В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Ч.2. глава 12 Назад
Ч.2. глава 12
12
Тягомотина в школе продолжалась неделю. Потом всех членов партии вызвали на заседание районной комиссии партийного контроля. Коммунистов в школе было пять: Алевтина Федоровна, Нина Иванова, преподаватель обществоведения Василий Петрович Юферов, завхоз Яков Иванович, лаборант Костя Шалаев, числившийся еще в кандидатах.

Комиссия партконтроля помещалась в здании райкома партии на углу Садовой и Глазовского переулка. В небольшой комнате расположились за столом члены комиссии партконтроля, рядом с ними те, кто входил в проверочную комиссию. В углу у окна сидел, закинув ногу за ногу, смазливый молодой человек в коричневом костюме, желтой рубашке и желтом галстуке.

Председатель комиссии доложил результаты проверки: комиссия полностью подтверждает обвинения, выдвинутые в адрес Алевтины Федоровны. Вывод: от должности директора отстранить, поставить вопрос об исключении из партии, на остальных членов парторганизации наложить взыскания за потерю бдительности.

Слова эти били как молотом по голове: исключение из партии в нынешних условиях означал арест. Нина достала из сумочки носовой платок, отерла вспотевший лоб, бросила взгляд на Алевтину Федоровну.

Алевтина Федоровна держалась мужественно. Факты, перечисленные в докладе комиссии, правильные, но оценка их неверна. Аргументы Алевтины Федоровны были приблизительно те же, что и у Нины на проверочной комиссии, но, подкрепленные цитатами из соответствующих партийных и правительственных постановлений, звучали более веско. Алевтина Федоровна в жестких выражениях обвинила Тусю Наседкину в склоках, кляузах, невежестве.

Следующему дали слово Василию Петровичу Юферову. Тот упрекнул дирекцию школы в недостаточной чуткости к комсомольцам, подписавшим заявление. Молодые люди так понимают свои задачи в нынешней острой политической ситуации, и надо было к ним прислушаться, поговорить, не доводить до конфликта, найти общий язык, направить их политическую активность в правильное русло. Создается впечатление, что дирекция сосредоточена исключительно на учебной подготовке. Это хорошо, но не надо забывать об общественном лице советского школьника, о воспитании не только образованного человека, но и борца за социализм.

Ровный голос Юферова действовал усыпляюще, один из членов комиссии партийного контроля, сделав вид, что поглаживает усы, проглотил зевок, Юферов, заметив это, заторопился, попросил учесть, что ведет занятия в этой школе по совместительству, а основная его работа в научно-исследовательском институте.

Нина сухо и коротко объявила, что с выводами комиссии не согласна и считает доводы Алевтины Федоровны убедительными.

Яков Иванович пролепетал, что шофер не знал дороги и ему, Якову Ивановичу, пришлось сидеть в кабине, а ребята были в кузове и привязали бюст. Он бы не позволил, но так вот получилось.

Лаборант Костя Шалаев когда-то окончил эту школу, парень ограниченный, но аккуратный, из простой семьи, Алевтина Федоровна к нему благоволила, оставила в школе при химической лаборатории с расчетом, что года через два он поступит в химический институт. Но Костя обзавелся семьей, в институт поступать не стал, так и остался лаборантом. Костя просил учесть, что он молодой коммунист, еще только кандидат, не выработалась у него партийная закалка, он просит учесть его неопытность, рабочее происхождение и обещание исправиться.

- Какие будут вопросы? - спросил председатель.

- Алевтина Федоровна, - послышался голос из угла, где в той же позе, закинув ногу на ногу и положив локоть на подоконник, сидел смазливый молодой человек, - вам знаком Павел Павлович Устинов?

- Да.

- Расскажите поподробней, пожалуйста.

- Какое это имеет отношение к разбираемому вопросу? - спросила Алевтина Федоровна.

Председатель поднял голову:

- Товарищ Смирнова, вы на заседании комиссии партконтроля, извольте отвечать на все вопросы.

- С 1921 по 1927 год мы работали вместе в Наркомпросе РСФСР.

- А потом? - спросил смазливый.

- Потом меня перевели в школу, а он был назначен в какую-то область заведующим областным отделом народного образования.

- Вам известно, что он арестован как враг народа?

После некоторой паузы она ответила:

- Да.

- От кого?

- Об этом писала "Правда".

- Так. А Григория Семеновича Гинзбурга вы знали?

- Знала. Он тоже работал в Наркомпросе РСФСР, потом в Московском отделе народного образования.

- Вам известно, что он арестован как враг народа?

- Да.

- От кого?

- Он - работник МОНО, о его аресте знают все московские педагоги.

- Вы поддерживали с ним связь?

- Нет, личных связей не поддерживала. Встречались по служебным делам, на семинарах, съездах.

И так одного за другим он назвал человек десять репрессированных работников народного образования, знакомых Алевтины Федоровны.

Нине стало ясно: этот смазливый из Органов, Алевтине Федоровне "шьют" дело, и она обречена. И все они обречены, Нина - первая, она защищала Алевтину Федоровну... Тюрьма? За что?

И тут же, будто угадав ее мысли, смазливый сказал:

- У меня вопрос к Ивановой. Товарищ Иванова, вы окончили педагогический институт. Весь ваш выпуск выехал на периферию. Как вам удалось остаться в Москве и вернуться в ту же школу, которую вы окончили?

Правду! Она должна говорить только правду! Ни слова лжи, никаких уверток. Но от волнения она не сразу справилась со своим голосом и первую фразу повторила дважды.

- Дело в том, - сказала Нина, - что у меня в Москве квартира и на моем иждивении тогда была маленькая сестра. У нас с ней нет ни отца, ни матери. Я объяснила это в институте при распределении. Мне ответили, что если принесу ходатайство какой-нибудь московской школы, то меня туда направят. Такое ходатайство мне дала Алевтина Федоровна.

- Значит, вас направили в школу по ее просьбе?

- Да.

- И рекомендацию в партию тоже она вам дала?

- Да.

- А вторую рекомендацию?

- Иван Григорьевич Будягин.

- Бывший замнаркома?

- Да.

- Вам известно, что он арестован как враг народа?

- Да.

- Как вы познакомились?

- Его дочь училась в нашей школе, в нашем классе.

- Вы с ней встречаетесь?

- Нет. Как только я узнала, что ее отец арестован, я с ней перестала видеться и разговаривать.

- Вы доложили в свою парторганизацию, что ваш рекомендатель арестован как враг народа?

- Нет.

- Почему?

- Я не знала, что об этом надо докладывать. Его рекомендация есть в моем личном деле.

На круглом мордовском лице Алевтины Федоровны не дрогнул ни один мускул. Краем глаза Нина увидела это и успокоилась.

- А кто еще из ваших друзей арестован?

Нина пожала плечами:

- Не знаю. Вроде никто...

- Вы это утверждаете?

Нина опять пожала плечами.

- Что же вы молчите?

- Я не знаю, о ком вы говорите?

- Я говорю о вашем товарище Александре Павловиче Панкратове.

- Панкратове? Мы с ним тоже учились в одном классе... С тех пор прошло уже десять лет.

- И с тех пор не встречались?

- Встречались. Мы жили в одном доме. Но он уже три года как арестован и выслан из Москвы.

- Как вы отнеслись к его аресту?

- Никак. Я ведь не знала тогда и не знаю сейчас, за что он арестован!

- Вы ходатайствовали о его освобождении?

Неожиданный вопрос. О каком письме он спрашивает? О том, под которым она хотела собрать подписи в школе? Алевтина Федоровна его порвала. Или о том письме, которое они обдумывали у Лены и Будягин велел его не посылать? О первом знает только Алевтина Федоровна, она никому не могла сказать. О втором знают Лена, Макс, Вадим и сам Иван Григорьевич, но они его не послали...

Неуверенным голосом она ответила:

- Никаких ходатайств я никуда не посылала.

Это было правдой. Она не обманывала партию. Никаких ходатайств она никуда не посылала.

И опять на лице у Алевтины Федоровны не дрогнул ни один мускул.

Каков будет следующий вопрос, Нина представляла. Органы про нее собирали сведения, значит, беседовали с соседями, и эта сволочь Вера Станиславовна наверняка донесла, что у Вари над кроватью висит Сашина фотография. Что она скажет насчет этой фотографии? Придется врать, мол, портрет отца в молодости. А вдруг в их отсутствие и Сашину фотографию пересняли? И сейчас ее, коммунистку, уличат во лжи, такой позор!

- У меня больше вопросов нет, - объявил смазливый.

Нина опустилась на стул, прикрыла глаза.

- Будем закругляться, - сказал председатель, - есть предложение Смирнову Алевтину Федоровну за грубые политические ошибки в подборе кадров, извращение марксистско-ленинского воспитания молодого поколения, допущение и сокрытие контрреволюционных антисоветских выходок среди старшеклассников, а также за связь с врагами народа, - он перечислил все фамилии, названные ранее молодым человеком, - из членов ВКП(б) исключить, от работы директора школы отстранить. Кто за?

Члены комиссии проголосовали "за".

- Единогласно, - сказал председатель, - Смирнова, ваш партбилет!

Алевтина Федоровна подумала, вынула из сумочки партбилет, опять подумала, поднесла его к губам, поцеловала, положила на стол.

Этот неожиданный жест внес секундное замешательство, председатель, первым придя в себя, сказал, нахмурившись:

- Гражданка Смирнова, вы свободны.

Алевтина Федоровна вышла из кабинета.

- Я думаю, дело Ивановой надо выделить и передать партследователю, - сказал смазливый.

Он держался как посторонний и сидел отдельно в углу у окна, тем не менее было ясно, что это и есть тут главная персона.

Председатель кивнул головой:

- Есть предложение выделить дело Ивановой Нины Сергеевны и передать его на предварительное рассмотрение партследователю. Кто за?

Все проголосовали "за".

- Единогласно, - подытожил председатель и снова посмотрел в бумажку на столе, никак не мог запомнить фамилии. - Теперь в отношении Юферова Василия Петровича, Маслюкова Якова Ивановича, Шалаева Константина Ильича...

Он сделал паузу.

Смазливый молчал.

- Ну что ж, - сказал председатель, - я думаю, ограничиться указанием на недостаточную бдительность. Есть другие предложения?

Других предложений не было.

- Принято, заседание окончено.

Все вместе вышли из райкома. Уже было темно - около пяти вечера.

- Вот так! - сказал Василий Петрович и пошел к "Смоленскому" метро.

Яков Иванович и Костя-лаборант свернули в Глазовский - решили вернуться в школу.

Нина, дождавшись, пока все скрылись из глаз, помчалась к Зубовской площади. На Кропоткинской улице жила Алевтина Федоровна. Нине во что бы то ни стало надо было ее увидеть, что-то сказать ей, утешить. Все ужасно. Надо посоветоваться, как вести себя, как быть, что делать.

Она добежала до Кропоткинской улицы, повернула налево и остановилась, инстинктивно прижавшись к стене. У тротуара стояла легковая машина, рядом с ней тот смазливый молодой человек, Алевтина Федоровна и еще один в кожаном пальто с меховым воротником. Смазливый что-то говорил Алевтине Федоровне, размахивая перед ее носом служебным удостоверением, потом он и второй в кожаном пальто как-то очень ловко, аккуратно, как-то незаметно для прохожих втолкнули Алевтину Федоровну в машину, сели сами по бокам, машина вопреки правилам развернулась в обратную сторону и помчалась по Кропоткинской к центру.

Док. 607276
Перв. публик.: 10.11.00
Последн. ред.: 10.11.09
Число обращений: 0

  • Рыбаков Анатолий. Страх. Тридцать пятый и другие годы

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``