27
Глеб - болтун, трепач, а все же надо бы проверить, что конкретно сказал ему Леонид.
Повод нашелся.
На Доске почета вывесили список ударников за май - июнь. Саша своей фамилии опять не нашел, спросил у Леонида:
- А почему меня здесь нет?
- Не понимаешь, что ли?
- Слушай, Леня, может, мне лучше уйти отсюда?
Он пытливо вглядывался в лицо Леонида. Хмурое, хмурое, а все же кое-что на нем можно прочитать.
- Уйти? - Леонид поднял брови. - Из-за чего? - Он кивнул на Доску почета. - Тебе это нужно?
- Дискриминация, понимаешь? Держат на кирпиче, хорошей работы не дают.
Леонид пожал плечами:
- Ну, тут уж сам соображай, сам с кем надо договаривайся. Дискриминация?! - Он засмеялся. - Брось! Наладится. А уходить?.. Думаешь, на новом месте лучше будет? То же самое.
Говорил искренне. Значит, никакого поручения Глебу не давал. Разговор Глеб затеял по собственной инициативе, хотел сманить его к Семену Григорьевичу. Свинья все-таки! Мог бы просто предложить, а не спекулировать на "минусе". Друг называется! А может, из других источников что-то узнал? О Люде спросил, о паспортистке Елизавете. Но если что-нибудь Саше угрожает, Люда первая бы его предупредила. Глеба инициатива. Собрались с Семеном Григорьевичем на халтурку, нужен еще человек, ассистент, как они его именуют, Глеб и взялся Сашу уговорить.
Саша опять работал на кирпиче. На мебельную не послали - не привез оттуда план, пусть на кирпиче пылится.
Диспетчер подсчитал рейсы, подписал путевку, протянул Саше голубой листок.
- Тебе.
Оказалось - повестка с приказанием явиться завтра к девяти утра в отделение милиции, при себе иметь паспорт.
Никакого дорожного происшествия, никаких нарушений за ним не числится. И за нарушения вызывают в ГАИ.
- Что это? Зачем?
- А я откуда знаю, - ответил диспетчер, - приходили из милиции, велели в книге расписаться.
- Так ведь в рейс опоздаю.
- Что сделаешь? Может, мобилизация какая? А какая? Посевная прошла. Уборочная не наступила.
Дома Саша нашел такую же повестку. Старуха сказала:
- Приходил участковый, оставил повестку, велел в книге расписаться. Спрашиваю: чего наделал-то, парень смирный, не пьет. А он: все вы непьющие, знаем мы вас. Завтра ровно в девять чтобы явился с паспортом.
Собрать вещи, что ли? На всякий случай. А какой случай? Хотят арестовать - сюда пришли бы. Узнали, что паспорт по знакомству выписали, завели дело на Елизавету? Вряд ли... Люда бы знала.
Уехать сегодня, немедленно? Но на новом месте начнутся новые осложнения: где справка с предыдущего места работы? Почему в паспорте нет отметки об увольнении, о выписке с предыдущего места жительства? Подозрительные документы!
Как же крепко опутан советский гражданин всеми этими бумагами, справками, документами! Никуда не спрячешься!
Ладно, пойдет в милицию. Будь что будет.
Многие пришли раньше, чем он, теснились в коридоре, на крыльце. Выяснилось: в Калинине вводится паспортный режим, все лица, имеющие паспортные ограничения, обязаны покинуть город в двадцать четыре часа. Саша даже удивился: только в одном районе оказалось так много людей с судимостью. Очередь делилась на три потока, по буквам: А - Ж, З - О, П - Я. Он встал в свой поток, больше часа прошло, пока протиснулся к барьеру, за которым сидели милицейские работники.
Лейтенант просмотрел Сашин паспорт, под штампом "прописан" поставил еще один: "выписан", нашел в списке Сашину фамилию, поставил рядом галочку:
- Распишитесь!
Сзади напирала толпа. Саша едва успел прочитать: "Предупреждение о выезде из города Калинина". И расписался против своей фамилии.
- На работе получите расчет, - сказал лейтенант, - увольнение ввиду убытия из города Калинина. Администрация предупреждена. В случае невыезда в двадцать четыре часа подлежите уголовной ответственности. Следующий!
Из милиции Саша отправился на автобазу. Там действительно были предупреждены. Дали в конторе обходной лист. С ним пошел в гараж, сдал машину механику Хомутову. Хомутов машину смотреть не стал, подписал обходной, сказал только:
- Мало ты у нас поработал.
- Так уж получилось.
Кладовщик тоже расписался в обходном, и диспетчер расписался - все путевые документы сданы, и в профкоме расписались - ссуды в кассе взаимопомощи не брал. Все это закрепил своей подписью Леонид, хмуро спросил:
- Куда теперь?
- Не знаю еще.
Саша вернул обходной листок в бухгалтерию, там уже насчитали ему к выдаче семьдесят восемь рублей двадцать четыре копейки, двадцать девять рублей двадцать три копейки за неиспользованный отпуск, каковые Саша и получил. Секретарша поставила в паспорте штамп - "уволен такого-то числа", отстукала на машинке справку о том, что Саша работал на автобазе в должности водителя, взысканий не имел, уволен в связи с убытием из города Калинина...
Вручая справку, секретарша не смотрела на него. И все, с кем сталкивался он сегодня на автобазе, не смотрели ему в лицо. Только механик Хомутов произнес: "Мало у нас поработал", и Леонид спросил: "Куда теперь?" Остальные не произнесли ни одного человеческого слова.
Из автобазы Саша сразу отправился к Глебу. Долго стучал в дверь, никто не открывал. Подтянулся на заборе, увидел тетушку - копалась в огороде.
Саша окликнул ее, спросил, где Глеб.
Она, прищурившись, смотрела на него:
- Нету Глеба. Уехал.
- Куда?
- Не знаю. Может, в Ленинград, может, еще куда. Не знаю. Сказал, что напишет.
- Баян взял с собой?
- Баян... - Старуха помедлила с ответом. - Да, взял... Кажется...
Итак, Глеб смотался с Семеном Григорьевичем.
Только теперь Саша понял, почему Глеб предлагал ему уехать. "Сегодня Калинин - не режимный город, завтра - режимный", значит, пронюхал каким-то образом, что предстоит введение паспортного режима. Почему прямо не сказал? Потому что такие вещи не говорятся. Если Органы узнают, что Глеб осведомлен, не отпустят, пока не дознаются, от кого получил эти сведения. Акцию готовили тайно, чтобы застать всех подрежимных врасплох, одним ударом очистить город. Глеба кое-кто предупредил, и он, наверное, поклялся, что дальше это не пойдет, потому и не рассказал Саше, но намекнул.
Теперь Саша жалел, что не принял его предложения. Он, конечно, не успел бы оформиться на автобазе, но мог выехать им вдогонку, знал бы адрес, и работа была бы на первых порах, хоть и ассистентом преподавателя западных танцев.
А сейчас куда ехать? Снова скитания.
С этими мыслями возвращался Саша домой. Особенной радости он в этом городе не видел, но все же обрел угол, пристанище, работу. Здесь ему сопутствовала удача: Люда, Леонид, Михайлов, паспорт получил, прописку, профсоюзный билет - все внешние атрибуты жизни свободного человека.
Опять начинай все сначала, дали передохнуть несколько месяцев, скажи спасибо Органам и топай дальше, черт бы их драл! Куда ехать? В Рязань, пожалуй. Там - брат Михаила Юрьевича, может быть, посодействует. Утренним поездом в Москву, там на Казанский вокзал и в Рязань.
Маме пока звонить не будет, чего зря ее волновать. Позвонит из Рязани, скажет - перевелся, тут лучше, все в порядке.
Придя домой, Саша объявил хозяйке, что завтра утром уезжает насовсем.
- Чего так? - спросила хозяйка.
- На другую работу перехожу. Я вам ничего не должен?
Старуха пошамкала губами:
- Вроде бы до первого заплатил.
- Значит, рассчитались.
Саша сложил чемодан и рюкзак. Вещей прибавилось. Ничего особенного не покупал, но чемодан заполнили зимние вещи, все туда сложил: шубу, валенки, свитер, сапоги, шарф, теплое белье, рукавицы. Хорошо, что рюкзак приобрел на толкучке по дешевке. Затолкал туда простыни, наволочки, пакет с непостиранным бельем. Оброс он здесь барахлом, думал, будет жить-поживать. Не вышло. И в Рязани не выйдет, начнут гонять из города в город. Стакан, тарелку, какие-то мелочи оставил хозяевам. На столе только мыло, зубная щетка, бритвенный прибор, утром надо успеть умыться, побриться.
Время приближалось к восьми вечера, на улице еще светило солнце, а у них в полуподвале было темно, лампочка под потолком горела тускло.
Придет сейчас Егорыч с работы, разопьют они на прощанье четвертинку, попросит у них будильник, заведет его на пять часов, к шести успеет на вокзал.
Заскрипела лестница, открылась входная дверь, послышались торопливые шаги, не хозяйские, чужие. Занавеска, заменявшая в его комнате входную дверь, отодвинулась, за ней стояла Люда.
Стояла молча, занимая весь дверной проем, в том легком ситцевом платье, в котором работала летом в кафе, оттуда и прибежала.
- Здравствуй, - сказал Саша добродушно, - чего стоишь, проходи, садись.
Она прошла, села рядом с Сашей на край железной кровати, повернулась к нему, молча смотрела.
- Что смотришь? - так же добродушно спросил Саша. - Давно не видела?
- Когда уезжаешь?
- Завтра московским.
- Куда?
Саша пожал плечами:
- Пока до Москвы, в поезде решу, возможно, в Рязань.
- Елизавета - дрянь, не предупредила меня.
- А если бы предупредила? Что меняет? Уехал бы раньше, не оформив документы. На новом месте было бы еще хуже.
- Это верно, - согласилась Люда.
Она придвинулась к нему, обдало в темноте знакомым запахом, погладила по голове.
- Горемыка ты, опять понесет тебя по свету. - Она убрала руку. - Егорыч утром сказал: "Квартиранта моего в милицию вызвали". Я сначала подумала - по шоферским делам. А потом рабочий у нас один при кухне, как у тебя отметка в паспорте, на работу не вышел. Пришел часов в двенадцать, говорит: "Увольняйте, уезжаю", ну, в общем, все узнали, что и как. Я кинулась к тебе - дома нет. Побежала к Лизке на работу, а там не протолкнешься. Много народу повысылали.
- Компания большая, - засмеялся Саша.
- Михайлова уже нет, - сказала вдруг Люда.
- Какого?! Секретаря обкома?!
- Да. Кругом берут, так что, может, и лучше, что уезжаешь.
- Может быть... Других твоих знакомых не тронули?
- Н-нет... Про Ангелину думаешь? Так ведь у нее паспорт чистый. Те, кому в тридцать третьем году отказали в паспорте в Москве и Ленинграде, здесь паспорта получали чистые, без всяких пометок. - Она вздохнула.
- Да, - сказал Саша, - я это знаю.
- Полно таких случаев, - подтвердила Люда, - вот и Глеб Дубинин, его в тридцать третьем тоже из Ленинграда поперли.
- Глеба? За что?
- Мать у него то ли из поповской семьи, то ли из дворянской. Он тоже здесь паспорт получал.
- Зачем же уехал?
- Халтурить. Я Ганну видела, говорит: "В Уфу они уехали с Семеном Григорьевичем, сшибут монету, вернутся".
Уфа! И там живет родственник тети Веры. И Вера уже написала ему.
- Точно они в Уфу поехали?
- Точно. Сказал Ганне: "Пиши мне - Уфа, Центральный почтамт, до востребования". Он за свою тетушку беспокоится, боится - концы отдаст. Ну и приказал Ганне: "Заходи иногда к ней, справляйся, в случае чего дай телеграмму".
Они помолчали, Люда тронула его руку, взяла в свои.
- Ты не в обиде на меня?
- За что? Как я могу на тебя обижаться? Наоборот!
Она слушала, уставившись глазами в пол, потом подняла голову...
- У меня... - она запнулась, - даже не знаю, как тебе сказать... В общем, есть у меня человек, хороший человек, любит меня. Скоро к нему в Москву уеду. Верит он мне, и я его уважаю, не хочу обманывать. С тобой... С тобой совсем другое. Резанул ты меня по сердцу тогда в кафе, в первый вечер, помнишь? А уж у Ангелины, как поняла, что ты из заключения, сразу образумилась, решила - в моем положении не имею права с таким связываться. А в машине Леонидовой опять как представила, что не знаешь ты, куда тебе ехать, нет у тебя ни дома, ни работы, не выдержала. Думаю, не простит мне этого Бог никогда. Я тобой, Саша, перед Богом хотела оправдаться. Не покинула я бездомного в несчастье, не оставила на улице, и мне Бог простит, что увожу отца от ребятишек, сама без отца росла, плохо, Саша, без отца расти. А я увожу его.
Она оставила Сашину руку, вынула из кармашка носовой платок, вытерла слезы.
- Не обращай внимания, расстроена я. Жалко мне тебя... Ну а как пошел ты на работу и на квартиру переехал, я решила: все! Не имею больше права. И нравился ты мне, и все такое... И все равно не должна я обманывать того человека... А сегодня, когда услышала, все бросила, сюда прибежала, думаю, как спасти его...
Теперь уже Саша сам взял ее руки в свои.
- Я рад, что ты пришла, жалел бы потом, что не повидались, что не успел тебе сказать, как много ты для меня сделала. Пропал бы я без тебя. - Он смотрел на нее. - И знаешь, больше всего я хочу, чтобы именно ты была счастлива, чтобы воздала тебе жизнь за все. Искренне говорю, от чистого сердца.
Люда напряженно слушала, опять потекли слезы из глаз, она вытерла их платочком.
- Спасибо, Саша, спасибо за добрые слова. И тебе пусть повезет... - Она опустила платок в кармашек. - Ну, давай поцелуемся на прощание.
Встала, поцеловала его в губы, крепко поцеловала, долго держала его голову в своих руках, смотрела в глаза.
Потом опустила руки.
- Все! Прощай, Саша, не поминай лихом. Счастья тебе!
Поезд пришел на Ленинградский вокзал.
Отсюда пять месяцев назад мама провожала его в Калинин. Теперь он опять здесь, кончено с Калинином. Что ждет его в Уфе? Что будет после Уфы?
Саша пересек площадь. Пахло разогретым на солнце асфальтом, с детства знакомый запах летней московской улицы. Подумалось вдруг, что сейчас он встретит Варю. Может же судьба совершить чудо! Он всматривался в толпу, в лица девушек, даже похожих на нее не было. Потом ему показалось, что она идет впереди, точно - Варя, Варина фигура, волосы, походка... С замирающим сердцем обогнал ее. Нет, не Варя!
На Казанском вокзале Саша закомпостировал билет, теперь надо дать телеграмму. Стол в чернильных пятнах, почти пустая чернильница, ученическая ручка, веревкой привязанная к столу, перо не пишет, а царапает, стулья заняты, писать надо стоя.
Кто-то легонько дотронулся до его плеча.
Саша вздрогнул: Варя!
Обернулся.
Чуда не произошло.
В перевязанном крест-накрест платке стояла возле него молодая цыганка.
- Дай, соколик, погадаю, всю правду скажу.
- Спасибо, не надо!
Он наклонился к столу, дописал телеграмму: "Уфа Центральный почтамт до востребования Дубинину Глебу Выезжаю двадцать пятого поезд номер сорок вагон семь Встречай Саша".
1988-1990
Переделкино
Примечания
1
"Здравствуйте, мадам Сан-Суси, сколько стоят эти сосиски?"
2
Глагольные формы: настоящее время, прошедшее сложное, прошедшее простое, будущее простое, причастие прошедшего времени.
3
"О, моя мать, моя бедная мать..." (фр.)
4
Это вы, месье Шарль, какой сюрприз!
5
Месье Шарль, какая радость, какое счастье!
6
Мадам Виктория, моя жена.
7
Ах, месье Шарль, поздравляем вас! Просто удовольствие смотреть на такую пару! Вы так красивы!
8
Вот и все... Тебе нравится?
9
Одну кровать на два места (двуспальную кровать)? (фр.)
10
Нет, две односпальные кровати (фр.).
11
Сын Троцкого.
Док. 607314
Перв. публик.: 10.11.00
Последн. ред.: 10.11.09
Число обращений: 0
Рыбаков Анатолий. Страх. Тридцать пятый и другие годы
|
