В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Pдравствуйте, господин <анионис! Назад
Pдравствуйте, господин <анионис!
"Паневежис, где я живу, не принимает ваши телепрограммы",- говорит народный артист СССР

Брежнев, танки, "Цинандали", Пицунда, Рижское взморье, Банионис-Будрайтис-Артмане, Бухара-Самарканд, плов-шашлыки, дагестанское серебро, туркменские ковры, грузинские вина, грузинское кино, прибалтийские поэты, Чюрленис, Домский собор, Карпаты, Днестр, молдавский праздник Марцишор, эстонский университет в Тарту...

Месиво фактов, и из них все - случайные.

Так же как лицо человека, его судьбу, его характер невозможно определить одним словом, так и Советский Союз во всех своих проявлениях - от культурно-бытового до экономического и политического - неопределим. Несводим к единому знаменателю.

В сознании западного человека - агрессивный имперский монстр. В реальной геополитике - сдерживающий фактор. В национальной мифологии - грубый и страшный "старший брат". В реальной культуре - информационный мост, давший шанс Чингизу Айтматову, Тенгизу Абуладзе, Донатасу Банионису и многим-многим другим стать звездами союзного, а затем и мирового масштаба. В морали - идеологическая завеса, сделавшая целые поколения заложниками искусственных представлений и придуманных ценностей. В экономике - странная конструкция, отрезанная от мирового рынка, но при этом не испытывавшая ни в чем недостатка. Двуликая, противоречивая система.

Как к ней относиться сегодня? Относиться к ней надо, как к реальному, кровному, своему, а не чужому прошлому. Стыдиться его и презирать - нечестно, некрасиво. Превозносить - подло. Любить и ненавидеть одновременно - пожалуй, невозможно.

Так все-таки - как?

Пример Донатаса Баниониса дает заветную формулу отношения. Не должен был такой актер, как Банионис, стать звездой советского экрана. Но стал.

Гордиться можно и нужно - людьми, а не строем. Атмосферой теплоты и взаимоуважения, а не кодексом строителя коммунизма. Поступками, а не их отсутствием на партсобраниях. Книгами, а не Союзом писателей. Фильмами, а не выжившей из ума системой советского кинематографа.

Гордиться можно и нужно тем, что реальная страна была все-таки совсем не похожа ни на оруэлловский скотный двор, ни на платоновский котлован.

Она была сложнее - и проще...

Она была загадочней - и веселее.

Она была сильнее - и все же добрее, чем в книгах. Банионис был одним из тех, кто своей улыбкой вносил в эту составляющую особенную ноту, особую краску.

Он представлял в советском кино забытое ныне амплуа: амплуа умного человека. Мужская сила и обаяние в его игре на наших глазах уступали место интеллекту и великодушию. На роль "мыслителя" режиссеры пробовали многих, это в принципе было модно, но органично это выходило только в одном случае, - в случае Баниониса. Смоктуновский - слишком широк, явно перехлестывал за рамки нормального человека, Яковлев - слишком мягок, нежен и барствен, то есть несовременен, Тихонов или Лановой - слишком красивы.

Сочетание ума, сдержанности, силы и... элитарности давал режиссерам только он - Банионис.

Почему?..

Р.Б.

* * *

Москва. Красная площадь. Двое провинциальных депутатов спешат на заседание в Кремль. Навстречу им - до боли знакомый человек, увешанный Звездами. "Он!" - "Нет, не он". - "Да он же!" - "Давай спросим... Извиняюсь, вы кто будете!" - "Как - кто? Гм-гм... Я - Генеральный Секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума... гм-гм... дорогой товарищ Брежнев Леонид Ильич!" - "Видишь, - досадует приезжий. - А ты - Банионис, Банионис..."

Анекдот застойных времен - сам Банионис признается, что слышал его в дюжине вариантов - подсказан жизнью. Знаменитый актер тоже был депутатом Верховного Совета СССР и в популярности не уступал Генсеку. Но что грустно - пока мы, стоя на Невском, вспоминаем фольклор (Банионис приехал в Питер как член жюри фестиваля "Балтийский дом"), молодежь снует взад-вперед, не обращая внимания. Хоть кричи: ребята, не проходите мимо эпохи в отечественном кино!

Он сильно поседел и погрузнел, подзабывает русские слова. Увы! Но обаяние кумира (из чего это облачко соткано: при неброской осанке - впечатление внутренней значимости, налет смирения и грусти, мягкая усмешка, маскирующая замкнутость?..) по-прежнему при нем.

- Как вас теперь называть - уже не Донатас Юозович?
- Правильно, господин Банионис.

Эта эпоха началась в середине 60-х, когда режиссер Жалакявичюс вывел в мир большого кино плеяду мужественных незнакомцев (Виткус, Адомайтис, Банионис, Будрайтис, Оя, Норейка...) - героев советского вестерна "Никто не хотел умирать". Трагедия отцов и детей из литовской глубинки стала достоянием огромной страны. Вот только тогда лесных людей называли бандитами, а сегодня они - борцы за независимость республики.

- Вам не кажется, что эта переоценка ценностей ведет к девальвации фильма и вашей роли - председателя Вайткуса?
- Нет. Мы делали художественный фильм, и темой была не политика, а судьба. Многое в нем по ходу менялось, даже название: сначала "Террор", потом - "Медведи". Но это и не абстракция: я знал немало таких, как Вайткус, который вышел из леса и попал под амнистию, как Филин или тот лесной офицер, которого играл Норейка. За что и как они боролись - тогда мы по-другому не могли интерпретировать. Хотя между собой обсуждали: наверное, не все же так было, как в нашей картине. Но кто знает, как выглядели реальные "Семь самураев" или "Великолепная семерка"?

- То есть пришлось соломки подстелить?
- Конечно, иначе загробили бы еще сценарий. И все равно, когда фильм вышел на экраны, нас упрекали в нечеткой политической линии, излишней симпатии к лесовикам. Официально считалось, что не было отпора советской власти в Литве, а мы-то показываем, что был!..

Но настоящая слава обрушилась на него после "Мертвого сезона". Вместо очередного приключенческого фильма о советском разведчике зритель увидел психологическую драму, где усталый герой-одиночка в стиле Хамфри Богарта бросает вызов безнадежным обстоятельствам. И побеждает, в общем, не безоговорочно - его обменивают на "коллегу", иностранного шпиона. По сути, на врага.

- Я сразу понял, что по штампам сценария не прохожу на роль Ладейникова - во мне ничего героического. Поэтому на пробах не волновался, играл по своему разумению - не супермена, а человека... сложного. И когда после долгих споров был все-таки утвержден, Савва Кулиш дал мне возможность продолжать в том же ключе, что очень не понравилось начальству. Директор студии - конъюнктурщик страшный! - согласился не закрывать картину при условии, что меня снимут с роли. Оставили только потому, что пересъемка с другим актером - чересчур дорогое удовольствие. Тогда он сказал: это провал, ну и черт с вами, я умываю руки. Когда же к фильму пришел успех, директор, конечно, меня поздравил: "Рад, что сумел тебя отстоять!".

- Ваш учитель Юозас Мильтинис предлагал актерам в каждой роли "идти от себя". Вы следовали этому принципу или воплощали образ разведчика-профессионала?
- Меня занимала не техника конспирации или передачи секретных сведений. Интересовал тот самый человек, который был арестован, обменян и вернулся домой - Конон Молодый. Он консультировал фильм и в титрах обозначен как Константин Панфилов. Сначала меня к нему не подпускали, потом все же удалось расспросить, что он чувствовал, чего боялся... Окрепла уверенность, что я могу так играть, по крайней мере он не будет против.

Банионис признает, что в "Мертвом сезоне" играл "немножко по-американски" - сказалось влияние трофейных фильмов, которые смотрел в детстве. В сущности, как Литва была советским Западом, так и он стал для нас западным актером - со своей всегдашней корректностью, с ощущением privacy and space - частной жизни и дистанции от окружающих в отличие от типичных советских героев, пропитанных духом коллективизма. Можно утверждать, что по этим признакам вычислил его Григорий Козинцев, пригласив сниматься в "Короле Лире".

...Мое пристрастие к Прибалтике не случайно: артисты там не такие откормленные. Не артисты они лучше, а люди - благороднее, чище. Талантов у нас много, но вот в чем горе: кто играл деда Щукаря и волевого полковника милиции - Шекспира уже не исполнит. Ничего в искусстве даром не проходит, от успеха в определенном репертуаре идет по душе порча, и целый какой-то мир - особенно шекспировский - становится недоступен. В так называемое мастерство я мало верю: тут нужно настоящее горючее, а что делать, когда люди привыкли к керосину?.. (25.02.1971. Г. КОЗИНЦЕВ - П. АНТОКОЛЬСКОМУ)

- Правда ли, что на роль герцога Олбэни он взял вас без пробы?
- Да, тем не менее для меня была неожиданной его трактовка. Я думал: Олбэни - хилый старик, которого обманывает жена в сговоре с интриганом и властолюбцем. Так зачем режиссер меня берет, такого еще молодого? Поделился сомнениями и услышал от него: "По-моему, Олбэни умен, а не слаб, он знает все, но не хочет вступать в эту преступную схватку за трон. Его сдержанность - признак зрелости и силы, которую он в конце концов проявляет". После этого мне стало намного легче играть. Вообще я старался исполнять умные советы. А Козинцев был для меня одним из умнейших режиссеров.

- Но вы с ним обсуждали роль. А в "Солярисе", как говорите, целиком подчинялись воле Тарковского. Если вспомнить финал картины: космонавт Крис Кельвин, прильнув к окну родного дома, смотрит на воскресшего отца. Взгляд - мальчишески-пронзительный и вместе с тем отрешенный. Неужели и это заслуга лишь режиссера?
- Тарковского там гораздо больше, чем меня. Он держал в уме задачу, трудную для понимания, от него шла инициатива. Обычно на съемках моделируется социальная среда, в которой есть друзья и враги, ты с ними контактируешь. А тут действие развивалось будто во сне или вакууме - мне пришлось довериться фантазии режиссера. Еще беда: роль Кельвина строится на внутреннем монологе, глубоко спрятанных переживаниях. Как это передать средствами кино? Только глаза показывать... Но фильм получился хороший. А для меня собственная роль не так важна, как общий результат.

- И все же в кино у вас был статус, позволяющий твердо отстаивать свою позицию. А что касается театра?..
- Нет, нет, нет. Мильтинис не допускал никакой отсебятины. Да и я в мыслях не держал, что он не прав. Я с ним не спорил, а только переспрашивал, не возражал, а желал понять: почему вы так думаете, дайте примеры. Роли, ставшие, может быть, лучшими (например, Бекман из "Там, за дверью" Борхерта и Вилли Ломен из "Смерти коммивояжера"), - это когда я не сразу постигал его идеи, месяц или два искал образное решение, а найдя, гордился как самым большим открытием. Мильтинис получил блестящее образование во Франции; его друзьями были великие актеры Жан Луи Барро, Жан Вилар, Мадлен Рено, а еще Пикассо и Андре Жид - такая компания. Я же пришел к нему в театр в 41-м выпускником керамической школы и работал с ним до 80-го года. Поэтому он для меня отец, учитель, воспитатель, Мэтр - все что хотите.

- Как Мэтр относился к тому, что вы постоянно отлучаетесь из театра на съемки?
- Вначале терпимо. Тем более что я заранее старался все уладить. Скажем, перед съемками "Соляриса" посмотрел запрещенный тогда фильм "Андрей Рублев" и попросил второго режиссера приехать в Паневежис - показать ленту Мильтинису. Тот был потрясен и сказал: "Ну да, у Тарковского ты можешь работать, это не будет для нас позор". Когда снимали "Гойю", я договорился, что он приедет в ГДР, на студию "ДЕФА" в качестве консультанта. Но чем дальше, тем больше он роптал, что мы снимаемся. Не только я - Бабкаускас, Масюлис, Шулгайте. На репетициях жаловался другим актерам: "Видите, отпустил, а теперь мучаемся. Но не привязывать же их..."

Забавно, что для миллионов советских кинозрителей Банионис многие годы говорил голосом Шурика из "Операции Ы" и "Кавказской пленницы". Голос принадлежал артисту Ленинградского театра комедии Александру Демьяненко, назначенному на "роль" Баниониса при дубляже "Никто не хотел умирать". Это было точное попадание! Народный любимец Шурик говорил за Баниониса в череде фильмов, знаменитых и не очень: "Маленький принц", "Командир счастливой "Щуки"... Их очное знакомство состоялось много позже; как выяснилось, оба весьма довольны друг другом. Между тем Банионис неуклонно улучшал свой русский. В "Операции "Трест" он уже озвучивал роль Стауница, правда, с большим акцентом. В "Мертвом сезоне" говорил по-русски гораздо приличнее, чем занятые в фильме латыши и эстонцы (хотя всех потом переозвучивали). А впервые публика услышала его настоящий голос в "Берегись автомобиля". Так он стал для нас вполне аутентичным. Проще говоря - своим.

С падением "железного занавеса" на зрителя обрушился поток зарубежных фильмов, прежде всего американских. К тому времени прибалтийские актеры сыграли десятки ролей в советском кино, в том числе и "волевых полковников". Так что эффект непохожести, связанный с их первым появлением, улетучился, волна откровения схлынула.

- Вы согласны, г-н Банионис?
- Да... Может быть. Но я никогда не зацикливался на кино. То, что мне интересно, можно делать только в театре. Кстати, большинство из тех, кого вы называли (Адомайтис, Норейка, Масюлис) продолжают работать в театрах Вильнюса и Каунаса. Похоже, только Будрайтис сменил амплуа - на дипломата.

- Для советского обывателя было странно, что знаменитый киноартист Банионис, оказывается, работает в театре заштатного литовского городка. И откуда в Паневежисе театр?
- О, это длинная история. Юозас Мильтинис вернулся в Литву из Франции в 1938 году, чтобы вскоре уехать обратно. Но началась война, и он остался, причем работать в театре не хотел. Он поссорился с театром того времени и возглавил драматический кружок при профсоюзной Палате рабочих в Каунасе. В июле 1940-го Красная Армия, назовем вещи своими именами, оккупировала Прибалтику. Новая власть бросила призыв: дадим рабочим бесплатное учение, лечение и развлечение. Красиво! И Мильтинису предложили на базе его студии создать в Литве новый театр. Поскольку в Каунасе и Вильнюсе театры были, он выбрал Паневежис. Но это мог быть и другой городок. В декабре набрали по конкурсу еще несколько актеров и переехали в Паневежис, где Мильтинису предоставили старый клуб и общежитие для студийцев. В середине марта театр был открыт постановкой "Пади Серебряной" Погодина. Я в ней еще не участвовал: был принят в штат театра как актер-кандидат 1 июня. А через три недели началась война с Германией. Вот так: одна оккупация, другая, и - застряли там навсегда. Мы-то думали, сформируем труппу, репертуар - и через год-два переедем в столицу. Знали бы, что так случится - ни за что не отправились бы в Паневежис.

- В советской прессе ваш театр числили одним из подразделений городского хозяйства. Разве не здорово: горожане ходят на завод, метут улицы, выпекают хлеб, а театр в трудовом порыве выдает свою продукцию - спектакли. Интеллектуалы рассуждали о культурном феномене Паневежиса, игнорируя несравнимость масштабов театра и райцентра. Почему же вам не удалось сменить прописку после войны?
- Вероятно, причина в том, что Мильтинис так и не стал конформистом. Он не вписывался в официальные каноны, не советовался с властью. Такого лучше держать на расстоянии. Знаете, его даже выгнали из театра в 1954-м! Перевели на киностудию в Вильнюс, на дубляж, где он абсолютно не хотел работать. Это была политическая ссылка. При Сталине его нашли бы куда девать... На пять лет он был лишен своего театра, хотя приезжал под чужим именем ставить пьесы. Кто-то донес, и появился дикий приказ, запрещавший Мильтинису входить в театр (который он создал)!.. Потом наступила оттепель, его восстановили в должности. Уже позднее дали народного артиста СССР и орден Ленина. Видите, не так просто было и в Паневежисе.

- После ухода Мильтиниса на пенсию вы возглавили театр и могли продолжать его дело. Но этим отрезком своей жизни, кажется, недовольны?
- Возглавил, согласившись с доводами министра культуры, о чем очень жалею. Мильтинис - личность большая, а я не режиссер, понимаете. Не принадлежу к этой профессии. Несчастье, когда актер стремится стать режиссером, не имея призвания. Точно так же хороший дирижер бывает плохим музыкантом, и наоборот. Режиссером надо родиться, а я только ставил пьесы... К тому же ушел директор театра, на которого я полагался, и на мою голову обрушились все административные заботы. После восьми лет мучений я чувствовал, что погибаю. И сегодня я только актер.

- В пьесе "На Золотом озере", которую Паневежский театр привез в Петербург, встретились отец и сын Банионисы. Вы - исполнитель главной роли. Он - режиссер-постановщик. По вашей протекции?
- Потому что у нас не было выхода. Уже разучили текст, начали репетировать, как остались без режиссера. Я прошу: "Райма, приезжай посмотреть, посоветоваться, может быть, подскажешь замену". Поставил пьесу по договору, почти бесплатно - зато спектакль получил призы на двух республиканских фестивалях.

Раймундас из тех актерских детей, что выросли в театре, родители брали его с собой на репетиции, он даже получал маленькие роли, приобщаясь к школе Мильтиниса. Вместе с тем он смотрит на Паневежис со столичных широт и без комплексов: "На Золотом озере" - хорошая пьеса для пожилого актера. Пьеса о старости и, как нам показалось, о смысле жизни, в центре которой человек, потерявший этот смысл. Что-то мешает ему спокойно собирать ягоды, удить рыбу, но - не слишком. Встреча с тринадцатилетним подростком пробуждает его от спячки, помогает наладить давно испорченные отношения с дочерью. Мы ввели в текст фразу: "Надо жить столько, сколько Бог нам велел" - она объясняет многое... Раймундас понимает, почему 73-летний отец так органичен в этой роли. Он убежден, что сегодня Банионис не востребован ни в театре, ни в кино.

- Пьеса Эрнеста Томпсона - о коллизиях семейных отношений и словно создана для семейной постановки. В одноименном американском фильме были заняты Генри и Джейн Фонда. Считается, что для актрисы это был способ восстановить утраченный контакт с отцом. Удается ли вам вместе со своим героем обрести душевную гармонию?
- Да, пока я на сцене. Господи, столько ролей сыграно, и в каждой переживаешь то, что однажды с тобой происходило, - и хорошее и плохое.

- А в личной жизни вы достигли этой гармонии?
- Уже никогда не достигну. Четыре года назад умер мой старший сын. Эгидиюс был историком, работал в архивах и научных институтах Литвы, написал хорошие книжки... У него был рак, он страшно мучился, и операция не помогла. Об этом вспоминать трудно...

- С кем из наших режиссеров хотелось бы вам поработать?
- Ну, я их не знаю, пожалуй, кроме Никиты Михалкова. Все, что у вас снимается, мы в Литве не видим. Паневежис, где я живу, не принимает ваши телепрограммы. Ах да, видел на фестивале в Юрмале "Кавказский пленник" - прекрасная картина!

- Ностальгия по союзным временам, где был товарищ Банионис, вас не мучает?
- Нет, но скучаю по фильмам, по студиям, где они создавались - "Мосфильм", "Ленфильм", Свердловск, Азербайджан... Не хватает режиссеров, с которыми работал: Козинцев, Тарковский, Швейцер, Кулиш... Скорее, это ностальгия по творчеству. И конечно, жаль молодость - она ушла. А что можно сделать?


Беседу вел Аркадий СОСНОВ

"ОГОНЕК", N 10, 09.03.1998

Док. 591726
Перв. публик.: 09.03.98
Последн. ред.: 18.09.09
Число обращений: 0

  • Соснов Аркадий Яковлевич

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``