Алле было пять лет, когда Зинаида Архиповна пригласила для нее учительницу музыки. Трофейное пианино "Циммерман" дождалось своего часа.
Соседки слушали, как девочка играет гаммы и вздыхали:
- Чего Зина мучает свою Алку? Все сначала учатся-учатся на этих пианинах, а потом и выясняется, что это никому не нужно.
Но Зинаида Архиповна придерживалась другого мнения и разубедить ее никто не мог.
К тому же она нашла верного союзника в лице своей мамы - Александры Кондратьевны, которая тоже поселилась у Пугачевых. (Места в комнатах не было, и бабушка спала на кухне, на раскладушке)
"Аллой Пугачевой ее сделала мама!" - говорит брат Евгений Борисович.
В семь лет Аллу уже отдали в музыкальную школу при училище им. Ипполитова-Иванова, а Женьку - на фигурное катание. Зинаида Архиповна только и успевала - отвести-забрать одну, потом - другого.
Когда девочка садилась за фортепиано, Зинаида Архиповна выкладывала на полированной крышке инструмента десять спичек. Алла должна была сыграть одно и то же упражнение или пьесу десять раз, перекладывая по одной спичке справа налево.
Самое интересное, что мама не стояла рядом и не проверяла, точно ли следует дочь ее указаниям. Алла могла ведь вместо одной спички переложить сразу две, а то и три, облегчив свою "участь". Но она никогда так не делала.
Правда, иной раз, когда ребята с улицы уже по пятому разу кричали снизу: "Алка, выходи!" - она пыталась тихонько улизнуть, но непреклонная Зинаида Архиповна гоняла неразумную дочь по всей квартире, стегая полотенцем по худенькой спине.
Когда Борис Михайлович приходил с работы и видел свою измученную Алену (так он называл дочь) за инструментом, то начинал кричать:
- Bce! Хватит! Она не будет музыкантом! Она станет обычной официанткой! Официанткой!
У Пугачевых постоянно бывали гости. Мама обязательно просила Аллочку что-нибудь сыграть. Алла усаживалась за пианино, шуршала нотами. Но чаще всего она играла выученный некогда назубок "Полонез" Огинского. Если Зинаида Архиповна вдруг замечала, что кто-то из гостей недостаточно сосредоточенно слушает ее дочь, то очень огорчалась: что может быть еще интересней, недоумевала она.
Зинаида Архиповна сама чуть-чуть играла. В дни семейных праздников она пела свой любимый романс в вальсов ом ритме - "Осенние листья". (Спустя десятилетия, когда уже и мамы не будет в живых, Алла Борисовна запишет эту песню, сочиненную композитором Мокроусовым на слова поэта Лисянского, для телевизионного шоу "Старые песни о главном".) "Осенние листья шумят и шумят в саду. Знакомой тропою я рядом с тобой иду. И счастлив лишь тот, В ком сердце поет, С кем рядом любимый идет..." Пугачевы стали теми первыми счастливцами в своем доме, которые приобрели телевизор. Это был чудо-прибор под названием "Ленинград Т2" - с миниатюрным экраном, перед которым ставилась специальная линза для увеличения изображения. Если вы смотрели на линзу под определенным углом (допустим, сильно сбоку), то картинка на экране приобретала комический характер - вроде отражений в комнате смеха.
Для просмотра телевизора собирались чуть ли не все соседи - Пугачевы, несмотря на тесноту никому не отказывали в этом удовольствии.
То ли из-за постоянного разглядывания нотных значков при тусклом свете, то ли просто из-за послевоенного скудного питания без фруктов и прочих "излишеств" у Аллы с детства стало ухудшаться зрение. (Кстати, к фруктам она так и не привыкнет, даже когда у нее появится возможность поглощать их в любом количестве.)
Зинаида Архиповна отвела дочь к окулисту - тот прописал очки. Мама сходила в оптику, заказала первую попавшуюся оправу. Когда Алла увидела эти круглые черные очки, как у старушки-почтальонши, то заплакала. Но мама велела не валять дурака и носить их.
"Я, конечно, не знала, что буду артисткой, - скажет потом Пугачева в одном из интервью. - И наверное, из-за того, что я даже об этом и не мечтала, - как-то воображала себя ею. Внешность была - да, уникальная... Рыжая, очки круглые, коса-селедка.. Ужас, ужас. И все равно казалось... И это мне давало возможность быть лидером в классе. В кого-то могли влюбиться, они были красивее, все это знали. Были усидчивее. Но я была лидером. Была круглой отличницей. Мне сидеть за партой было не так интересно, как отвечать урок. Потому что я вставала лицом к классу. Это был для меня зрительный зал. И если я не знала чего-то - это было для меня просто ужасно. Как забыть слова на сцене. И все равно, если бы я даже поскользнулась и упала бы перед всем классом, я сказала бы "Ал!". Потому что мне нельзя было иначе. Все знали, что я могу выкрутиться из любого положения. Я всегда все знала И только иногда я специально не выучивала урок. Нельзя же всегда положительным героем выходить: я чувствовала, что это может наскучить классу".
Алла училась в 496-й школе, которая находилась в Лавровом переулке. Школа была новой и открылась именно тогда, когда наша героиня пошла в первый класс - в 1956 году. (Сейчас это пятиэтажное здание занимает Центр детского творчества.)
Класс Пугачевой был большим и, что называется, трудным. "Мы все время качали права", - вспоминают одноклассники Аллы. Сама она тоже нередко проявляла строптивость, несмотря на регулярные нагоняи от Зинаиды Архиповны. Правда, за активность Аллу как-то выбрали старостой класса.
Ее ценили в школе за музыкальное образование. Старшеклассники звали Пугачеву на свои вечера, чтобы она аккомпанировала их выступлениям. Понятно, какую зависть это обстоятельство вызывало у девчонок из аллиного класса.
Она сходу подбирала любые песни, но на публике сама петь не решалась. Отчасти и потому, что стеснялась щели между передними зубами. Поэтому, общаясь с мальчиками, улыбалась несколько неестественно, прикрывая верхней губой свой "недостаток".
"Во дворе Алла тоже всегда была заводилой, - продолжает Евгений Борисович Пугачев. - Я-то был маменькиным сынком, а она наоборот всегда общалась с местной шпаной". В районе Крестьянки на местную молодежь наводил страх парень по кличке Джага. Кроме неприятной внешности, он славился еще и как обладатель "финки", финского ножа, воспетого всей блатной лирикой. Но Алла и с ним разговаривала достаточно вызывающе. Возможно, после этих диалогов у нее дрожали руки-ноги, но своей смелостью она всех поражала.
За крутой нрав Пугачевой в округе было присвоено прозвище "фельдфебель".
Когда кто-то из дворовых мальчишек отпустил дурацкую шутку насчет одноглазого Бориса Михайловича, Алла подошла к нему и негромко произнесла сквозь зубы: "Ну, теперь ты узнаешь, как жить без глаза..." Размахнулась и ударила по лицу обидчика ее отца. С тех пор тот старался больше не сталкиваться с этой "психичкой Пугачевой".
Как все юные девушки начала шестидесятых, она была чуть влюблена в актера Олега Стриженова, из актрис ей нравились Одри Хепберн и Джина Лоллобриджида. Она обменивалась с подружками открытками, с которых улыбались загорелые лица кумиров.
Как все девушки любых времен, она вела дневник. Потом в момент какой-то мимолетной печали предала его огню. Вряд ли стоит сожалеть об утраченных рукописях, выведенных быстрым и гладким почерком Аллы Пугачевой в нежном возрасте. Девчонки не имеют обыкновения фиксировать на бумаге какие-то значительные мысли и события. Все сводится к утомительному перечислению фактов:
"Сегодня Андрей Ж. не подошел ко мне после урока. Тогда я сделала вид, что сама его не замечаю". Или: "Вчера Ленка Белова сказала, что Вовка ей признался, что гулял с Катей П.". Спустя года два автор дневника не может вспомнить половину упомянутых им персонажей.
Зато до старших классов Алла, в свободное от музыки и прогулок время. придумывала модели платьев. Она рисовала их на бумаге - очень старательно, цветными карандашами, тщательно изображая каждую сборку. Вот платье- для занятий, вот для гостей, а вот для выступлений... Не сделать ли его покороче?..
Алла и Женя много читали: у Бориса Михайловича было достаточно книг. Правда, долгое время немалую часть его библиотеки занимало Полное собрание сочинений И.В.Сталина и прочие "Вопросы Ленинизма", но после Двадцатого съезда это все куда-то пропало.
А любимым писателем маленьких Аллочки и Жени, как и всех советских детей, был Аркадий Гайдар.
Лет с двенадцати она начала писать стихи и песни. Было у нее, например, такое трогательное произведение:
"Я встретила его в школе музыкальной.
Держал в руках он скрипку и смычок..."
Мелодия этой песенки, правда, подозрительно напоминала романс "Я встретил вас", но это Аллу не сильно смущало.
Еще одна песня повествовала о некоей романтической девушке: "А в нашем подъезде Ассоль живет..." Непростые, драматические отношения с окружающим миром складывались у этого персонажа. Хоть она и была Ассоль, но все называли ее просто Аня... Ну и так далее.
... Алла никак не могла понять, что делают в их квартире неприветливые люди в милицейской форме. И почему они все время спрашивают, где у папы лежит то или это? И где сам папа?
Алле было четырнадцать лет, когда Бориса Михайловича осудили на три года за хозяйственные злоупотребления. Это случилось в расцвет эпохи Хрущева, когда власти вдруг рьяно принялись чистить ряды хозяйственников. Просто у прокуратуры существовал негласный план - разоблачить и осудить столько-то руководителей. Занимались-то этим практически те же люди, что трудились и при Сталине.
Борис Михайлович был тогда директором по сбыту Талдомской обувной фабрики.
Все детство Аллу сопровождали терпкие запахи кожи: отец то и дело приносил с фабрики какие-то кусочки. К нему приходили сослуживцы, они раскладывали эти куски на столе и о чем-то подолгу говорили. Зинаида Архиповна только успевала подносить им чай.
Часто Борис Михайлович отдавал дочке мелкие обрезки: - Смастери что-нибудь, Алена! Алла брала их, вертела, рассматривала, примеряла к куклам, к своим немногочисленным платьицам. Но обувная кожа была слишком груба, поэтому она просто аккуратно складывала все это богатство в коробочку, где и забывала надолго.
Но однажды папа вручил ей кусочки очень мягкой кожи. Аллочка обрадовалась, а Борис Михайлович сказал: - Это лайка!
Девочка убежала к себе в комнату, сжав в кулачке подаренные куски. Она рыдала над ними: зачем зарезали собачку лайку? Они же хорошие: людей на Севере возят, в космосе летают. Борис Михайлович смеялся и весь вечер пытался доказать Алене, что собачку никто не убивал.
... И теперь папу, ее веселого папу - посадили в тюрьму!
Когда милиционеры ушли, оставив на полу разбросанные книги, бумаги, одежду и унеся с собой несколько вещей Бориса Михайловича, Алла дрожащим голосом спросила заплаканную маму:
За что папу посадили?
- Ох, доченька... Он... Он нарвал цветы в чужом саду...
Теперь, после ареста мужа и "конфискации имущества" (что там было конфисковывать, интересно?) Зинаиде Архиповне пришлось быстро искать работу, благо ребята уже подросли и не требовали поминутного внимания. В школьном журнале Аллы за 8-й класс, который я разыскал в городском архиве народного образования, в графе "Род занятий имеете работы родителей" значится следующее -"Универмаг N 41, зам. зав. отдела готового платья". Про отца - ничего.
Для всех соседей, приятелей, одноклассников существовала лишь одна версия затянувшегося отсутствия папы: он в длительной командировке.
... Вместо положенных трех лет Борис Михайлович отбыл в исправительной колонии полтора года. "За примерное поведение". На самом же деле преследования хозяйственников незаметно для общественности признали после снятия Хрущева ошибочными и просто пытались по мере возможности дать "задний ход". Бели, конечно, не успели приговорить к высшей мере.
А потом Бориса Михайловича даже восстановили в партии.
Алла уже достигла шестнадцатилетия, но все еще продолжала носить свою ненавистную косу-селедку. Зинаида Архиповна и слышать ничего не хотела о каких-то там стрижках, укладках, прическах.
Мама и бабушка вообще долгое время вполне искренне не замечали Аллиного взросления. Зимой, когда за ней заходил кто-то из ребят, чтобы пойти в кино, бабушка могла громко крикнуть из кухни: - Алла, а ты теплые штаны под платье надела?
Как-то всем семейством они отправились к маминой подруге - тете Любе. Последняя слыла женщиной современных взглядов, что иногда приводило к легким размолвкам между ней и Зинаидой Архиповной.
В тот вечер Алла долго перешептывалась и перемигивалась с тетей Любой и ее дочерью. (Последнюю, кстати, тоже звали Аллой, и все близкие, чтобы не путаться, с младенчества именовали девочек по отчеству - Аллой Борисовной и Аллой Владимировной.) Наконец, обе Аллы заперлись в комнате. Никто особенно не обратил на это внимание - мало ли о чем секретничают девушки.
Минут через двадцать Алла Борисовна тихо выскользнула из комнаты. Косы у нее не было!
Зинаида Архиповна охнула и схватилась за сердце:
- Алена! Да как же это можно? Да ведь я... Да как же...
- Зина! Зина! Не волнуйся ты! - затараторила тетя Люба. - К девчонке уже ребята ходят, а она все с косой, как первоклассница! Ну, посмотри, как ей хорошо с короткой стрижкой! Но горе мамы было неподдельным Лишь через несколько дней, молча взглянув на Аллу, которая наигрывала на пианино что-то свое, Зинаида Архиповна с грустью подумала, что дочь уже действительно взрослая.
