В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
14. Прощание Назад
14. Прощание
Бой продолжался не долго. Бандиты удрали, оставив убитых. Одинокие лошади метались по полю. Красноармейцы ловили лошадей, расседлывали, по мосткам загоняли в вагоны.

Бойцы быстро восстановили путь. Поезд двинулся дальше.

В Бахмаче классный вагон отцепили от эшелона для дальнейшей отправки в Москву. А эшелон уходил на фронт.

Перед отходом эшелона Полевой и Миша уселись в тени пакгауза: Миша - на земле, Полевой - на пустом ящике.

- Ну, Миша, что скажешь на прощание? Миша ничего не отвечал, только прятал глаза.

- Да, - сказал Полевой, - пришла нам пора расставаться. Не знаю, увидимся или нет, так вот смотри...

Он вынул кортик и положил его на ладонь. Кортик был все такой же, с побуревшей рукояткой и бронзовой змейкой. Полевой повернул рукоятку в ту сторону, куда смотрела голова змеи. Рукоятка вращалась по спирали змеиного тела и вывернулась совсем.

Полевой от(R)единил от рукоятки змейку и вытянул стержень. Он представлял собой свернутую трубкой тончайшую металлическую пластинку, испещренную непонятными знаками: точками, черточками, кружками.

- Знаешь, что это такое? - спросил Полевой.

- Шифр? - Миша вопросительно взглянул на Полевого.

- Правильно, шифр. Только ключ от этого шифра в ножнах, а ножны у Никитского. Понял теперь, почему ему нужен кортик? Миша утвердительно кивнул головой.

Полевой вставил на место пластинку, завинтил рукоятку: - Человека из-за этого кортика убили - значит, есть в нем тайна.

Надеялся я эту тайну открыть, да время не то... - И таскать его за собой больше нельзя. Никто судьбы своей не знает, тем более война... Так вот бери... - Он протянул Мише кортик. - Вернусь с фронта - займусь этим кортиком, а не вернусь... - Он подмигнул Мише. - Не вернусь - значит, память обо мне останется.

Миша взял кортик.

- Что же ты молчишь? - спросил Полевой. - Может быть, боишься? - Чего мне бояться? - Главное, - сказал Полевой, - не болтай и берегись одного человека.

- Никитского? - Никитский на тебя и не подумает. Да и где ты его увидишь! Есть еще один человек. Искал я его в Ревске, не нашел. Но он ревский. У Никитского в денщиках служил. Может быть, случай вас столкнет, так остерегайся.

- Кто же это? Полевой снова посмотрел на Мишу.

- Фамилия его Филин.

- Филин... - задумчиво повторил Миша. - У нас во дворе тоже Филин живет.

- Как его имя-отчество? - Не знаю. Я его сына знаю - Борьку. Его ребята "Жилой" зовут.

Полевой засмеялся.

- Жила... А он из Ревска, этот Филин? - Не знаю.

Полевой задумался.

- Филиных много. А этот вряд ли в Москве, должен он запрятаться поглубже. А все же остерегайся. Этот народ такой: одним духом в могилевскую губернию отправят. Понял? - Понял.

- Не робей, Михаил Григорьевич! - Полевой хлопнул его по плечу. - Ты уже взрослый, можно сказать. Снялся с якоря. Только помни...

Он встал. Миша тоже поднялся.

- Только помни, Мишка, - сказал Полевой, - жизнь - как море. Для себя жить захочешь - будешь как одинокий рыбак в негодной лодчонке: к мелководью жаться, на один и тот же берег смотреть да затыкать пробоины рваными штанами. А будешь жить для народа - на большом корабле поплывешь, на широкий простор выйдешь. Никакие бури не страшны, весь мир перед тобой! Ты за товарищей, а товарищи за тебя. Понял? Вот и хорошо! - Он протянул Мише руку, еще раз улыбнулся и пошел по неровным шпалам, высокий, сильный, в наброшенной на плечи серой солдатской шинели.

Перед отходом поезда состоялся митинг. На вокзале собралось много народу. Пришли жители города и рабочие депо. Девушки прогуливались по платформе, грызли семечки и пересмеивались с бойцами.

Митинг открыл Полевой. Он стоял на крыше штабного вагона, над щитом с эмблемой Интернационала. Полевой сказал, что над Советской Россией нависла угроза. Буржуазия всего мира ополчилась на молодую Советскую Республику.

Но рабоче-крестьянская власть одолеет всех врагов, и знамя Свободы водрузится над всем миром. Когда Полевой кончил говорить, все кричали "ура".

Затем выступил один боец. Он сказал, что у армии кругом нехватка, но она, армия, сильна своим несгибаемым духом, своей верой в правое дело. Ему тоже хлопали и кричали "ура". Миша с Генкой, сидя на крыше штабного вагона, тоже хлопали в ладоши и кричали "ура" громче всех.

Потом эшелон отошел от станции.

В широко открытых дверях теплушек сгрудились красноармейцы. Некоторые из них сидели, свесив из вагона ноги в стоптанных ботинках и рваных обмотках, другие стояли за ними. Все они пели "Интернационал". Звуки его заполняли станцию, вырывались в широкую степь и неслись по необ(R)ятной земле.

Толпа, стоявшая на перроне, подхватила гимн. Миша выводил его своим звонким голосом. Сердце его вырывалось вместе с песней, по спине пробегала непонятная дрожь, к горлу подкатывал тесный комок, и на глазах показались непозволительные слезы. Поезд уходил и наконец скрылся, вильнув длинным закругленным хвостом.

Вечер зажег на небе мерцающие огоньки, толпа расходилась, и перрон опустел.

Но Миша не уходил. Он все глядел вслед ушедшему поезду, туда, где сверкающая путаница рельсов сливалась в одну узкую стальную полосу, прорезавшую горбатый туманный горизонт. И перед глазами его стоял эшелон, красноармейцы, Полевой в серой солдатской шинели и мускулистый рабочий, разбивающий тяжелым молотом цепи, опутывающие земной шар.

viperson.ru

Док. 617510
Перв. публик.: 18.12.89
Последн. ред.: 25.09.12
Число обращений: 0

  • Рыбаков Анатолий. Кортик

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``