Тележурналист, публицист Леонид Парфенов: У нас не принято переводить историю в форму интерактиваНазад
Тележурналист, публицист Леонид Парфенов: У нас не принято переводить историю в форму интерактива
В рамках ярмарки Non/fiction пройдет презентация свеженького, только что из типографии третьего тома книжного проекта Леонида Парфенова "Намедни" - про 1980-е. Как и в двух предыдущих книгах, Парфенов тасует в ней приметы эпохи, как карточную колоду, сочетая высокую политику с бытописанием: Ротару, Леонтьев, Пугачева, похороны генсеков, покушение на Папу Римского, трусы "неделька", мюзикл "Юнона и Авось" - это только начало 1980-х. Накануне выхода книги с Леонидом Парфеновым встретилась обозреватель "Недели" Наталья Кочеткова.
неделя: Как известно, большое видится на расстоянии. Не возникло у вас трудностей с 1980-ми из-за того, что они к нам довольно близки?
Леонид Парфенов: Во-первых, не слишком близки, эта эпоха перехода от соцстраны к капстране уже прошла. Во-вторых, метод-то все равно один: смотришь на "события, люди, явления" и пытаешься понять, что они прибавили человеческому опыту. В этом смысле нет большой разницы между десятилетиями. Я убежден, что даже позапрошлый или прошлый год можно описать точно также - это вопрос журналистского взгляда как методики работы. Вот, скажем, 80-е вместили в себя джинсы-варенки, 1000-летие Крещения Руси, падение Берлинской стены, кооперативные кафе, группу "Ласковый май" и много что еще... Что же это такое было? Что это нам дало? Что из этого человек потащил с собой дальше по жизни? Это я и описываю. В этом заключается профессия.
н: Как вы относитесь к тем, кто читает книги "Намедни" с лупой, находит там фактические ошибки и, потирая руки, говорит: "Парфенов-то ошибся"?
парфенов: Ничего страшного, в новые издания мы вносим поправки. Где-то корректура сплоховала, где-то консультанты недоработали, где-то ноля не хватило. В первом издании второго тома не тот объем тюменской нефти указан - вообще не понимаю, откуда взялась эта цифра. Ну и что? Бывает. Поправим.
н: Карамзин был придворным историографом и получал жалованье в этом качестве от государя. Со временем профессия историка трансформировалась, в советские годы от нее вообще пахло нафталином... А как сегодня надо говорить об истории, чтобы интерес к ней вернулся?
парфенов: Интересно, современно. При Карамзине была монополия на историю: как напишем - так и было. Потом времена стали более вольными. К примеру, Ключевский мог в достаточно строгое царствование скептически относиться к разделу Польши. У него есть горький кусок про то, как "увеличили лишней могилой и без того обширное славянское кладбище". При КПСС так было нельзя. А при Доме Романовых можно, при том, что Ключевский был профессором Московского университета, то есть номенклатурно ведущим историком своего времени. А сегодня все наши гуманитарные сферы - не назову это словом "науки" - страшно отстали. Они несовременны и совсем не чувствуют значения материальной культуры. В итоге обычный человек не может почувствовать эпоху. Только тот, кто умеет считывать этот язык, задрожит от трепета, увидев в игрушках детей Николая II мир начала ХХ века. Я водил экскурсию, зная мир Александровского дворца, объяснял про игрушечную железную дорогу, которая была у цасаревича Алексея Николаевича. Ведь всю половину века вплоть до железных дорог, привозимых военными - от полковника и выше - из Группы советских войск в Германии, это был предмет роскоши. Но у нас почему-то не принято об этих "мелочах" говорить. На Западе принято - у нас нет. У нас не принято переводить историю в форму интерактива, который позволяет ощутить тактильный контакт со временем и тем самым его понять.
н: А фильм "Птица-Гоголь" вы как делали? Откуда вы все про Гоголя поняли? Книжку Юрия Манна читали, а потом переводили на телевизионный язык?
парфенов: Как? "Попой об косяк", как говорят дети в таких случаях. Это моя профессия. Книжку Манна "Труды и дни" я, конечно, читал, но не для буквального телеперевода. Есть более значимое, материальное. Гоголь долго жил в Риме, он любил этот город, он написал странную повесть, которую сам называл отрывком. Есть его квартира там. Мне надо было в нее попасть. Есть описание, что на стене противоположного дома - Мадонна. Есть описание Анненкова, что где стояло: шкаф, конторка, стол... Я понимаю, как это можно сделать интересно, как показать мир, в котором пишутся "Мертвые души". Гоголь же объяснял, что именно в Италии нужно писать про Россию... Или эта повесть "Рим", в которой он пытался сделать действующим лицом архитектуру. Вот смотрите: "Строгой стрелою гоголевского пробора пролегла отсюда туда улица Бабуино. От нее расчерченными на сторону волосами: налево - остриженные переулки покороче, направо - пряди улиц подлиннее, а посредь площади колонна взметнулась тонко-стройной громадой гоголевского носа". Не все почувствуют, что я тут что-то такое под Гоголя написал, но уловят приподнятость в ритме, в подаче. Тут я начну двигать улицы, переулки, двину колонну, она пойдет, станет носом, и тут мы уйдем на отбивку, на рекламу. Все эти задачи у меня одновременно в голове. Это же еще рентабельно должно быть, что никакой академик в голове не держит. После фильма знакомые, отправляясь в Рим, спрашивают у меня этот адрес - значит, я их заразил, им хочется пройти по улице Бабуино. Поэтому для меня было принципиально: если мы не попадаем в его квартиру - нечего делать фильм. И к Эрнсту я пришел со словами, что все - попадаю в квартиру, можем снимать. Продюсинг в общей сложности занял полтора года. Квартира была отдана нам на целый день.
н: Кстати, а кто кому предлагает тему? Вы Эрнсту или он вам?
парфенов: По-разному. Гоголя я предлагал. Пушкина на НТВ тоже я предлагал. Про Зворыкина мы с Эрнстом много раз говорили, прежде чем случился фильм, который я сейчас снимаю. Задолго, кстати, до нынешней моды на него. Я давно уже не делаю такого, чего бы сам не хотел.
н: Не скучаете по активной телевизионной жизни?
парфенов: Ее нет уже пять с лишним лет. И я делаю то, что могу делать. Страна - Россия, профессия - журналист, год - 2009. Вы можете мне что-то предложить? Не можете. Ну и все.
н: В последнее время считается, если Парфенов это снимает, значит, тема эпохальная. Я даже помню, как вас в шутку называли Леня Рифеншталь, когда вы спортивный фильм делали...
парфенов: Тот спортивный фильм, кстати, не особо получился. Не было возможности снимать, как Рифеншталь: у кромки старта и так далее... Я рассчитывал на одни возможности - дали другие. Кроме эпизода с синхронистками, во всем остальном мы столкнулись со страшными ограничениями. Строгости по медицинскому режиму и так далее.
н: Как вы относитесь к фильмам Лизы Листовой? Стилистически они
родственны вашим.
парфенов: Очень хорошие фильмы. Мы вместе работали, неудивительно, что Лиза каким-то нашим общим опытом пользуется. Мы коллеги, и никакой ревности у меня это не вызывает.
н: А зачем вы в фильме про ИД "Коммерсантъ" компьютерно "обклеили" их логотипом здание газеты "Известия"?
парфенов: "Известия" тут ни при чем - мы просто сняли "стенд-ап" на Пушкинской площади, потому что она воспринимается большинством, как пуп Москвы, который сияет рекламой. Никакой шпильки "Известиям" тут абсолютно не предполагалось.
Наталья Кочеткова, 7 декабря 2009 г.
www.inedelya.ru
