К. ЛАРИНА: Безусловно. Я знаю, что там были проверки, в ГИТИСЕ. Нашли нарушения, которые инкриминировали в том числе и руководству института.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Неслучайно в этот один день...
К. ЛАРИНА: Но в чём главное возмущение? Причина возмущения? В чём вы увидели момент унижения? Я думаю, что наверное, в той фигуре, которая была предложена вот таким росчерком.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Фигура и способ, которая была названа.
В. АНДРЕЕВ: Не только фигура.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Конечно, не только фигура. Но на сегодняшний день ГИТИС - это практически все, большинство главных режиссёров, очередных режиссёров. Это большинство действующих деятелей русского театра.
К. ЛАРИНА: То есть, если бы не Шерлинг, а Хейфица бы назначили, не было бы возмущения?
К. ЛАРИНА: Нет, возмущения бы, конечно, не было, потому что кто такой Хейфиц - я знаю.
К. ЛАРИНА: Но способ бы такой же был бы!
Л. ХЕЙФЕЦ: Невозможно! Во-первых, со мной невозможно. Я бы на это никогда бы не пошёл, прежде всего. Как можно было на это идти, зная, что человек четыре месяца тому назад лежал в больнице, перенёс тяжелейшую операцию...
К. ЛАРИНА: Это Вы про Марину Юльевну говорите?
Л. ХЕЙФЕЦ: Каждый нормальный человек должен сказать: "Дайте доработать". И нужно разговаривать с людьми.
В. АНДРЕЕВ: А как можно придти на это место, зная, что человек перенёс тяжёлую болезнь и вернулся к работе? А как можно сесть на его место и переселить тут же человека, не успев придти, в маленькую комнату напротив? Всё! Этим определяется всё!
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Естественно, всегда для дела, для работы выбирается и находится самый. Конечно же, безусловно, если даже Марина Юльевна заканчивает контракт, она действительно много лет занимается своим делом, профессионально, грамотно, внятно. Претензии? Да, я один на один с ней в кабинете говорил ей: "Марина Юльевна, нельзя курить за столом" или ещё что-то такое. Но это вдвоём в кабинете, и ещё много может быть разговоров. Но когда идёт речь о том, чтобы такое серьёзное учебное заведение было кем-то возглавлено, то список этих "кого-то" он есть, он ясен, можно выбирать. Можно назвать 20-30 фамилий выдающихся деятелей русского театра. Выдающихся критиков, режиссёров, критиков.
Посмотрите, рядом с нами школа-студия МХАТ, доктор искусствоведения, профессор, выдающийся современный критик Анатолий Миронович Смелянский. Посмотрите Щукинское училище. Он же заведующий кафедрой театроведения ГИТИСа, и дальше все. Это люди, которые своей жизнью и работой доказали право вести других, других координировать.
К. ЛАРИНА: Но эта должность ректора творческого ВУЗа на сегодняшний момент, это творческая должна быть личность, это лидер или это менеджер?
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: И то и другое, это то же самое, что художественный руководитель театра. Кто мы, руководя театром? Леонид Ефимович много лет руководил театром Российской армии. Владимир Алексеевич... не буду перечислять. Чем я занимаюсь? Я три часа в день репетирую и десять часов в день веду переговоры с начальниками, с чиновниками, ищу деньги, выясняю, делаются или не делаются декорации и всё остальное. Ректор с одной стороны - высокий профессионал, а с другой стороны - человек, который умеет это держать и вести.
Л. ХЕЙФЕЦ: Вы знаете, я одно соображение... понимаю, что я не имею права не сказать. Оно, в общем-то, уже неоднократно сегодня оговаривалось. Но я сам размышляю в эти дни о том, что лежит в основе, что лежит в сути, кроме ощущения, что мы несвободные люди, все, я не имею в виду коллектив РАТИ, я имею в виду коллектив Российской Федерации.
К. ЛАРИНА: Хорошее название - "коллектив Российской Федерации".
Л. ХЕЙФЕЦ: Мы как будто бы свободные люди, но на самом деле мы не свободные люди. Это внутри нас. В том, что случилось, я для себя сформулировал так. И это как-то бы заколотить, как понимание глубочайший, с моей точки зрения, абсолютно бездонный непрофессионализм тех людей, которые нами руководят.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: И, тем не менее, мне кажется, в этом есть положительный опыт того, что вместе мы можем иногда этого не допускать.
К. ЛАРИНА: Слава богу.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Можем! На любом, коллектив Российской Федерации вместе может не допускать тех руководителей на самых разных уровнях.
К. ЛАРИНА: У меня есть вопрос, который мне тоже интересно вам задать. А как студенты это восприняли? Мы-то - всё понятно, у нас есть с чем сравнивать.
В. АНДРЕЕВ: Студенты были с нами.
К. ЛАРИНА: Они поняли, где они живут?
В. АНДРЕЕВ: Студенты нам верили. Поверили, и продолжают верить.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Студентов с трудом сдерживали. Студенты готовы были на самые...
К. ЛАРИНА: Это люди, которые не знают, что такое диктат власти, им казалось, поскольку они верят тому, что говорят в телевизоре, они думают, что они живут в свободной стране, да?
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Студенты всё-таки, Академии, где общий уровень, извините, достаточно высок.
Л. ХЕЙФЕЦ: Даже были листовки. ГИТИС был обклеен бумагой в стихах и в прозе. Абсолютно революционная ситуация.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Причём, можно сказать, что подготовили. Ничего абсолютно! Нет, ребята у нас хорошие.
К. ЛАРИНА: Вчера даже говорил Бородин, что позор, что очень стыдно как раз перед студентами. Если бы мы это проглотили, то грош нам всем цена, как творческим личностям, как мастерам, как преподавателям.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Если бы это случилось, большинства педагогов в ГИТИСе, я уверен, не было бы. Ушли бы, не было бы ГИТИСа. Кто позволил бы себе работать, извините, под таким руководством? Конечно нет.
В. АНДРЕЕВ: Когда это всё возникло вдруг, этот сигнал жутковатый, я вскользь бросил: "Надо уходить". Есть чем заниматься. Ребят жалко, курс выпущу, надо уходить. Мне сразу Бородин, Морозов, Хомский и так далее: "А мы? Куда?" Вот это дорогого стоит.
К. ЛАРИНА: Ну что, мы должны заканчивать уже нашу программу. Я надеюсь, возвращаясь к Министру культуры, что-то мне подсказывает, что он захочет всё-таки, что называется, вернуть себе репутацию порядочного человека. Я думаю, что он обязательно встретится с руководством института и, если не принесёт извинения, то хотя бы попробует ситуацию прояснить.
В. АНДРЕЕВ: С учёным советом, как минимум.
К. ЛАРИНА: Я думаю, что это должно случиться. Этого не может не произойти.
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: А почему не со студентами, не с педагогами?
К. ЛАРИНА: Да со всеми! Я уверена в этом почти, именно имея перед глазами опыт похожей истории, к сожалению, они повторяются везде. Не знаешь, где громыхнёт в следующий раз. Мы сегодня не вспомнили ещё один случай, сделанный абсолютно по вашему лекалу. Это в Консерватории. Там другая фигура, другой человек, но способ-то тот же, так же пришли к ректору в кабинет, потрясли приказами, сказали освободить, до конца контракта как минимум год, назначить исполняющего обязанности.
Там, кстати, проглотили профессора, ничего не сказали. Не знаю, может быть их устраивает та фигура, которая была им предложена. Но способ вызывает какую-то оторопь. Такой привычный, советский. Поэтому я вам желаю сохранить то боевое настроение, которое сегодня сквозит в нашем эфире, чтобы не было нервного веселья, а было веселье победителей. Спасибо вам большое. Я помню, что дальше по закону осенью должны состояться выборы нового ректора. И, судя по всему, кандидатура Карины Мелик-Пашаевой, как я понимаю, устраивает многих, поскольку это человек, который давно работает в ГИТИСе, и зарекомендовал себя как человек, очень...
И. РАЙХЕЛЬГАУЗ: Предлагают одну кандидатуру. Замечательную, но одну.
К. ЛАРИНА: Вы хотите альтернативные? Хорошо, давайте, всё сами делайте, не ждите, когда вам пришлют сверху распоряжение.
В. АНДРЕЕВ: Спасибо вам за доброе участие, за слёзы в ласковых глазах.
К. ЛАРИНА: Спасибо. Владимир Андреев, Иосиф Райхельгауз и Леонид Хефец.
www.echo.msk.ru
Док. 619363
Перв. публик.: 18.05.09
Последн. ред.: 18.01.10
Число обращений: 0
Андреев Владимир АлексеевичРайхельгауз Иосиф ЛеонидовичХейфец Леонид Ефимович
|
