Михаил Ильич Ромм предложил мне работать с ним на картине, которая называлась "365 дней" и вышла на экран под названием "9 дней одного года". Почему он это сделал, доверив неопытному оператору столько ответственное дело? Тем более что Ромм уже несколько лет ничего не снимал. После выхода картины на экран Михаил Ильич в статьях часто и щедро писал обо мне и об этом выборе. Его мысль сводилась к следующему: молодой оператор не будет тянуть его к старому, уже им пройденному. Конечно, было и это. Но, как я позже понял, Ромм всегда находился в состоянии поиска, поиска с большой долей риска. Искал он в искусстве и в осмыслении жизни. И история со мной - лишь частный маленький эпизод в его неукротимом стремлении к взламыванию привычных рамок и оценок. Позже Ромм поставил картину "Обыкновенный фашизм", которая до сих пор не укладывается в меру "нормального" представления о фильме и в меру "нормальных" оценок кинематографических лент.
***
Но вот сняты кинопробы, по которым можно в какой-то мере судить и об операторе. Надо сказать, что мне до сих пор трудно снимать кинопробы. Дело в том, что к моменту съемок у меня, как правило, уже складывается представление о будущей картине. (Я его чаще всего не формулирую, чтобы не поставить себя в узкие рамки этого представления, и тем более никому не высказываю.) Поэтому я просто снимаю актеров, что, по-моему, и является основной целью кинопроб. Не говоря уже о том, что для меня вообще самое интересное в фильме - это лицо киноактера, точнее, портрет персонажа. Любой фильм я себе представляю как серию портретов в их психологической динамике. А сколько портретов - два или двадцать - это и является особенностью картины. Словом, пробы я снял не то что уж очень плохо, а как-то скучно, неинтересно, и я стал чувствовать вокруг себя этакий легкий гул: "Влипли мы с оператором, пробы-то плохие..." и так далее. Ромму пробы не понравились, я это чувствовал, но не в привычке Михаила Ильича было держать что-то подспудное, темное, неискреннее. И он говорит мне:- А пробы-то ты плохо снял, - это было наедине и в тяжелую для меня минуту. В такие минуты он и в дальнейшем будет говорить мне "ты" - это не фамильярность и не неуважение, а высшая степень доверия. - Ну вот, в предыдущей картине у тебя актер когда входит в свет и тень, то он дается то силуэтом, то в ярком солнце - это же интересно.
- Михаил Ильич, это же пробы. Зачем вам актер силуэтом? - пытался я оправдываться.
- Да? - коротко сказал он - и поверил.
Нет, он не поверил, что пробы сняты хорошо, но он поверил в конечную цель моих намерений, в конечную цель наших общих устремлений.
[...]
Премьера "9 дней одного года". Я тщательно напечатал копию, проверил ее в проекции Дома кино, привез даже дубль копии на всякий случай. Картина уже идет, а мы ждем в буфете.
Входит мрачный Ромм:
- Вы тут сидите, а на экране черт знает что! - восклицает он.
Я бегу в зал. Действительно, идет маловыразительная, бледная копия. Я все перепутал!
Возвращаюсь в буфет, так как сделать уже ничего нельзя. Михаил Ильич, успокаивая меня, говорит:
- А, в сущности, какое это имеет значение? (Хотя это имеет большое значение.)
Мне наливают водки, успокаивают. И вдруг Ромм взорвался:
- Прекратите спаивать оператора, нам еще выходить кланяться! Упадет в оркестр, что я с ним буду делать? - держит несколько секунд строгую мину, а потом хохочет. Но когда мне наливают в рюмку вино и произносят тосты, он выпивает свою рюмку, а потом, жертвуя собой, и мою.
В оркестр я не упал.
[...]
Когда Михаил Ильич предложил мне работать на картине "Обыкновенный фашизм", я задал вопрос, на мой взгляд, вполне естественный:
- А что я там буду делать? Ведь это сплошная хроника из киноархива!
- Ну, во-первых, кое-что снимем, но это не главное, - отвечал Ромм. А дальше с некоторой злостью: - А вы думаете, что профессия оператора - крутить ручку? Будем отбирать материал, делать из него сцены, работать над изображением. И главное - думать. Вот это "думать" и можно считать главным в любой профессии кинематографиста, в том числе и оператора.
Действительно, за годы работы я понял, что документальная картина обостряет зоркость, развивает сценарное мышление, художественную наблюдательность, воспитывает творческую самостоятельность.
Километры хроники, хроники, которую нельзя смотреть без боли в сердце. Поездка в Польшу. Освенцим. Треблинка. Майданек. Затем Берлин. Ромм в состоянии крайней взвинченности, как и все мы.
- Ну что можно нового сказать на эту тему? Что это ужасно? Это безусловно. Может быть, и сделать такую картину? Уже были... И в чем здесь глубинная художественная правда?.. Но фашизм - обыкновенный, заурядный, потому что другим быть не может. А немецкий народ? Да, были группы Сопротивления, была "другая Германия". Но против нас воевали и рабочие. В чем здесь правда?
Что-то снимаем неопределенное, незадуманное. И вдруг Ромм увидел в потоке наших документальных кадров элементарный эпизод: две берлинские школьницы идут в школу (этот кадр есть в картине). Они обходят каждое дерево, петляя, как зайцы, - то ли играют, то ли им очень не хочется идти в школу.
- Вот! - сказал Ромм, показывая на экран. - Про это надо делать картину.
Искусство кино. 1981. N 1.
www.russiancinema.ru
Док. 588847
Перв. публик.: 23.01.81
Последн. ред.: 09.09.09
Число обращений: 0
Лавров Герман Николаевич
|
