Павел САДЫРИН
Садырин Павел Федорович. Мастер спорта. Заслуженный тренер России.
Родился 18 сентября 1942 г. в г. Перми. Умер 1 декабря 2001 г. в г. Москве.
Воспитанник футбольной школы "Звезда", г. Пермь.
Играл в командах "Звезда" Пермь (1959 - 1964), "Зенит" Ленинград (1965 - 1975).
Тренер команды "Зенит" Ленинград (1978 - 1982, 1995 - 1996). Главный тренер "Зенита" Ленинград (1983 - 1987). Главный тренер команды "Кристалл" Херсон (1988). Главный тренер ЦСКА Москва (1989 - 1992, 1997 - 1998, 2000 - 2001). Главный тренер сборной России (1992 - 1994). Главный тренер команды "Рубин" Казань (1998 - 1999).
Привел к золотым медалям чемпиона СССР "Зенит" Ленинград (1984). ЦСКА под его руководством стал чемпионом страны и обладателем Кубка (1991).
Есть в футбольном мире фамилии пусть не громкие, но без них трудно представить ту или иную команду. Скромные, не слишком бросающиеся в глаза игроки обладают подчас таким запасом надежности, так незаметно делают свое дело на поле, что к ним привыкают партнеры и тренеры, в них безоговорочно верят, и потом, когда они уходят, вспоминают с чувством благодарности и уважения.
Павел Садырин
Фото А. Хомича
Полузащитника ленинградского "Зенита" тридцатилетнего Павла Садырина вполне можно отнести к такому типу игроков. В его лице перед нами некий талант замедленного действия. Талант каждый раз ново и по-своему целиком растворяющийся в сплаве, именуемом футбольной командой. Талант, не существующий сам по себе, индивидуальность которого подчинена коллективным действиям, и его успех и неудачи - это успех и неудачи команды.
Становление Садырина как игрока проходило органично, в здоровой атмосфере учебы, труда и спорта.
В невысоком худеньком пареньке из Перми, заканчивавшем среднюю школу, уже тогда развилось и окрепло чувство ответственности перед собой и перед окружающими. А за скромностью и застенчивостью скрывалась сильная воля.
Это не общие слова о сильной воле. Самое трудное для мальчишек, страстно увлеченных футболом, прийти домой вечером и в отведенные самим себе часы зажечь настольную лампу, разложить учебники, пододвинуть тетрадь...
Перворазрядник Паша Садырин ходил в школу, положив себе за правило не пропускать на уроке ни одного слова учителя. Так было легче дома сосредоточиться за письменным столом.
Свою усидчивость, строгое отношение к учебе в школе он без труда переносил на футбольную площадку. Страстные эмоции и азарт были чужды ему. Слишком много сверстников на его глазах кидались то в одну, то в другую крайность. Одни уже в девятом классе видели себя светилами науки, великими путешественниками, другие - в мальчиковых и юношеских командах футбольного клуба "Звезда", где играл Паша Садырин, - думали только о лаврах Яшина и Месхи. Но чаще всего дальше выспренных разговоров не шли. И в институты, и сборные команды почему-то начали брать не их, а незаметных на первый взгляд молчаливых мальчишек и девчонок, которые не толклись по вечерам на танцевальных площадках, почти никогда не ходили в кино на последний сеанс.
Каждое утро для Паши Садырина начиналось солнцем в глаза, ранним студеным ветерком. Зарядка вливала в отдохнувшее тело чистоту и силу, дышалось легко, жить было удовольствием. Паша любил такие утра, и никогда не менял их на поздние гитарные полуночьи.
Он поступил в институт, его взяли в сборную команду России.
Каждый всю жизнь что-то преодолевает в себе. Даже у слабохарактерных людей бывают озарения, счастливые периоды, когда кажется, что все, о чем мечталось, не поздно осуществить. И тогда человек успевает многое. Он начинает действовать. Ну, а для сильных духом преодоление себя становится нормой, их жизненным талантом.
Я спросил Садырина, как ему удалось, уже будучи в команде мастеров, к 22 годам успешно закончить институт, не потерять ни одного года?
- Старался пораньше сдавать все зачеты, - ответил он. - С детства подготовил себя не откладывать ничего на завтрашний день.
Для него приколотый кнопкой к стене листок с распорядком дня - не просто бумажка. Документ. Свой собственный пропуск в жизнь.
В "Зенит" Садырин пришел дипломированным педагогом, с восьмилетним комсомольским стажем, пришел и остался в средней линии команды на месте полузащитника, пережил вместе с клубом несколько не очень удачных лет.
В него поверили сразу: что не уйдет из "Зенита", что отдаст все силы; оно так и вышло. Если Садырин не играет из-за травмы, ленинградские зрители волнуются, они уже не представляют "Зенит" без него. Но такое случается редко. Обычно, когда диктор, объявляя состав "Зенита", называет фамилию Садырина, завсегдатаи удовлетворенно говорят:
- Паша с нами, все будет в порядке.
Он стал ленинградцем не из-за своей причастности к "Зениту". В разные годы в этой команде играли иногородние футболисты, но редко кто становился постоянным ленинградцем. Они приходили и уходили, сыграв в клубе каждый в меру своих сил, однако мало кого из них трогали "завтрашние заботы" "Зенита", футбольное будущее города.
Молчаливый Садырин, самый неразговорчивый человек в "Зените", приобретает дар убежденного оратора, когда речь заходит о возрождении лучших традиций команды. Он говорит с позиции коренного ленинградца, ветерана "Зенита", его волнует юношеский футбол города, проблемы учебных полей, спортивных залов, упорядочения тренировок ребят. Садырин - игрок, педагог, общественник... В 1965 году он был избран членом Комитета комсомола ленинградского оптико-механического объединения а, вступив в ряды КПСС, не так давно стал парторгом команды "Зенит".
Ранней весной этого года, на коротком предсезонном сборе в Сочи, я встретился с Павлом Садыриным и потом долго разговаривал с ним. Меня интересовала одна история, которую я узнал со слов ленинградского журналиста Сергея Струнина. Журналист называл поступок Садырина и его товарищей героическим. Подвигом. Он собирался сам написать об этой истории но, как мне стало известно, по каким-то причинам очерк остался незавершенным.
Мы сидели в номере гостиницы вместе с Алексеем Петровичем Хомичем и старались разговорить молчуна Садырина. А когда я упомянул о той истории, он еще больше замкнулся. Только и сказал:
- Так вот вы о чем...
Но все-таки нам удалось кое-что узнать. И об этом я попытаюсь рассказать.
В Баку, за день до матча "Зенита" и "Нефтчи", разыгралась небывалой силы гроза. Мутные потоки воды с гор устремились через проезжую дорогу к зданию гостиницы, где жили ленинградцы. Стоял октябрь, дули холодные ветры. Но что могли сделать дождь и ветер крепкому современному зданию? Павел Садырин вместе со своими товарищами по команде - вратарем Львом Белкиным и защитником Василием Даниловым - находился в уютном номере на первом этаже. Им давно уже наскучило смотреть в окно на непогоду, сидели, разговаривали.
Ни они, да и никто в гостинице не знал, что в вечерний час в подвальном помещении, где находилась телефонная станция, под напором воды лопнуло стекло в небольшом окне, и грязный холодный поток хлынул в помещение. Как на грех девушка-телефонистка задержалась на работе. За ней должен был заехать жених, но ливень помешал ему.
Вода сразу же заклинила внутреннюю дверь, стала из-под нее поступать в коридор подстанции, где стояли бочки с карбитом. Телефонистка успела позвонить директору гостиницы и сообщить о беде. Потом в подвале погас свет. А вода с каждой секундой прибывала.
Садырин и двое его товарищей услыхали шум за дверью номера, чьи-то взволнованные голоса, а потом к ним заглянул директор гостиницы:
- Товарищи, срочно требуется ваша помощь!
В подвале, неподалеку от наружной двери телефонной подстанции, кто-то раскладывал костер. За этой дверью в коридоре было слышно движение воды. А где-то вдали - там, за другой дверью, внутренней, в кромешной тьме находилась молоденькая телефонистка...
Первым пошел Садырин. За ним - Белкин и Данилов. Света костра не хватало. Откуда-то принесли зажженную лампу "Летучая мышь". Через несколько секунд дверь была взломана. По ступенькам, ведущим вниз, трое, освещая себе путь лампой, спустились в затопленный коридор. Почти по грудь в воде, осторожно нащупывая босыми ногами уже ставший дном шершавый пол, двинулись мимо бочек с карбитом к внутренней двери. На счастье, в стороне плавала крепкая доска. Теперь у них было орудие. Несколько раз сильно ударили в верхнюю половину двери. Затем еще и еще. Мигала "Летучая мышь". Едкие испарения карбита затрудняли дыхание. Холод воды пронизывал до костей. Наконец, верхняя половина двери поддалась, в образовавшийся проем сунули лампу. Там, внутри, над черной водой сначала увидели у самой двери только голову девушки, а потом ее вскинутые руки и в них... белые туфельки.
Ленинградский журналист рассказывал мне эту историю долго, с многочисленными подробностями. Павел Садырин вообще был бы рад к ней не возвращаться. Так мне, по крайней мере, показалось. Ничего особенного он в этом случае не находил.
- Действовали по обстановке, - сказал он.
Не знаю, может быть, и прав Павел Садырин. Может быть, нет ничего особенного в том, что трое здоровых, тренированных парней не растерялись в трудную минуту, спасли человека.
Но если Садырин прав, то это, по-моему, правота высокой гражданственной мерки.
Готовность к подвигу - не в этом ли заключается нравственный максимализм настоящего советского спортсмена? Готовность к подвигу, который ты сам не считаешь подвигом, дана далеко не всякому. И в спорте, и в повседневной жизни необходимо постоянно нести ее в себе. И тогда твое не слишком громкое имя приобретает вес того самого золотника, который, как испокон веку говорят на Руси, мал да дорог!
Вот о чем думал я, сидя с Садыриным в номере сочинской гостиницы "Камелия", где с балкона восьмого этажа охватываешь глазом панораму стадиона, оба его поля с крохотными фигурками футболистов и белыми точечками мячей.
С соседнего балкона к нам заглядывал Борис Кох. Приближалось время очередной вечерней тренировки "Зенита". Садырин стал собираться на поле.
- Вот видишь, какие парни есть в нашем футболе,- сказал мне Хомич и повернулся к Павлу, - а ты не красней, как девушка, надевай-ка побыстрее белую рубашку, галстук, запечатлю тебя при полном параде. Да не возражай, я тоже футболист, только старше. А старших надо слушаться...
Так я и расстался с Павлом Садыриным, которого вы видите на этом снимке, в тот момент, когда он стоял на балконе под направленным на него объективом фотоаппарата Хомича, а внизу, на гаревом поле стадиона, его товарищи уже выбежали на тренировку...
ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ НАДО С НАГЛЫМ ВИДОМ
На пресс-конференцию (а об участии в ней Садырина было объявлено заранее) он не пришел. А поздно вечером, когда я наудачу позвонила ему домой, вдруг снял трубку телефона, молчавшего до этого почти месяц. И мы договорились встретиться.
О причинах отсутствия его на пресс-конференции я спросила первым делом, когда на следующий день дождалась Садырина в федерации футбола. "Во-первых, я болен", - ответил он на вопрос. "У меня есть сведения, что больны вы "во-вторых"... Садырин улыбнулся: "Возможно, вы правы. Хотя я действительно зверски простужен".
- И обижены на журналистов?
- Как вам сказать... Я считаю, что материал в одной из газет, где меня цитировали в связи с тем, что я, дескать, заявил, что матч ЦСКА с владикавказским "Спартаком" оказался договорным, был написан просто непрофессионально. Я могу высказывать что угодно в приватной беседе - а разговор, я подчеркиваю, был не для прессы, - но доказательств для публичных обвинений у меня кет. Как, кстати, и у журналистов. Но мои слова были опубликованы и моментально превратились в снежный ком. И понеслось: дошло до УЕФА, до ФИФА. Если человек собирается писать на эту тему, то должен, прежде всего, предъявить доказательства. А так получилась неприятная и, главное, никому не нужная история. Меня же потом и обвинили: мол, вы, Павел Федорович, лукавите...
- Но у вас же были основания для той, пусть приватной, беседы?
- Я могу только предполагать что-либо. Да, мне было, скажем так, не совсем понятно, как в ворота попадали не самые сложные мячи. И я до сих пор пытаюсь узнать, что же произошло на самом деле.
- А стоит ли? Я понимаю" конечно, ваше отношение ко всему, что связано с ЦСКА...
- Дело не в ЦСКА. Подобные ситуации были в футболе всегда. Когда я еще работал в "Зените", после того как клуб стал чемпионом страны, мне многие в открытую говорили, ЧТО мои ребята начали "сплавлять" игры. А я не мог поверить. И уже потом совершенно случайно стали то тут, то там выплывать подробности каких-то игр - мол, да, действительно было. Ведь для того, чтобы игроки договорились между собой, совершенно необязательно участие тренера. Хотя тренер в каких-то случаях может оградить команду от людей, которые постоянно крутятся вокруг.
- Я бы сказала, спорное утверждение. Футбол всегда относился к разряду дорогих азартных игр. И, значит, деньги вокруг него крутились раньше и крутиться будут.
- Но происходить-то это может по-разному. Я помню, когда ЦСКА играл в первой лиге, так представители грузинской команды из Ланчхути просто ездили за нами следом с мешком денег! И давали их всем подряд, кто играл против нас, - только бы не дали ЦСКА выиграть.
- А вы не жалеете, что ушли из ЦСКА в сборную России?
- Конечно, нет. Сборная есть сборная. И возглавить ее - мечта любого тренера, работающего с клубной командой. С ЦСКА я по-прежнему поддерживаю тесные отношения. И тренера - Геннадия Костылева - рекомендовал тоже именно я.
- И кому же из вас сейчас труднее?
- Думаю, ему. Отстаивать-то надо было чемпионское звание. А с игроками-чемпионами работать всегда сложнее, С одной стороны, когда команда выигрывает и игроки начинают чувствовать вкус победы, - это здорово. Но с другой - многие сразу же ищут выгодный контракт и уезжают, что и произошло. Да и у остальных какое-то время голова кружиться продолжает. Кажется, что море по колено, что и работать вполне могут самостоятельно, не очень прислушиваясь к тому, что говорит тренер.
- А по каким критериям вы отбираете игроков в сборную?
- Основной и единственный - это уровень мастерства. Правда, сейчас, честно говоря, мучаюсь: матчи бывают редко, приходится заниматься селекцией, просмотром, к тому же слишком многие из тех, на кого я рассчитываю, играют за границей. На какие-то игры с участием наших футболистов я стараюсь ездить, за кем-то слежу по прессе.
- И в какой степени вы на них - я имею в виду легионеров - рассчитываете?
- Целиком и полностью. Иначе нельзя. Или рассчитывать на сто процентов, или не рассчитывать вовсе.
- А вы не боитесь, что ваша ставка на легионеров начнет давить на тех, кто играет здесь? Зачем выкладываться, если в нужный момент приедет человек из-за границы и займет твое место?
- Такая ситуация, кстати, возникла в прошлом году, когда футболисты ЦСКА выиграли чемпионат страны, Кубок, а в сборной оказались на вторых ролях. Я более чем уверен, что на чемпионате Европы в Швеции они могли сыграть вполне достойно. Даже если судить по тому, как они играют сейчас в своих зарубежных клубах. Но, в конце концов, это моя работа - реально оценивать силы футболистов. Например, я считаю, что сейчас в России нет игрека, равного по мастерству Кирьякову. И, конечно же, он будет в составе. Думаю, что самое нормальное сочетание между "иностранцами" и теми, кто остался здесь, - 50 на 50. Хотя в первых двух играх, которые сборная России провела под моим руководством, у нас было по восемь "иностранцев". И это себя вполне оправдало. Но если из западного клуба приезжал Горлукович, а играл на этом месте "домашний" Колотовкин, то это тоже о чем-то говорит, верно?
- А это правда, что у вас нет любимчиков?
- По-человечески, в жизни, - конечно же, есть. Но мое отношение к ним никоим образом не проявляется на поле. А почему вы об этом спросили?
- Потому что слышала, что вы человек, который абсолютно ровно относится ко всем игрокам. Но ведь так не бывает. Должны же в чем-то ваши симпатии проявляться.
- Возможно, хотя я стараюсь этого не допускать.
- Но ведь не могут все футболисты быть людьми выдающихся моральных качеств. Неужели не бывало, что игрок блестящий, а как человек, мягко говоря...
-.Сколько угодно. Человек может быть и рвачом, и склочником, но до тех пор, пока это не проявляется на поле, я не имею никакого морального права лишать его игры, а команду - нужного ей игрока. Вот если я замечаю, что этот футболист недорабатывает, отбывает на поле номер, то он моментально исчезает из состава. Причем для меня в этом случае бывает достаточно одного случая, чтобы принять окончательное решение.
- Не ожидала, что вы такой максималист.
- Этого требует работа со сборной. Экспериментировать можно в клубной команде, когда много игр: в одной что-то не вышло - в другой получится. А в сборной-то игр всего ничего. И ошибаться нельзя. Конечно же, если у меня на одно место претендуют два равноценных игрока, то я выберу того, который более коммуникабелен, которого уважает команда. Его команда и поддержит больше в стрессовой ситуации.
- Вы же сами сказали, что поле - не место для сведения счетов.
- Так ведь в игре большинство действий совершается интуитивно. Тому, кого не любят, могут подсознательно не отдать пас в ситуации, когда должны по идее это сделать. Хотя теоретически поступать так профессионал не имеет права. Я всегда вспоминаю киевское "Динамо" образца 1986 года, когда оно стало обладателем Кубка кубков. Игроки жили между собой как кошка с собакой, но выходили на поле - и более сплоченную команду трудно было себе представить. Хотя тут же, после игры, они могли устроить разборку вплоть до драки.
Бывает, правда, и наоборот: дружат игроки разных команд - и на поле этакое сюсюканье не прекращается. Тут уж, извини: вышел на поле - табачок врозь...
- А вы учитываете мнение игроков, когда определяете состав?
- Ну конечно! Мне не обязательно бывает спрашивать об этом впрямую, хотя, когда спрашиваешь, уже хорошо - игрок думать начинает. Но я учитываю абсолютно всю информацию, в том числе и ту, которую получаю от второго тренера, помощников, врача, массажиста.
- Своего рода агентурная сеть?
- Отнюдь. Просто бывают моменты, когда, скажем, травмированный футболист настолько хочет выйти на поле, помочь команде, что сам себя готов убедить в том, что у него ничего не болит. Это могут заметить только врач или массажист. А я просто обязан о таких вещах знать. Ведь может получиться и так, что и помочь не сможет, и травмируется еще больше. Но даже в такой ситуации я стараюсь всегда выслушать самого футболиста. Если хочу, конечно, рассчитывать на взаимное уважение. И уже потом принимаю решение сам. На то я и главный тренер.
- Неужели вы никогда не испытывали чувства растерянности?
- А его ни в коем случае нельзя показывать. Команда-то всегда ведет себя на поле прямо пропорционально тому, как ведет себя тренер. Я не хочу сказать, что никогда ни в чем не сомневаюсь, но считаю, что даже неправильные решения надо принимать, что называется, с наглым видом. Чтобы в тот момент у игроков не возникло и тени сомнения. К тому же, как показывает практика, гораздо лучше выполнять общую, какой бы она ни была спорной, установку, чем всем играть вразнобой.
- Вы когда-нибудь задумывались над вашими отношениями с командой? Кто они для вас - коллеги, дети?..
- Все перемешано. Иногда приходится возиться, как с детьми. В 16-17 лет, когда игрок приходит из дубля, он порой в чем-то намного взрослее сверстников, но как-то односторонне. И все разные. С теми, с кем давно работаю, могу позволить себе фамильярность, сказать, - к примеру, "Рыжий, иди сюда". Но я двадцать раз подумаю, прежде чем сказать нечто подобное новичку.
- Те пять месяцев, что вы провели в качестве главного тренера сборной России, - это достаточный срок, чтобы почувствовать себя в ней хозяином?
- Я к этому как раз и не стремлюсь. И если что-либо делается не по-моему, то это не тот повод, который способен вывести меня из себя.
- Но второго тренера вы подбирали себе сами?
- И третьего тоже. И всех остальных.
- А если они начинают, с вами спорить?
- Они на то и существуют. Но в этом случае у меня принцип один: считаешь, что прав, - докажи. Причем не только мне, а всем. И будем принимать решения вместе. А вывести меня из равновесия способен разве что явный обман.
- Например?
- Ну разные бывают ситуации. Скажем, не пришел на тренировку игрок, придумал объяснение. Я, кстати, никогда не проверяю, правда это или нет, хотя, сами понимаете, сделать это достаточно просто. Но если ситуация повторяется - а обман всегда повторяется, - делаю соответствующие выводы. Причем иногда довольно жесткие.
- Мне почему-то кажется, что вам было бы очень трудно работать за границей.
- Почему?
- Когда владелец клуба покупает себе игрока или тренера (а контракт, насколько я понимаю, не что иное, как оформление этой покупки), то он имеет все основания распоряжаться их работой по собственному усмотрению. Я ничего не имею против весьма распространенного в контрактах пункта, согласно которому игрок не имеет права возражать тренеру или обсуждать его решения, но что касается самого тренера... Мне трудно представить, чтобы вы работали под диктовку.
- Я бы сначала обговорил свои права. Кстати, мне всегда везло: ни разу в моей работе не возникала ситуация, когда бы указания насчет игры давали сверху.
- Даже в ЦСКА?
- Я человек сугубо штатский. Повернулся бы - и ушел. И все дела. А на Западе привыкли платить именно за то, что ты выполняешь условия контракта. Насколько я знаю, Лобановского сняли с должности тренера команды Объединенных Арабских Эмиратов именно потому, что у него довольно сильно разошлись мнения по поводу игрового состава с руководством федерации. Хотя, на мой взгляд, указывать тренеру, как тот должен работать, могут только не самые умные люди.
- Ну в Европе, насколько я могу судить, самодурства тоже хватает. Покупают футболистов как игрушку: мол, купить купил, а играть, в тебя не буду.
- Это редкость. Конфликт, как правило, возникает тогда, когда за игрока отданы большие деньги и его с первого же дня начинают ставить на все игры, независимо от физического состояния: надо же сделать ему рекламу, в какой-то степени вернуть деньги. И что бы ни говорил тренер, в глазах руководства он всегда будет не прав. Это к тому, что контракт, особенно тренерский, всегда должен быть оговорен до мелочей.
- Вы могли бы сформулировать условия, на которых вы согласились бы работать за границей?
- Нет. Сейчас я бы не согласился уехать из России ни, на каких условиях. Главное в моей жизни именно то, чем я занимаюсь ныне.
- Я могу сделать скидку на то, что вы работаете ее сборной менее полугода, что вам безумно интересно, но при всем при этом вы не первый главный тренер, с которым мне приходится беседовать. И практически все они говорили о том, что их труд в России оплачивается совершенно неадекватно тому, как они работают. И я вполне их понимаю. А вам, получается, на деньги вообще наплевать?
- Я что, похож на ненормального?
- Нет, но...
- Просто в данный момент не существует таких денег, ради которых я бы оставил сборную. Сейчас вообще говорить о них бессмысленно. Потому что сколько ни плати тренеру здесь, все равно это будет катастрофически мало в пересчете даже на самый захудалый зарубежный контракт. И значит, не деньгами надо оценивать работу.
- А чем?
- Тем, что, вопреки всему, о чем мы с вами говорим, наш футбол остается классным футболом. И основной показатель этого класса сборная, игра которой зависит в какой-то степени и от моей работы. А что касается денег... Знаете, был совершенно замечательный момент в прошлом году, когда после матча с "Ромой" в Италии нас всей командой пригласили на телевидение. Как раз в то время итальянцы вылетели из европейского чемпионата, а наша сборная, наоборот, вышла в следующий круг, и кто-то из присутствующих задал вопрос о зарплате наших футболистов. Вся студия долго вслух переводила рубли в доллары, а потом была совершенно мертвая пауза... и дикий смех. Причём мы тоже сидели и смеялись. А как иначе реагировать?
- Мы с вами, кажется, возвращаемся к тому, с чего начали: тот, последний гол, который был забит "Роме", но не был засчитан, это случайность, или так называемая работа с судьями?
- Вы опять задаете вопрос, на который у меня нет точного ответа, лишь предположения. Хотя на приеме, который устроили после игры руководители "Ромы", ее президент достаточно громко сказал: "Неужели вы надеялись, что дома богатый клуб проиграет; бедному?" И ведь он прав. Что мы можем подарить судье? Шапку меховую? Или радиоприемник "ВЭФ"?
- Получается, нам в Европе вообще нечего делать?
- Только играть.
МОЙ ПАВЕЛ САДЫРИН
В четверг 18 сентября ему мог исполниться 61. Вместе со смертью Павла Садырина безвозвратно канула в Лету целая эпоха в истории армейского спорта, венцом которой был 1991-й год, год последнего футбольного первенства разваливающейся мировой державы.
Редко случается, когда тренера одинаково чтут болельщики двух таких разных клубов. Садырин. Эта фамилия в равной степени является магической как для "Зенита", так и для ЦСКА. Хотя - прости меня, Питер - для последнего она всегда значила чуть больше. Именно армейскому клубу он отдал последние годы своей яркой жизни и именно красно-синие цвета устлали своему тренеру его последний путь. Много воды утекло с тех пор, как "Зенит" и ЦСКА становились чемпионами, и оба раза к успеху их приводил Садырин. Думаю, не стоит напоминать о том, что с тех пор ни те не другие подобного больше не добивались.
Уже не помню, сколько за свою журналистскую карьеру я написал заметок - много хороших, еще больше плохих - но одна из них навсегда осталась в моей памяти. Впрочем, в силу полного отсутствия соответствующих навыков, вряд ли она могла вызвать восторг у признанных эстетов художественной литературы, но именно этой статьей я продолжаю гордиться до сих пор. Написана она была о Садырине, а точнее о том, как его не стало.
Он никогда не скрывал своих эмоций.
Потому что просто не умел этого делать. За что и страдал. Да, возможно, иногда перегибал палку, но, по крайней мере, он всегда был честен. По отношению к игрокам, болельщикам, самому себе, наконец. Другое дело, что отнюдь не всегда ему отвечали взаимностью.
Гораздо чаще его предавали. Так было и 87-м, когда из-за горстки обиженных интриганов ему пришлось покинуть родной "Зенит", так было и в 98-м, когда за неудачно, по определенным причинам, проведенный первый круг его выкинули из ЦСКА. Впрочем, по сравнению с 94-м, подобные катаклизмы казались чуть ли не обыденностью. До последних дней своей жизни гноящейся занозой в его сердце оставались воспоминания о работе в сборной России, точнее не о работе, а о подлом предательстве, которому он подвергся накануне события. События, обязанного стать вершиной его тренерской карьеры. Кого-то из них он простил и даже взял с собой в Америку. И вновь ошибся. "А крайних вообще легко найти. Обычно это главный тренер". Ну да Бог им судья.
Могу только догадываться, насколько больно и стыдно ему было после того нелепого падения в Архангельском появляться на людях с палочкой. Ему, несгибаемому, волевому, настоящему мужику. И не было для него ничего страшнее показать свою слабость и беспомощность. Ведь до вершины ему постоянно не хватало какой-то малости. И кто знает, смог бы Александр Тарханов стать настоящим возмутителем спокойствия сезона-1995, а Олег Долматов установить тот феноменальный рекорд (14 побед во втором круге первенства-1998), если бы не заложенная Садыриным функционально-тактическая база.
"А тут, в Ватутинках, условия хорошие. Поле, еда. И знаешь еще что - нам же автобус наконец новый дали! При "старом режиме" приходилось без клубного транспорта обходиться. Зато теперь у нас есть абсолютно все. Обстановка сейчас такая душевная. Всем нравится - и тренерам, и ребятам. Все хорошо будет, я уверен...". Эти слова он произнес накануне рокового августовского матча в Махачкале. Матча, в котором он потеряет сына.
Матча, после которого биологические часы его жизни повернут вспять.
Тогда в 91-м на могиле Миши Еремина футболисты поклялись сделать все для того, чтобы в хрустальной чаше Кубка СССР поздней осенью оказалось и золото чемпионата. И выполнили обещание. Десять лет спустя сделать этого они не смогли, ограничившись завоеванием Кубка-2002 и серебром. "Эту победу мы посвятили Павлу Федоровичу Садырину и Сергею Перхуну - тем, кто еще совсем недавно был рядом с нами. На поле мы еще и за них старались, как бы за них играли, а потому их доля участия в этой победе тоже есть. Уверен, те, кто болеет за нашу команду, думают так же и поймут нас," - скажет Сергей Семак после победы в кубковом финале, соперником в котором по мистическому совпадению был "Зенит".
Земля тебе пухом, Тренер. Спи спокойно.
ОСТАЛАСЬ ПАМЯТЬ
Сегодня, 18 сентября заслуженному тренеру России Павлу Федоровичу Садырину исполнилось бы 60 лет.
Хорошее название дал своей передаче Леонид Филатов - "Чтобы помнили". Не даром ведь сказано, что человек живет до тех пор, пока его помнят. Остаться в памяти потомков удается далеко не многим. Скольких политических деятелей, писателей, актеров, певцов, спортсменов, чья слава некогда гремела повсеместно, успевают забыть при жизни.
Со дня смерти Павла Федоровича Садырина не прошло и года. Его не стало в первый день зимы. О том, что Садырин неизлечимо, безнадежно болен, тогда уже знали многие. Все же весть о его кончине стала ударом. Журналисты, бывшие футболисты, просто болельщики, любители футбола звонили в тот вечер друг другу, делясь печальной новостью. На всех, как пел Высоцкий, "будто холодом подуло".
Умер не просто знаменитый тренер и футболист. В тот день стало с пронзительной ясностью понятно, что наш город - Ленинград-Петербург - потерял частичку своей истории, своей славы. Ведь Садырина знали и любили все - от школьников до пенсионеров, от академиков до слесарей. Даже старушки-блокадницы, никогда в жизни не бывавшие на стадионе, знали кто такой Павел Федорович. Футбол ведь не просто вид спорта, пусть самый популярный, футбол - это социальное явление.
С уходом из жизни Садырина чувствуешь, что пора прощаться с некоторыми вещами, которых прежде не ценил. С переполненным стадионом имени Кирова, рев трибун которого был слышен аж в Кронштадте. С чувством причастности и к успехам, и к неудачам команды, в которой футболисты играли не за деньги, а как шутили их коллеги из других городов, "за Медный всадник" и искренне пели "Я счастлив, что я ленинградец, что в городе славном живу".
"Зенит" тех лет был одним из символов нашего мира, мира под названием Ленинград, таким же как, например, БДТ Товстоногова. Кстати, билеты на футбольные матчи в Спортивно-концертный комплекс точно также разыгрывали в лотерею как и билеты на премьеры БДТ. От великого БДТ остались записи спектаклей, пусть не всех. А что осталось от "золотого" "Зенита"? Неужели только до обидного короткий фильм с закадровым текстом в исполнении Кирилла Лаврова? Нет, конечно.
Осталась память. И благодарность за эти светлые воспоминания людям, что нам подарили 21 ноября 1984 года настоящий праздник. Праздник, который ждали очень и очень долго, почти всю жизнь. Некоторые старые болельщики в тот день плакали, шепча "Теперь можно и умереть". Игроки и их молодой тогда тренер стали настоящими героями, почти богами.
Конечно, Павел Садырин с успехом работал затем в Москве. Привел в последний год существования СССР прославленный ЦСКА к победам в чемпионате и Кубке страны. Армейские болельщики тоже его любят, но все же это другая история.
Как его боготворили в Питере! Наверное, в нашей стране ни одному тренеру так не верили. Когда Садырина осенью 1996-го изгнали из "Зенита", в его защиту прошла демонстрация болельщиков - ее никто не организовывал, они собрались, пусть это прозвучит банально, по зову души.
До 1 декабря 2001 года тысячи петербуржцев - не только болельщиков, а и тех, кто не слишком интересуется футболом, надеялись на еще одно, последнее возвращение Садырина в "Зенит". Хотелось вновь пережить счастливые мгновения молодости, хотелось вновь прокричать "Самый лучший тренер в мире - Павел Федорыч Садырин"...
ТАТЬЯНА САДЫРИНА: В СВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПАЛ ФЕДОРЫЧ ПЛАКАЛ ОТ СЧАСТЬЯ
Кто-то из мудрых сказал, что как верно то, что жизнь сгорает подобно свече, так и непреложна истина, что свечи из хорошего воска горят ярче и дольше. Вопреки вихрю времени. Вопреки ураганным ветрам. Вопреки всем законам. Они - вечны, потому что к ручейкам их света снова и снова стекаются люди. Для людей - это маяк, и свеча вновь вспыхивает для того, чтобы те, кто идет на ее свет, не испугались ночи, не заблудились, не остановились. Чтобы верили... Живёт - пока помнят. Горит - пока дарит свет. А значит, и сейчас рядом. Павел Федорович Садырин. 18 сентября ему исполнилось бы шестьдесят три.
Павел Федорович Садырин, Татьяна Яковлевна Садырина и Юрий Павлович Семин.
Павел Федорович Садырин, Татьяна Яковлевна Садырина и Юрий Павлович Семин.
Четыре года - это сотни пройденных километров, это тысячи новых лиц, миллиарды новых чувств. А еще - это две-три исписанные до корочки и замененные на своего собрата записные книжки. Найти телефон супруги Павла Федоровича среди коллег по перу оказалось делом непростым - в новых книжках другие фамилии. Но...
"Да, конечно, звоните Татьяне Яковлевне", - Борис Петрович Игнатьев без запинки диктует нужные цифры. Все-таки в слове "друзья" слишком много простоты для его подлинного смысла.
ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАЮСЬ ТАЛИСМАНОМ СЕМИНА
- Татьяна Яковлевна, у вас и по сей день замечательные друзья.
- Да, хотя мы начали тесно общаться с Игнатьевыми и Семиными только тогда, когда Павел Федорович стал тренером сборной России. Юрий Павлович и Борис Петрович были его помощниками, а помощницами помощников - Ирина Ивановна и Любовь Леонидовна. До того времени я их знала чисто внешне: встречались на футболе. А вот с 92-го года мы уже начали дружить семьями. С тех пор ничего не изменилось, ну а на данном этапе, когда не стало Пал Федорыча, конечно, больше всего общаюсь с женами Семина и Игнатьева. Хотя... Вот у меня недавно был День рождения, Семин поздравил и сказал, что я должна обязательно прийти на матч с Португалией.
- Приняли приглашение?
- Конечно. Тут еще дело вот в чем: давным-давно так получилось, что если мы с Пал Федорычем приходим к Семину на матч, "Локомотив" выигрывает. Не помню, в каком году было, но "Локо" играл финальную кубковую встречу, а мы все сидели на трибуне, болели за Палыча. Его команда проигрывала, до конца оставалось три минуты, и Люба Семина начала плакать. Я говорю: "Любаш, подожди, еще ведь есть время!" Не успела фразу закончить, как "Локомотив" забил гол. Ничья, а потом дополнительное время - и по серии пенальти Семины одержали победу. Я ей говорю: "Вот видишь, все хорошо! А ты плакала. Я же здесь!" Ну и, памятуя те истории, Семин и сейчас сказал мне: "Татьяна, приходи! Может поможешь?" А перед матчем звонит Любовь Леонидовна: "Ну что, на футбол не едем?" Я: "Как не едем? Юрий Палыч приказал, значит, надо!"
- Сам Павел Федорович иногда называл вас своей боевой подругой. На каких фронтах вам с ним тяжелее всего приходилось?
- На футбольных. Причем тяжелые этапы были и с "Зенитом", и со сборной, и с ЦСКА. Очень сложным было начало в сборной - письма эти и так далее. Ему ведь еще в 1990-м году предлагали возглавить национальную команду. Тогда он на это не пошел, сказал: "У меня есть обязательства перед ЦСКА, я вывел клуб в высшую лигу. Не могу бросить ребят, я им обещал, что мы станем чемпионами". А два года спустя все-таки согласился. Это ведь как: если человек творческий, самолюбивый, то он в любой работе стремится к новому этапу.
- Но ведь как дополнение к званию главного в сборной прилагаются и всяческие нюансы. Специфика тренерской работы в этой ипостаси пришлась ему по душе?
- Пал Федорычу нравилось работать в клубной команде, ведь там тренер - это все: и папа, и мама, и наставник, и руководитель, и кнут, и пряник. В сборной же работа зачастую больше организационная. Он, конечно, маялся без обычной для себя активности, ведь человек был - максималист: если работать, то так, чтобы поработал и упал без сил. Сложно было. Но Павел Федорович упертый, упрямый, самолюбивый. Помню, сказал тогда, после этого злополучного письма 14-ти: "Вот доведу до конца во что бы то ни стало, и, как бы все это ни закончилось, даже если станем чемпионами мира, уйду на следующий же день в отставку". Тяжело все это было. Тяжело и несправедливо.
- Многие ведь тогда не поняли, почему авторов письма, тех, кто подвел в разведке, он потом взял с собой в бой, в США на чемпионат мира.
- А он простил их всех. Потом, когда немножко все улеглось, сказал, что зла ни на кого не держит. Там ведь помимо самих "подписантов" были какие-то закулисные люди, и Пал Федорыч это прекрасно понимал. Единственное, повторял: "Ну как можно в такой ответственный момент подвести, бог с ним, меня как тренера, но сборную страны?.. Ну как же можно вот так себя погубить как футболиста?" Павел Федорович как тренер в плане денег ребятам не мог ничего обещать, и обращаться за финансовой поддержкой было бессмысленно: ведь как бы это ни звучало смешно, но это был просто тренер, нанятый за 100 долларов для подготовки команды.
Тогда перед ним и его помощниками стояла сложная дилемма. И обсуждая, что делать, Пал Федорыч, Семин и Игнатьев, помню, жуть как ругались и кричали. С одной стороны - не простить никого, принципиально вывести из состава всех, кто подписал это письмо, - наверное, с моральной точки зрения правильно. Но они оставались тренерами и думали об игре на чемпионате и о профессиональных качествах тех, кто должен был попасть в состав.
ПАША ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ СЕМАКА
- В одном из многочисленных интервью тех времен Павла Федоровича попросили ответить на вопрос, кто же для него все-таки в большей степени его подопечные, коллеги или дети. Он тогда, как показалось, немного ушел от вопроса, сказав, что чувства к ним испытывает смешанные. Так кем же все-таки были футболисты для тренера Садырина?
- Пал Федорыч все время говорил и рассказывал о них дома. Зачастую и относился к ним, как к детям. А по-другому, наверное, и трудно было: у него самого сын был того же возраста, что и Сережа Семак. Поэтому без проявления отеческой заботы здесь было не обойтись. И все-таки в последние годы его отношение к ним несколько изменилось. Но это, наверное, обуславливается и тем, что жизнь вокруг была уже не та: все стали говорить "мы - профессионалы, мы - профессионалы", но на поле зачастую показывали совершенно обратное. Вот тогда он стал пожестче и потребовательней.
- А чисто по-человечески были у него любимчики среди футболистов?
- Да, конечно, были. Он очень Серегу Дмитриева обожал, компанейского питерского парня. В "Зените" Сережа среди игроков выступал в роли старшего, и для Пал Федорыча был даже в некоторой степени помощником. Еще одного Сережу, Семака, тоже очень ценил. Говорил, потому что "Сережа очень хороший футболист и хороший человек". Вообще, характер для него многое значил. Вратаря Андрея Новосадова ругал совершенно жутко, но любил. Во взаимоотношениях с ним вообще было много специфических моментов: Андрюша был склонен к полноте, и для того, чтобы поддерживать игровые кондиции, его надо было держать в ежовых рукавицах. Сережа Перхун... С ним у Пал Федорыча сложились какие-то даже трогательные отношения. Он к Сереже больше покровительственно, как-то по-отцовски относился, и всегда повторял: "Это - талант. Посмотришь, он еще всех переиграет, он будет в сборной". Мишу Еремина любил, талантливого парня и по душевным качествам очень хорошего мальчишку. В той цээсковской команде, с которой он стал чемпионом и завоевал кубок, любимчиков было больше всего. Конечно, звезды по нынешним меркам в ней не играли. Играли просто крепкие хорошие ребята, футболисты. Но настолько как-то Пал Федорыч сплотил их и объединил! Многие ведь из них хотели разбегаться, но остались. Остались, и я думаю, что не пожалели. Команда провела несколько сезонов на одном дыхании: выход из первой лиги в высшую, а потом - сначала Кубок страны, а затем и звание чемпионов. Он любил по-отечески тех, кто с ним прошел этот путь.
- Как вы с ним отмечали эти золотые дни?
- Ну, Кубок не успели отпраздновать: только выпили шампанское после игры в раздевалке, а наутро попал в аварию и через неделю скончался Миша Ерёмин. А осенью, когда они стали чемпионами... Знаете, сначала как-то даже и непонятно было, а потом - по нарастающей, по нарастающей, по нарастающей: встречи в редакциях, на телевидении, с руководством. Тогда ведь ЦСКА был военным клубом. У нас дома есть фото совершенно замечательные: среди людей в военной форме один Пал Федорыч в гражданском. Он принципиально не соглашался ни на звание, ни на форму. Говорил: "Все заходят, козыряют, а я захожу, подаю руку и говорю "здравствуйте", неважно, генералу или полковнику". Но ему-то прощалось, а вот ребят на встречу с Главнокомандующим в Министерстве обороны обязали надеть военную форму. И они надели. Тогда как раз пошла мода на длинные волосы, а так как футболисты у нас всегда были первыми модниками, то доброй половине команды ЦСКА, чтобы подобрать под фуражки свои длинные лохматые прически, пришлось просить заколки и шпильки у подруг и жен. "Ну чудаки! - говорил потом Пал Федорыч. - Я их в военной форме и не узнал - такие бойцы стоят! Зато потом, когда на фуршете угощать стали, они фуражки поснимали, и волосы у всех по плечам посыпались..." Да, это для Пал Федорыча был самый большой праздник.
ПОСЛЕ ПОРАЖЕНИЙ ЧАСАМИ ХОДИЛ ПО КОМНАТЕ
- Многие из тех, кому довелось общаться с Павлом Федоровичем, в том числе и мои коллеги, отмечали, что характер у него - просто огненный, взрывной, импульсивный.
- Так оно и есть. Но Паша ведь еще и очень отходчивый. Вы же видите, как футбольные тренеры реагируют на происходящее на поле. Семин выскакивает к бровке и кричит, хотя его слов, может быть, зачастую никто и не слышит. Газзаев бегает кругами, прыгает, танцует и все такое. Лобановский сидел, раскачивался. Возле торпедовского Иванова находиться невозможно было, потому что он ругался так, что ой-ёй-ёй. А Павел Федорович большей частью молчал. Он все хранил в себе. Естественно, после полутора часов игры в таком состоянии он мог выложить что угодно, и многие пользовались этим. А вообще, несмотря на то, что он был взрывной и импульсивный, думаю, никто не может сказать, что он был злым или мстительным. Скорее, доброжелательным. Он очень любил своих футболистов. Мог при разборе игры их костерить на чем свет стоит, но потом подходил, хлопал по плечу и говорил: "Ничего, у нас все впереди. Нужно только то и то".
- Приносил Павел Федорович футбол с собой в дом?
- Ну как не приносить? Конечно. Особенно после игр. Не только приносил, но и приводил. Приезжал с друзьями, кричали, разбирались. Практически всегда. Очень редко мы после футбола уезжали одни. А когда бывало такое - плохое настроение, проигрыш или иная ситуация - он в одиночестве долго ходил по комнате кругами. Я знала, что в такие минуты лучше и не спрашивать ничего, а тихонечко заниматься каким-нибудь делом. Потом, когда немножечко остывал, он всегда обсуждал происшедшее со мной. Я кивала, вопросы всякие непрофессиональные задавала. Старалась фразу начинать так: "Ну ничего я в футболе не понимаю, но вот скажи мне, почему вот этот вот Икс или Игрек, или пятый или десятый номер делал то и то, а не то и то". Или возмущалась: "Слушай, ничего не понимаю в футболе, но сколько лет он играет? Неужели за это время нельзя научиться бить так, чтобы попадать в ворота? Значит, надо индивидуально работать!" Он отвечал: "Молодец, все понимаешь!" С юмором конечно, но... Ведь иногда непрофессионал больше видит, чем специалист. Просто из-за незамыленности взгляда. Может быть, поэтому Павел Федорович очень любил разговаривать с тренерами из других видов спорта. Помню, перед тем, как мы уезжали в Питер, где он должен был принять "Зенит", я устроила в честь своего увольнения прощальный обед в институте. Приехал и Паша, привез торт. Смотрю, разговорился он с нашим проректором по учебной части Борисом Адриановичем Стениным - известным в прошлом конькобежцем. Я спросила, о чем они говорят, оказалось - о тренировках. На следующий год Пал Федорыч поехал с "Зенитом" в Финляндию. Его спрашивали, почему именно в эту страну, ведь важно поле, климат, а тут более подходят Италия, Испания. Оказалось, что в том разговоре со Стениным речь шла и о тренировках в среднегорье в Финляндии, куда в свое время ездила сборная конькобежцев. Стенин рассказал Паше, что там очень хорошие перепады высот, а это важно на подготовительном этапе. О том, что сбор был проведен там, потом никто не жалел. Вообще, Паша был очень открытым для общения с тренерами других видов спорта. Говорил, что в каждом есть что-то, что можно перенять, какие-то неспецифические вещи. Но изо дня в день, из года в год у нас в доме жил футбол, футбол, футбол. Передачи футбольные, друзья футбольные, на поле - футбол, в спорах - футбол. Поэтому хочешь не хочешь, а я понимала, о чем идет речь. Хотя в споры не вмешивалась никогда. Так, наедине, могла сказать, понравилось мне или нет. Ну а после поражений всегда утешала его, ужасно расстроенного, словами: "Паша, не переживай так, это не последняя проигранная игра. Их еще столько в жизни будет, и наверняка какая-то еще будет проиграна. Ну зачем так переживать?" Но он максималист, он хотел всегда одерживать победы.
В ПИТЕРЕ ЕМУ УСТРОИЛИ ТРАВЛЮ
- Две свои чемпионские победы - с "Зенитом" и ЦСКА - он подарил двум разным городам. До сих пор между болельщиками Питера и Москвы идет спор: так какого же все-таки города человеком был Павел Федорович Садырин?
- Я думаю, что больше все-таки Ленинграда. Приехав совсем юношей из Перми, он большую часть зрелой жизни провел именно там. Играл за "Зенит", семейная жизнь сложилась, там сын родился, там он заканчивал выступление в футболе, там начинал работать как тренер, там стал чемпионом в первый раз. Хотя, когда Пал Федорыч попал сюда, в Москву и начал работать с ЦСКА, с ним переехала и часть ребят оттуда, и образовалась какая-то московско-питерская компания. Наверное, все-таки больше он питерский... Знаете, когда в последний раз он принимал "Зенит", и мы снова по приглашению Собчака собирались в Питер, я думала, что мы уезжаем... ну, если не навсегда, то очень надолго. Получилось, что всего на два года.
- Так что все-таки там произошло с "Зенитом"? Как получилось, что закулисные игры, о которых многие знали, и в которых огромное число людей участвовало, стали неожиданностью для Павла Федоровича?
- Паша ведь был очень открытым человеком. Но какие бы высказывания ни допускал, он никогда не занимался подковёрьем. Во-первых, некогда было ему, во-вторых, он абсолютно не был дипломатом. Очень многие друзья говорили: "Федорыч, ну надо поаккуратней высказываться. Ну что ты все как на духу говоришь?" Он отвечал, что говорит так, как думает. Его никогда не интересовало закулисье, это было не "его". Тем тяжелее и страшнее для него была та ситуация в 1996-м. Седьмого ноября к празднику ему принесли и вручили на лестничной площадке приказ: по окончании контракта уволен, и второй строчкой "благодарим за хорошо выполненную работу". И после этого никто никогда ни разу не объяснил ему, в чем причина. Было очень тяжело. Он вывел "Зенит" в высшую лигу, они неплохо сыграли в том сезоне, у него были планы на будущее. Конечно, если рассматривать всю ситуацию официально, не обращая внимания на моральную сторону дела, то это было сделано в деловых рамках, как это сейчас принято называть. Жестко, жестоко, но по-деловому - у человека закончился контракт, совет директоров решил его не продлевать. Но это ведь было ударом по нему. Таким, как тогда, я Пашу никогда не видела. Получить от своего любимого города, где провел, можно сказать, всю сознательную жизнь, такой удар... Конечно, он даже подумать не мог, что так случится.
- Но главный тренер, акционеры - это ведь отнюдь не те должности, которые подразумевают человеческий вакуум вокруг. Неужели не было людей, которые пытались как-то помочь разрулить эту ситуацию?
- Знаете, как выяснилось, в таких случаях друзей остается раз-два и обчелся. Они звонили, поддерживали, помогали. Мы тогда как раз с Семиными и Игнатьевыми собирались уезжать на отдых, но буквально накануне вылета Павлу Федоровичу позвонили от Яковлева и попросили не улетать, дождаться встречи с губернатором. Вообще-то знающие люди говорили: "Федорыч, если нужен будешь - найдут. Езжай, тебе отдыхать нужно". Потому что Федорыч после ситуации с "Зенитом" еще неделю пролежал с сердечным приступом в больнице. Но он остался, я улетела одна. Он был у Яковлева, Яковлев - единственный, первый и последний в тот момент в Питере, кто очно поблагодарил его за труд. Паше вручили диплом лучшего тренера года, а контракт все-таки не продлили. Мы тогда долго с горечью смеялись: покажите еще один вид спорта, где тренер получает звание лучшего, после чего его увольняют. В Питере тогда и демонстрации поддержки были, в организации которых его догадались обвинить. Появились совершенно ужасные статьи, где на него вешали бог знает что. Нам перед отлетом в Москву какой-то очень доброжелательный "журналист" вручил макет газеты, вышедшей в печать на следующий день, и там в материале было написано, что Павел Федорович - совсем не тот, за кого себя выдает, что он хочет погубить питерский футбол и в своих предложениях на совете директоров предлагает купить сумасшедшее количество иногородних игроков, в то время как зенитовская школа "Смена" не знает, куда ей поставлять своих талантливых мальчишек. Он расстроился из-за этой чуши. Не прошло и полугода, как в "Зенит" пришел новый тренер и практически сменил всю питерскую команду, оправдав самые фантастические опасения автора того материала. А сейчас там Петржела. Вообще, сегодня я иногда смотрю состав, и если не знать, что за команда перед тобой, то по фамилиям ни за что и не угадаешь, откуда она. Нет, это, наверное, и неплохо. Но я все время вспоминаю те годы, когда Павлу Федоровичу даже легкую попытку взять кого-то, чтобы улучшить игру команды, поставили в вину.
ОН ЗНАЛ, ЧТО СКОРО УМРЕТ, И СПЕШИЛ ЖИТЬ
- Много нервов уходило на эту около футбольщину?
- Да жуть. А сколько здоровья у Павла Федоровича ушло. Потом врачи, когда анализировали болезнь, сказали, что именно тот питерский удар и оказался для него роковым. Примерно в то же время он и заболел. Это была эмоциональная стрессовая ситуация, которая на все и повлияла.
- А потом была еще травма, полученная в конце сезона 2000 года накануне важного матча новых подопечных - армейцев.
- Да, хотя ее он, на мой взгляд, перенес намного легче. Может быть, потому, что тогда обстановка в ЦСКА была очень хорошая. У меня даже сохранилось поздравление, которое ему адресовал в сентябре 2000-го года начальник команды: "Федорович, мы будем чемпионами!" Тогда что-то такое необъяснимое витало в воздухе, к этому все шло: подобрались очень хорошие ребята, в тренерском штабе были яркие специалисты, сам клуб стал сильнее с приходом Гинера к руководству. Паша травму получил 11 ноября, а 12-го они должны были играть с "Локо". Накануне вечером он приехал домой за костюмом - надо было съездить на переговоры по поводу нового стадиона на Песчанке - переночевал, переоделся в цивильную одежду, за ним рано утром приехала машина. А потом... с тренировки не звонит, а телефон не отвечает. Я сама набрала администратора, он мне и сказал, что Пал Федорыч, выходя на тренировку, упал с лестницы и сломал ногу. На следующий день после игры с "Локомотивом" Семин сказал: "Я никогда так не радовался проигрышу. Сейчас эта победа Федорычу нужна больше, чем мне. И я рад, что он ее получил". Вот так закончился сезон. А 2001-й год начался с операции и обучения ходьбе на костылях. Я тогда везде с ним была - стульчик принести, палочку дать, костыли подобрать. Он их отбрасывал и прыгал на своей переломанной ноге. Некоторые советовали, что надо ему уйти, он продлит себе жизнь: нервы, поездки, переезды - такие нагрузки ему нельзя испытывать. Я начала разговор: "Паша, может быть, консультантом останешься?" Он сказал: "Это - мой последний год, последний шанс. Я без команды умру". Мне бы очень хотелось поблагодарить Гинера. Евгений Леннорович тогда оставил его, хотя мог настоять на отставке - у каждого ведь свои задачи: у руководства клуба - побеждать и выигрывать, у Павла Федоровича - выжить и работать. Наверняка руководители ЦСКА обсуждали эту проблему, но, видимо, решили, что жизнь тренера дороже, чем успехи или неуспехи команды в этот период. Я просто безмерно благодарна им, да и Павел Федорович без конца говорил только об этом поступке. Практически до самого конца, пока он мог ходить, он работал в ЦСКА: бывал на тренировках, жил в Ватутинках, занимался любимым делом.
- В одном из интервью того периода он с таким небывалым воодушевлением говорил о новом армейском автобусе, что становилось понятно: его сейчас очень греют эти маленькие радости.
- Да, в той ситуации... Он ведь с самого начала знал о своей болезни, перенес тяжелейшую операцию, перед которой со всеми простился. Положительные эмоции тогда ему были очень важны. Маленькие радости... Павел Федорович очень машины любил, и все время мечтал купить то такую, то такую. Говорил: "Вот, ребята друг перед другом хвастают, кто на какой ездит". Как-то клуб получил несколько новых машин, и Гинер предложил Павлу Федорычу выбрать одну из них для себя. Он съездил, вернулся довольный: "Вот, скоро буду на новой машине". Когда он был уже очень болен и ходил с палочкой, мы жили за городом - ему нужен был свежий воздух. Вдруг звонок: "Мы к вам едем". Приехали вдвоем Гинер и начальник команды Степанов. Просто так - приехали и все: "Федорыч, как ты устроился? Помощь нужна?" Такие моменты Паша запоминал надолго, ведь для него в то время радостью было любое внимание. То Семин нагрянет, то Игнатьев с Геннадием Костылем - это были проверенные друзья, Паша всегда знал, что если сложность какая, то они всегда помогут. Наполненным маленькими радостями был для него и день рождения в 2001-м году. Мы всей семьей тогда долго думали, что же ему подарить. И, учитывая то, что он - заядлый рыбак, решили, что это будет большой аквариум. Он всегда мечтал о таком, говорил о нем, но руки не доходили: думал, как за городом жить начнем, обязательно поставит, а сейчас в нашей маленькой квартирке его и девать некуда. Но все-таки в тот момент я решила сделать ему этот подарок. Было много сложностей: мы этот аквариум тащили, отстаивали воду, конспирировались, чтобы он ничего не заметил. И вот утром, когда он уехал на тренировку, я, сын и целая компания ребят срочно приволокли этот громадный аквариум в дом. До этого в магазине я составила целый список рыбок, которые уживаются друг с другом. Оставалось только обзвонить друзей и родственников и распределить всех переписанных среди них: "Леночка, ты покупаешь такую рыбку", "Мариночка, ты покупаешь такую рыбку", "Кирилл - ты такую" и так далее. Когда Павел Федорович вернулся домой с гигантским букетом цветов и с каким-то кубком, подаренным ему в ЦСКА, его ждал сюрприз. "Ну ты, мать, меня удивила и порадовала. Теперь буду лежать и на рыбок смотреть", - сказал он. А потом начали съезжаться гости и запускать в наш огромный подарок - кто из аквариумчика, кто из банки - долгожданных разных красивых рыбок. Все новых и новых. Он тогда даже прослезился от счастья.
ОН ТАК МЕЧТАЛ СВОЗИТЬ МАМУ НА КАНАРЫ!
- Есть что-то, что ему обязательно надо было бы сейчас увидеть? Что его порадовало бы?
- Да, конечно. В личной жизни хотелось бы, конечно, чтобы он увидел, что у него теперь есть внучка и внук. Помню, когда мы в последний раз с ним приехали в Питер, он даже конкурс объявил среди сыновей: "У кого первым появится мой внук, беру на полный пансион!" Смеялись, но, к сожалению, он так и не порадовался Настеньке - ей уже два годика, и Ванечке - ему год и три месяца. Хотелось бы, чтобы он увидел детей - они совсем взрослые стали. Чтобы видел, что я дом построила - точно такой, как мы хотели. А в футболе... Да все в футболе. Я думаю, он порадовался бы за Семина, который стал тренером сборной. После того периода, когда они работали вместе, встречались, ругались по-хорошему, спорили (ей-богу, и смех и слезы, как дети малые), Семин говорил, что Пал Федорыч очень много ему дал. Конечно, хотелось бы, чтобы он увидел, какой стадион построил "Локомотив", потому что он столько бился и столько пробивал всего для цээсковского стадиона, который пока так и остался, к сожалению, в проектах. Порадовался бы он, наверное, и за Сережу Семака, за то, что он старается играть в Париже. Порадовался бы за ребят, которые сейчас в сборной. За Диму Сенникова: он ведь ему как футбольный крестный. Дима начинал с ним в "Зените", потом, после ухода из ЦСКА, когда Сенникова выставили на продажу, Федорыч просил Семина: "Сема, возьми Димку, он тебе поможет. Возьми, будешь еще благодарить меня". Порадовался бы и за Игоря Семшова, который тоже был в ЦСКА, а сейчас очень удачно выступает за "Торпедо". Возмутился бы, если бы увидел: на поле столько иностранцев, а наши ребята не играют. Порадовался бы за Казань. Когда он там работал с "Рубином", мэр города как-то поехал с командой на сборы в Финляндию. Там Пал Федорыч спросил его: "Вы хотите памятник себе при жизни поставить?" Подвёл к крытому спортивному терминалу и сказал: "Смотрите, климат хуже, чем у нас, а он круглогодично работает. Затраты минимальные, построить недорого, а дети с шести утра и до позднего вечера здесь занимаются. Вот вам памятник при жизни!" Сейчас бы он, конечно, порадовался, что те его слова не забыли, и там, в Казани, уже что-то подобное строится. Порадовался бы за мамулю свою, Марию Павловну - ей 88 лет будет, а она, хоть и в таком возрасте, но не выглядит бабушкой. В курсе всех событий, ярая болельщица, всегда в форме и иногда ходит на футбол. Я думаю, что он с удовольствием бы на все это посмотрел. Ему бы, наверное, очень интересно было сейчас жить.
ДОСЛОВНО
Когда у Пал Федорыча была очередная пикировка с Семиным, он ему повторял: "Сема, как можно играть с такой командой? Как ты играешь? И самое главное - выигрываешь же иногда!" Было такое время, они в межсезонье договаривались на товарищеские игры. Встретились один раз - ЦСКА выиграл, второй - выиграл, третий - опять "Локомотив" проиграл. Семин звонит и говорит: "Все, не буду больше с тобой играть! Ты мне ребят сбиваешь, мне дух нужно поднять, а они к этим встречам даже не готовятся - говорят, что толку, все равно проиграем". А он в ответ за своё: "Ну конечно, Сема! Как можно с такой командой играть? У тебя же все в защите. Как можно играть с одним нападающим? И ты же еще иногда выигрывать умудряешься!" Семин: "Да ладно, Федорыч, да ладно". Вот так они пикировались. Сейчас, наверное, Павел Федорович бы посмотрел и сказал: "О, прибавил, уже с двумя форвардами играет!"
К СВЕДЕНИЮ
Павел Федорович очень любил собак, и они отвечали ему взаимностью. Его никогда не оставляла равнодушным ни одна псина - каждую старался пристроить, накормить. Совершенно особенная история произошла на армейской базе. Там по территории бегала дворняга, охраняла, гавкала. Звали псину Мухой. Как-то, когда Муха ощенилась, а приплод некуда было деть, кто-то из работников решил всех щенят умертвить. Муха после этого долго скулила, мыкалась по базе. Пал Федорыч рассказывал об этом дома. Потом Муха с базы ушла куда-то в лес. Говорили, что прибегала она изредка, когда людей не бывало - поест, попрыгает, а потом опять уходит. В общем, не видел Пал Федорыч ее очень долго. А как-то, спустя уже несколько месяцев, приходит он после тренировки домой и со смехом рассказывает: "Представляешь, разминаемся на тренировочном поле, а тут из леса Муха идет. И не одна. Ведет с собой по самой кромке десять щенков. Это же футбольная команда!" Получается, она ушла в лес, там ощенилась, чтобы приплод не прибили, и вернулась со здоровыми двухмесячными барбосами. Самое интересное, что все они были похожи на мать как две капли воды, и только один выделялся - пушистый толстенький, ни дать ни взять - меховой колобок. Он стал у Павла Федорыча любимцем. Кличку он ему придумал тоже оригинальную - "Толстый", так тогда одного известного футболиста в команде дразнили. Прикипел Паша просто к этому щенку. Постоянно говорил, что "надо бы его куда пристроить", и в итоге решил, что Толстый поедет в Питер, к его старому другу. С отправкой щенка тоже была целая эпопея, за время которой Толстый успел покататься в машине главного тренера по всей Москве, проехаться на поезде, пройти через несколько заботливых рук Пашиных друзей и родных в Питере и Ленинградской области. Потом мы, будучи там, даже проведывали Толстого.
ТАТЬЯНА ЯКОВЛЕВНА О МУЖЕ
- Он любил домашние пельмени.
- Его фраза. "Не понял, что за дела?"
- Его принцип. "Главное - работать, действовать". Как-то за три месяца, пока он не работал тренером, мы решили пожить на даче. Он похудел на 10 килограммов, потому что с утра до вечера строил, строил, строил.
- Его медаль. Кусочек газона со стадиона "Петровский", который вырезали в 1984-м году после победного чемпионского матча и упаковали в коробочку. Он ценил эту медаль больше всех своих наград.
- Его учителя. Часто он брал с полки книжку Качалина и говорил: "Вот это мой учитель". Учителями он называл Лобановского и Морозова.
- Его увлечения. Он очень любил рыбалку. А еще собирал брелоки.
- Его человеческая мечта. Он очень хотел когда-нибудь повезти свою мамулю на Канарские острова.
Фатима ГАММИ. Газета "Футбол. Хоккей", 22.09.2005
www.rusteam.permian.ru
Док. 586848
Перв. публик.: 22.09.05
Последн. ред.: 02.09.09
Число обращений: 0
Садырин Павел Федорович
|
