13 декабря 2007 года Владимир Мукусев, автор и ведущий легендарной программы "Взгляд", представил ростовской публике свою новую книгу "Разберемся...". Эта книга, написанная за три года, рассказывает об истории "Взгляда", об отношениях в коллективе и о том, что оставалось за кадром. Получился авторский взгляд на "Взгляд", телевидение и перестроечную эпоху.
Владимир Мукусев (родился в 1951 г.). Известный политолог, журналист, профессор, доцент кафедры кинотележурналистики Санкт-Петербургского гос. университета кино и телевидения.
- Как родилась идея вашей книги?
- Это не совсем моя книга. Половина того, что здесь написано, - то, что нашли мои студенты, то, что им показалось важным.
- А где вы преподаете?
- Шесть лет назад меня позвала к себе работать Марина Григорьевна Задворская, ректор Института телевидения, бизнеса и дизайна в Петербурге. Я всегда предполагал, что буду когда-нибудь преподавать, но мне и в голову не приходило, что это произойдет в тот момент, когда я, как мне казалось, еще могу
кого-то заинтересовать как журналист, а не как преподаватель.
- Почему именно петербургский вуз? Почему не в Москве?
- Я оказался в Питере в силу того, что мой товарищ Леша Венедиктов, мой ученик, который в свое время собирался сделать радио "Взгляд" и сделал в итоге "Эхо Москвы", попросил меня создать нечто подобное "Эху Москвы" в Петербурге. Эта радиостанция уже была, но существовала фактически как ретранслятор "Эха Москвы", за исключением местных новостей. Коллектив там был замечательный, и вместе с ними мне удалось создать самостоятельную, как мне кажется, радиостанцию "Эхо Петербурга". Это было очень важно, тем более в год 300-летия Питера.
Я понимал, что в Москве я буду никому не нужен, что, возможно, как раньше, придется наклеивать усики, надевать беретку, садиться в автомобиль и "бомбить" по ночам. Хлеб был дома всегда - и грешно жаловаться на это, а вот на масло не всегда хватало, поэтому приходилось и таксистом подрабатывать... Так случилось, что я уже 17 лет не появляюсь в СМИ. Я хочу, но меня не очень "пущают". Это длинная история, подробно она описана в моей книге. Если вкратце, то это звучит так. "Взгляд" прекратил существование 17 лет назад. Тогда, будучи депутатом Верховного Совета РФ, я подал в Конституционный суд иск, обвинявший Президента РФ господина Ельцина и председателя правительства господина Гайдара в том, что деньги, в 1992 году исчезнувшие со счетов граждан, были украдены у них государством. Понятно, что глобальные политические перемены без шокотерапии не проходят. Но я считал, что государство должно было объявить исчезнувшие средства займом государства у народа и впоследствии вернуть их. Чего никто делать не собирался. Суд я выиграл, но себя как журналиста проиграл. С тех пор я остался "за бортом".
- Трудно было начинать жизнь на два города?
- Дорога Питер - Москва к тому времени уже была накатана. Хотя не могу сказать, что мне это уж сильно нравилось. Я искренне немножко путал города. Находясь в Питере, назначал свидание где-нибудь у Крымского моста, а находясь в Москве, говорил: "Давайте встретимся на Дворцовой". Мне в ответ кокетливо улыбались: "Ах да, в Москве на Дворцовой, конечно..."
- Почему вы согласились заняться преподаванием? В чем было предложение, от которого вы не смогли отказаться?
- Когда Марина Григорьевна Задворская предложила мне сразу профессорскую должность (хотя я в то время был доцентом) - вести журналистское мастерство, журналистское расследование, - мне показалось это любопытным. Хотя свою профессию я никогда наукой не считал, все же решил, что есть чем поделиться. Я предполагал, что рано или поздно понадобится то, чему я научился у своих учителей, и что я могу передать эти знания. И вот по каждому материалу я стал собирать информацию о том, что такое по нынешним временам журналистика. В библиотеке собрал все, что касалось современной журналистики. Оказалось достаточно много людей, которые сейчас пишут об этом. Меня это весьма порадовало. Я взял книжечку, стал листать, нашел слово "Взгляд" и обрадовался: "Слава богу, сейчас я все и пойму!" После двух прочитанных строчек мне захотелось вымыть руки.
- Может быть, это была случайная публикация? Невольная ошибка автора?
- Я думал, это связано с одним учебником, но тут появился и второй, и третий, и десятый. Слово "вранье" - очень мягкое слово по поводу того, что пишется сегодня о перестроечной журналистике в принципе. Потом я поймал одного такого автора. Он вроде как преподаватель, и по его учебникам студенты учатся, между прочим. Я спросил его: зачем? Ладно, если бы он писал о прибытии поезда в Лион, то, наверно, сложно было бы найти братьев Люмьер. Но ты ведь пишешь о передаче, создатели которой живы, слава богу, и здоровы.
- Но не все...
- Если вы сразу подумали о Владе Листьеве, то он не создавал передачу. Настоящие создатели "Взгляда" живы. Это Эдуард Сагалаев, это Кира Прошутинская, это Анатолий Малков, это ваш покорный слуга и есть еще пара человек, которые имели отношение к созданию "Взгляда", к этому процессу перестройки фактически внутри одной редакции - всего того, к чему десятилетиями Гостелерадио приучало всех своих работников.
- А что надо было перестраивать в тогдашнем телевидении?
- Вот есть техническая база, а есть творческая. И все это находится в Останкино. Это идиотское разделение на творцов и технарей приводит к тому, что, когда у творца начинается процесс съемки, технарь устраивает перерыв на обед, все это отражается на конечном результате. Даже это - соединение творцов и технарей - нам приходилось перестраивать в течение года. Не говоря уже о формате передачи, о студии, корреспондентах, режиссерах и всем остальном.
- Вернемся к тому автору материала о "Взгляде". Что он вам сказал в свое оправдание?
- Я говорю ему: "Все авторы "Взгляда" живы и здоровы. Позвони им! Сейчас не проблема найти номер мобильника". "А зачем?" - спрашивает меня человек, который написал учебник по журналистике. Но ведь должна же быть сначала собрана информация. Это даже не основа, не азбука журналистики - просто буква А. Он мне в ответ: "А мне вот однажды одна девушка, которая когда-то была знакома с одним из вас, сказала..." С другими авторами я уже не встречался. Я понял, что если так пишут о "Взгляде", то обо всем остальном, наверное, пишут точно так же. Это все разговорчики из курилок, из постельных откровений - из чего угодно, только не от первоисточника!
- С чего вы начали свою преподавательскую деятельность?
- Когда я в первый раз зашел в аудиторию к студентам, я предложил им своеобразную игру. Я им сказал: многое из того, что я буду рассказывать, возможно, вызовет у вас недоверие. Вот, например, всем известно, что было такое ГКЧП. Они начинают вспоминать, примерно рассказывают. Я говорю, что мне уже тогда было очевидно, что эта история не на год, не на два и не на всю оставшуюся жизнь, а от силы на 5-6 дней. Ну и что? А то, что я говорю это не сегодня, а я говорил об этом тогда, 20 августа 1991 года, и тому есть подтверждение в тех газетах, которые опубликовали мое интервью.
Тут студенты задумались. А курс-то назывался "Журналистское расследование". То есть я их вовлекал в историю, которая называлась "Найди, когда учитель врет". Важно то, что по отношению ко вчерашнему мы все умны. Мы все знали, могли предсказать.
- Зачем вы это делаете?
- Для того, чтобы выработать у них желание собрать информацию и пробовать ее анализировать. Для того, чтобы говорить с читателями/зрителями не о том, что произошло, а о том, что, возможно, будет. У нас история такова в России, что все происходящее сейчас - все это уже было. У нас есть отличная возможность все предусмотреть, для того чтобы не наступать на грабли. На грабли, которые уже стали символом.
Образовалась группа человек из 20, которая стала собирать информацию. Полезли они в первую очередь в Интернет и обнаружили, что они говорят с мертвым человеком.
- В каком смысле "с мертвым"? Неужели из-за того, что вы много лет не появляетесь на телеэкране?
- Потому что в Интернете была информация о том, что я умер от СПИДа. И что заразил меня какой-то одесский негр, которого звали Чарли. История простая: меня прочили в руководители ВГТРК, но кто больного человека (да еще с такой болезнью!) возьмет? До сих пор эта информация где-то болтается. И это еще не самый интересный пример! Вот в 1993 г. я "умер" от цирроза печени, потому что пил... пил...
И множество других глупостей. Интернет - помойка, и мои студенты это поняли.
- А где же искать не глупости? Где сейчас можно найти настоящую, подлинную информацию?
- В сохранившихся архивах всевозможных структур - райкомов, обкомов комсомола - документы можно найти. И началось: туда запрос, сюда запрос, звонок журналистам, которые когда-то со мной общались...
- А студентам это было интересно? Или они этим занимались лишь потому, что это было учебное задание?
- Казалось бы, что для студентов, которым сейчас по ...надцать лет, передача, которой исполнилось 20 лет? Ну и что, что их родители когда-то смотрели ее по ночам? Тем более из материалов, которые им дают, в том числе и мои друзья-телевизионщики, невозможно понять, что это была за передача, почему она существовала четыре года и что в ней было такого особенного, что заставляло людей ее смотреть, а потом обсуждать на следующее утро. И что заставляло ЦК КПСС менять повестку дня, как это было в случае с сюжетом про мавзолей. Когда мы предложили подумать, так ли уж важен труп на Красной площади. Только подумать! Не выступали с лозунгами "Долой!" или "Даешь!". Мы хорошо понимали, на какую страну мы говорим, в какое место мы попадаем старикам, которые всю жизнь с этим прожили. Это было предельно аккуратно, предельно спокойно. И тем не менее повестка дня пленума ЦК, который шел в этот момент, уже называлась так: "О безобразном выступлении программы "Взгляд" и гнусном поведении Владимира Мукусева во время обсуждения мавзолея Ленина". Это все осталось только в памяти у родителей. Слова "перестройка", "гласность" - все эти красивые слова остались там, где и должно оставаться "Взгляду". Но парадокс в том, что это слово и все, что с этой передачей связано, периодически вытаскивают. И делают это люди, которые ко "Взгляду" зачастую не имели никакого отношения. А если и имели, то не определяли его суть.
- Что вы имеете в виду?
- Например, недавняя история с "ТЭФИ". Ну, красивая идея наградить "Взгляд" к 20-летию. Потому что нет других передач, которые бы умерли, а о них вот еще помнят. Это было, конечно, приятно. Но каково же было изумление огромного количества людей и прежде всего мое, когда я увидел эту церемонию по телевизору, а там вовсе не было фамилии Мукусев! Там не назвали даже Сашу Политковского - человека, который создал тогда принцип нового телевизионного репортажа. Это не было, конечно же, чем-то новым в истории журналистики. Но на телевидении проникновения Саши в криминальные либо в полукриминальные сообщества - это было впервые. Тогда техника нам помогала совсем немного, потому что камеры были громоздкие, их нельзя было спрятать, а вот радиомикрофоны уже у нас появились. Мы были первые, кто использовал радиомикрофоны для того, чтобы проникнуть к жуликам. Никто не предполагал, что там может оказаться журналист. То, что сделал Саша, - это фактически была настоящая школа!..
А во время церемонии на сцене оказалось 30 человек, большинство из которых были в то время водителями, администраторами, а то и просто людьми, которые, как и автор этого учебника, где-то что-то о "Взгляде" слышали.
Был там и еще один человек, который имел отношение к "Взгляду", - это Слава Флярковский, мой ученик и тоже, в общем, друг. Мы встретились с ним после всей этой истории, и я ему сказал: "Тебе не стыдно?" Он мне ответил: "Да кто это "ТЭФИ" смотрит?"
И что я должен был сказать? Что это стыдно? Мы потеряли такое нормальное человеческое качество, как брезгливость. Как можно было оказаться на сцене с людьми, которые так нагло и так некрасиво в каких-то странных своих целях устроили все это? Или мы не знаем, что такое Медиасоюз и кто его возглавляет? Бог с ним, с этим... Меня удивили еще и академики. Так называемые телевизионные академики, которые мне звонили вместе с сотнями других людей и извинялись: "Володя, мы выходили в этот момент из зала и мы не знали, что так произошло". Когда позвонил один, я еще это понимал. Но когда их позвонил десяток, и все они "выходили", я понял, что это более серьезная штука, чем просто какая-то межтусовочная, межтелевизионная неприличность.
- Предисловие к вашей книге написал Михаил Горбачев. Как это вам удалось?
- Я пришел к Горбачеву и попросил написать предисловие к моей книге, он не отказал. Сказал, что обязательно напишет. Мне очень дорог этот человек.
Отношение к нему, понятное дело, разное. Все объяснимо. Не прошла еще боль, связанная с тем, что рухнула страна и во главе всего этого вроде как стоял Горбачев. Но стоит только сопоставить даты всего того, что происходило в конце 1980-х, и то, что говорилось и писалось Горбачевым, и то, что говорилось и писалось всеми остальными, - и понимаешь масштаб его личности. Достаточно трагичной, мне кажется, личности в нашей истории. Я думаю, то, что сделал когда-то Горбачев, будет также оценено современниками, как и то, что сделал когда-то Хрущев после XX съезда КПСС. Думаю, что в 1985 году Горбачев даже не предполагал, что задуманное им реформирование фасада СССР приведет к таким катастрофическим результатам для страны. Я не думаю, что это он бросил тот первый камушек, который превратился позже в целый поток камней. Но об этом даже не хочу рассуждать.
- Как вы сегодня воспринимаете Михаила Горбачева: как последнего Генерального секретаря ЦК КПСС, первого и одновременно последнего Президента СССР?
- Для меня он, безусловно, историческая личность. Разумеется, спорная, с недостатками. Но я помню его на первой пресс-конференции, сразу после того, как он ушел в отставку. На него налетели сразу с тем, что он и слабый, и такой-то, и такой-то... А он сказал, по-моему, очень правильную штуку: "Скажите, пожалуйста, в зале есть хоть один человек, который когда-либо хоть один день работал президентом? Хоть каким-нибудь". И зал промолчал.
- А раньше, во времена "Взгляда", у вас были разногласия с Горбачевым?
- Между нами до сих пор существуют некие противоречия, бесспорно. Он ни разу не был во "Взгляде". Более того, мне доподлинно известно, как он относился тогда к нам. Он нас ненавидел. Всеми своими силами коммунистического прошлого, настоящего и будущего. Он нас ненавидел, сидя у себя дома, ненавидел, но смотрел, матерился, но смотрел. Кидался тапочками, стараясь попасть в меня. Но при этом он не говорил: "Завтра "Взгляда" не будет". А мог бы сказать. Ведь, кроме всего прочего, существовал Уголовный кодекс, где 103-я или 104-я статья совершенно четко говорила о том, чем занимался "Взгляд" - распространением информации, порочащей государственную власть. Все это можно было к нам прилепить. Но этого не делалось.
- Почему?
- Еще и потому, что у меня был закон и я заставлял своих молодых коллег жестко следовать этому закону: если выходишь с каким-то серьезным разоблачительным материалом или расследованием - значит, у тебя должен рядом стоять портфель, в котором как минимум три подтверждения того, о чем ты говоришь. Если этого нет - значит, сюжета не будет. То есть если было что-то серьезное в эфире (а его было немало), это всегда подтверждалось соответствующими документами. В этом смысле мне удалось обойти все возможные ошибки.
- А что еще неправильное вы могли сделать?
- К счастью, никто из нас не перешел грань, когда журналист чуть ли не сам пальцем указывает, кому как надо себя вести, какую страну строить и т. д. Если это делает журналист, за которым колоссальный опыт, за которым тысячи людей, чьи мысли стали его мыслями, тогда, наверное, журналист в своей авторской программе, может быть, и имеет на это право. Но если ты молодой ведущий (а со мной работали молодые ведущие) и весь твой жизненный опыт - вид из окна папиного автомобиля, когда ты ехал из дома в Шереметьево-2, чтобы улететь куда-то, - если это и весь твой опыт, твое знание страны, ты такого права не имеешь.
- Вам нравится преподавать?
- Знаете, мне нравится не сам процесс. По-моему, у анархистов был лозунг "Движение - все, цель - ничто". Так вот у меня наоборот. Я, честно сказать, устаю, потому что каждый раз выкладываюсь полностью. Давая им задание, я фактически придумываю иногда даже не просто передачу или тему какую-то, а целый цикл новых программ. В моей реальной журналистской жизни на это порой уходили годы. А тут надо это сделать сейчас и на глазах у 20-30 человек. Если я этого не сделаю, то тогда какой же я преподаватель? Это чудовищно трудно... И я счастлив бываю, когда они придумывают лучше, чем я. Это мне очень нравится, а вот путь к этому - не очень.
- Вы надеетесь со своими студентами что-то поменять в журналистской среде?
- В журналистской - вряд ли. Когда ко мне мамаши приводят своих детей, я им говорю правду: "Я научу вашего ребенка технологии. Сегодня это просто. Сегодня это вообще ничего не стоит. Сегодня можно на компьютере делать то, для чего мне раньше понадобился бы весь телецентр Останкино (20000 человек). Но вы же понимаете, что я буду его учить на примере тех передач и тех материалов, которые делал я. А именно эти передачи и эти материалы привели меня к тому, что я 16 лет без работы. Не боитесь ли вы, что то же самое произойдет через 4-5 лет с вашим ребенком, когда он, выйдя как ученик Мукусева, будет никому не нужен?" Я смотрю, слезка закипает в уголке глаза, и слышу: "А я хочу, чтобы он был гражданином". Знаете, если мне удастся затронуть то место, которое есть у каждого там, где наша гражданственность и где страшно испоганенное, но прекрасное по сути своей слово - патриотизм, нормальный здоровый патриотизм... Если мне удастся это разбудить, хоть немножко, то это не в журналистской среде поменяет что-то, а в стране. А тогда и журналисты не смогут не поменяться. Я понимаю, что это наивность, это как новое "хождение в народ". Я прекрасно понимаю масштаб того, что я делаю.
- А вы не предполагаете, что где-то кто-то, может, неизвестный вам, делает такое же дело, пробуждает чувства добрые?
- Конечно, ведь откуда-то же появились люди, которые защищали Белый дом в 1991 году... Я абсолютно убежден, что эти люди есть. Их немного в масштабах всей страны. Я думаю, это те люди, которые не дадут собою управлять.
www.aero-don.ru
01.10.2007
Док. 596152
Перв. публик.: 01.10.07
Последн. ред.: 01.10.09
Число обращений: 0
Мукусев Владимир Викторович
|
