|
|
Михаил Делягин: Базовые кризисы современного человечества: The Great Transition ч. 2
Назад
|
Михаил Делягин: Базовые кризисы современного человечества: The Great Transition ч. 2
|
2. ТЕХНОЛОГИИ ФОРМИРОВАНИЯ СОЗНАНИЯ: НЕЗАМЕЧЕННАЯ СУТЬ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Существенно, что в ходе глобализации возник и по-настоящему уникальный феномен, который не проявлялся никогда раньше, за всю наблюдаемую историю человечества.
Те же самые технологии, которые максимально упростили все виды человеческой коммуникации (что, собственно, и лежит в основе феномена глобализации), обеспечили превращение в наиболее выгодный из общедоступных видов бизнеса формирование человеческого сознания. "Общедоступный" и одновременно "наиболее выгодный" - означает массовый и, строго говоря, основной вид деятельности если и не всего человечества, то, по крайней мере, его развитой и успешно развивающейся частей.
Это качественное изменение почему-то, как правило, упускается из виду теоретиками глобализации, - а между тем оно представляется фундаментальным. Оно меняет сам характер человеческого развития: если раньше, на всем протяжении своего существования человечество выживало и развивалось за счет преобразования окружающей среды, то теперь оно впервые начинает - по крайней мере, пытаться выживать и развиваться за счет изменения самого себя.
Да, экологи, возможно, взвоют от восторга: человечество, вероятно, ощутив приближающиеся пределы допустимого антропогенного воздействия на природную среду, начало само приспосабливать себя к ней, - это еще больший триумф природоохранного подхода, чем добровольный массовый отказ от благ цивилизации.
Однако не стоит забывать, что формирование человеческого сознания на всех уровнях его существования - от индивидуального до, по крайней мере, группового, - осуществляется стихийно, хаотично и, строго говоря, случайно. И степень не просто соответствия сформированного таким образом сознания реальности, то есть степень его адекватности, но даже степень его простой устойчивости, строго говоря, неизвестна.
2.1. Снижение социальной значимости знания
Вероятная утрата или, по крайней мере, существенное ограничение способности человечества к познанию - так как главным объектом хаотического и случайного воздействия становится, строго говоря, непосредственный инструмент этого познания, - ставит серьезный вопрос о самих перспективах существования человечества.
Можно, конечно, представить себе, что функции познания и сознательного реагирования поднимаются на более высокий уровень, чем индивидуальное или групповое сознание, - сознание крупных коллективов и даже народов, граничащее с введенным Вернадским понятием "ноосферы". Отдельный человек теоретически может быть элементом мыслительного контура такого коллективного сознания и в то же время совершенно не замечать и не воспринимать его. Собственное сознательное значение отдельного человека для всего человечества в рамках такой гипотезы может быть ограничено генерированием эмоций - функция, к выполнению которой человек наиболее приспособлен по своим психофизиологическим характеристикам и которая, возможно, является его подлинной миссией с точки зрения всего мироздания.
Однако эта гипотеза не просто слишком смела, но и принципиально недоказуема, а вот вполне доказуемое и, более того, повсеместно наблюдаемое следствие стремительного и повсеместного распространения технологий формирования сознания - драматическое снижение социальной значимости знания.
На протяжении последних веков - как минимум с начала эпохи Просвещения - овладевание знаниями, получение новой информации об окружающем мире было если не непременным условием, то во всяком случае одним из ключевых и наиболее надежных способов повышения социального статуса.
Поразительно, но мы, похоже, не заметили, что уже почти два десятка лет назад глобализация отменила это правило. И сегодня возможности социального подъема людей, занимающихся именно получением и освоением новых знаний, хотя в разных обществах и различны, но даже там, где в целом высоки, все равно достаточно ограниченны.
Они не могут стать ни Сахаровыми и Ландау, с личными мнениями которых приходилось считаться генсекам, ни Беллами и Эдисонами, ставшими богатыми символами своего времени. Человеческая деятельность стала настолько специализированной, что достижение социального успеха отвлекает слишком много сил и времени и превратилось в отдельное самостоятельное занятие, уже почти не совместимое с осознанием окружающего мира.
Фундаментальная причина этого (разумеется, помимо упомянутой выше дезорганизации человеческого сознания из-за превращения его в объект массового хаотического воздействия) - резкая интенсификация коммуникаций, связанная с глобализацией: вы либо постигаете истину, либо реализуете уже постигнутое кем-то помимо вас, переводя его в материальные либо социальные ценности. Это два разных вида деятельности, и успешно совмещать их крайне сложно; немногие исключения, как обычно, лишь подчеркивают правило.
Самоотверженное постижение истины переродилось в обслуживание общественных интересов при помощи сложнейшим образом построенных ритуалов и неформальных, но от этого не менее циничных и пренебрегающих познанием мира согласований. Это необходимо, но это не является инструментом технологического прогресса. И, несмотря на активное освоение существующих технологий, в том числе влияющих на общественные отношения (Интернет, мобильная связь), глобализация стала уникальным временем в том смысле, что практически не появляется качественно новых технологических принципов.
Это вызвано в том числе изменением механизмов социального успеха: его достижение в условиях упрощения коммуникаций и резкого роста их масштабов требует прежде всего грамотной социальной коммуникации, умения правильно вращаться в правильно выбранных сообществах, - а поиск истины как таковой лишь отвлекает, отнимает время и силы у этого ключевого занятия.
В результате происходит жесткий отбор: кто-то специализируется на постижении знаний, кто-то - на достижении социального успеха, которое не требует теперь даже простого паразитирования на добываемых кем-то знаниях. Подобная специализация слишком глубока - она отнимает у человека, являющегося по природе относительно универсальным существом, слишком много человеческого.
С другой стороны, мы видим, что знание усложнилось и специализировалось настолько, что процесс его получения и даже усвоения требует от человека слишком больших усилий, практически несовместимых с существенным повышением его социального статуса. Грубо говоря, вы тратите время либо на успех в обществе, либо на получение новых знаний. И на то и на другое одновременно вполне объективно не хватает ни времени, ни сил.
Ситуация усугубляется изменением основной функции образования, в том числе и высшего. В силу растущей десоциализации (технологические причины которой описаны выше) ею, как в XIX веке и как в массовом образовании ХХ века, становится обеспечение покорности, социальный контроль за основной массой населения развитых обществ.
Даже в науке произошло четкое разделение на администраторов, управляющих ресурсами и направляющих исследования, и самих исследователей, непосредственно пытающихся получать новые знания.
В результате знание, наука становятся социально малозначимыми, а подготовка решений, в том числе важнейших государственных, все больше основывается на эмоциях и предрассудках, а не на фактах.
Буквально на наших глазах в последние пятнадцать лет наука трансформировалась из поиска истины в сложный социальный ритуал, красивый и изощренный, но вполне бесполезный с точки зрения общественного развития. На поверхности это ярче всего проявляется в финансировании на основе грантов, требующих заранее предсказуемого результата, в угасании прорывных исследований и в раздувании разного рода "панам" (от торсионных полей до водородной энергетики). Во всем мире официальная наука превратилась в сложный административный организм, даже в новый социальный уклад - не менее важный для национальных самосознаний, чем социальный уклад французских крестьян в 50-70-е годы ХХ века, - но в большинстве случаев еще менее полезный.
При этом фундаментальная наука, будучи задушенной или вульгаризированной, больше не восстанавливается. Фундаментальная наука, задушенная Гитлером за длительность и непредсказуемость результата, так и не возродилась в (послевоенной) Германии, несмотря на титанические усилия. После физического вымирания еще уцелевших ученых (не путать с администраторами от науки) погибнет и русская наука времен СССР. И в мире останутся только фундаментальная наука США и отдельные школы, действующие в Великобритании, - маловато для продвижения человечества и вдобавок слишком легко блокируемо глобальными монополиями, далеко не всегда заинтересованными в технологическом прогрессе.
Кризис науки маскирует собой поистине чудовищный факт: наука как таковая перестала быть главной производительной силой.
Это шокирует, но это так.
Причина проста и фундаментальна: с началом глобализации (и именно это, а не смс-сообщения и порносайты, сделало глобализацию вехой в истории) человечество перенесло центр приложения своих сил с изменения мира на изменение самого себя - в первую очередь, своего собственного сознания.
Предметом труда, подлежащим изменению, все меньше становится окружающий мир и все больше - человеческое сознание. Соответственно, и производство во все большей степени - изготовление уже не материальных предметов или, как переходного этапа, услуг, но создание и поддержание определенных, в той или иной степени заранее заданных состояний человеческого сознания.
Чтобы менять мир (в том числе и социальную его составляющую), надо было его знать - и наука, обеспечивавшая это знание, была важнейшим инструментом человечества.
Однако сегодня надо менять уже не весь мир, но его относительно небольшую и отнюдь не всеобъемлющую часть - самого человека. Причем на современном этапе пока еще даже не всего человека, а лишь его сознание. И, соответственно, сфера первоочередной значимости резко сжалась с науки, изучающей все сущее, до относительно узкого круга людей, изучающих человеческое сознание и методы работы с ним. При этом надо учитывать, что в силу специфики предмета (объектом изучения является сам инструмент этого изучения - сознание человека) среди работающих с человеческим сознанием слишком мало ученых и слишком много узких практиков, ограниченных своей ориентацией на достижение конкретного результата. С другой стороны, их способности в познанию ограничены не только узко практической направленностью их деятельностью, но и направленностью последней в том числе и на их собственное сознание, которое непрерывно трансформируется в соответствии с текущими управленческими и производственными процессами, но отнюдь не в соответствии с объективной истиной, лежащей, как правило, далеко за рамками этих процессов.
В итоге социальный подъем обеспечивается уже не овладением актуальными знаниями как таковыми и даже не приращением их, а относительно простыми манипулятивными способностями, в том числе и достаточно примитивными, известными полицейским всего мира под названием "синдром честного мошенника".
По сути дела, это закрытие научно-технической революции, в 50-е годы уже прошлого века кардинально изменившей мир, и, более того, резкое торможение роста возможностей человечества.
Вероятно, таким образом проявляется инстинкт коллективного самосохранения: возможности человечества по изменению мира настолько обогнали его способность осмысливать последствия своих действий, что возникла объективная потребность, как выразился по другому поводу канцлер Горчаков, "сосредоточиться".
Возможно, человечество модернизирует свои инструменты познания и сможет вновь вернуться к относительно осмысленному развитию.
Но это будет, как представляется сейчас, отнюдь не линейный и безболезненный процесс, и время, в течение которого он будет разворачиваться, еще предстоит прожить.
Хотя новые технологии добывания и освоения знаний в свое время исправят положение, в настоящее время мы погружаемся в новое средневековье, новое варварство, в котором социальный успех, а значит, и власть становятся уделом людей, последовательно (а порой и сознательно) пренебрегающих знаниями.
Одним из практических следствий снижения социальной значимости знаний (а также технических знаний по сравнению с гуманитарными) представляется рост числа и разрушительности техногенных аварий . Причина этого - не только утрата необходимых для эксплуатации имеющихся технологических систем знаний и специалистов, но и снижение авторитета соответствующих специалистов в глазах представителей общественного управления, что вызовет пренебрежение их мнением. Классический пример техногенной катастрофы, вызванной вторым фактором, - наводнение в Новом Орлеане: местные власти 20 лет предупреждали руководство страны, что дамбу смоет, но те не реагировали, пока ее действительно не смыло.
2.2. Перерождение управляющих систем
Вынужденное использование современными системами управления технологий формирования сознания (как наиболее эффективных технологий управления), к которым они органически не приспособлены, ведет не просто к снижению эффективности, но и к глубокому перерождению этих систем управления.
Влияние используемых ими технологий формирования сознания отрывают их от повседневной реальности, в том числе касающейся управляемых ими масс людей, сохраняя в неприкосновенности личные интересы людей, образующих эти системы.
Упрощение же коммуникаций, сплачивая представителей различных управляющих систем (как государственных, так и корпоративных) на основе общности личных интересов и образа жизни, способствует созданию глобального класса собственников и управленцев. Он противостоит разделенным государственными границами обществам не только в качестве владельца и управленца (нерасчлененного "хозяина" сталинской эпохи), но и в качестве глобальной, то есть всеобъемлющей структуры.
Этот глобальный господствующий класс (интернациональная олигархия, или "новые кочевники") не привязан прочно ни к одной стране или социальной группе и не имеет никаких внешних для себя обязательств. Он враждебно противостоящий не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно (и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой.
Под влиянием формирования этого класса, попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы перерождаются. Они переходят от управления в интересах наций-государств, созданных Вестфальским миром, к управлению этими же нациями в его интересах, в интересах "новых кочевников" - глобальных сетей, объединяющих представителей финансовых, политических и технологических структур и не связывающих себя с тем или иным государством. Соответственно, такое управление осуществляется в пренебрежении к интересам обычных обществ, сложившихся в рамках государств, и за счет этих интересов (а порой и за счет их прямого подавления), что выглядит как резкое снижение эффективности.
На деле же, по-видимому, происходит повышение эффективности при кардинальной смене мотивации.
Конкретные последствия этого с точки зрения традиционного государственного и корпоративного управления (а также самоуправления на глобальном и местном уровне) многообразны; наиболее значимыми представляются следующие:
o самопрограммирование: управленец и система управления в целом, убеждая кого-то в чем-то (а управление при помощи формирования сознания - прежде всего убеждение), неминуемо убеждают в этом и себя, - и теряют адекватность;
o уверование в собственную пропаганду, даже если в начале ее осуществления управленцы и система управления в целом сознавали ее недостоверность;
o переход от управления изменением реальности к управлению изменением ее восприятия;
o отказ от восприятия реальности в пользу восприятия ее информационного отражения (в первую очередь в СМИ);
o резкое снижение уровня ответственности работая с телевизионной "картинкой" и представлениями, управленец неминуемо теряет понимание того, что его работа влияет и на реальную жизнь людей. (При этом безответственность распространяется в обществе. Ведь эффективность технологий формирования сознания повышает влиятельность тех, кто их применяет, а "платы за могущество" нет; человек, формируя сознания других людей, чувствует себя творцом, близким к богу. Эйфория творчества вкупе с безответственностью обеспечивает ему невиданное удовлетворение от повседневной жизни. Безответственность, могущество и радость от работы становятся объектом подражания для членов общества, не имеющих доступа к технологиям формирования сознания: им доступно лишь подражание безответственности.)
Снижение ответственности при эрозии адекватности - поистине гремучая смесь!
С разной степенью остроты описанные последствия наблюдаются почти во всех управляющих системах, включая такие страны с совершенно разными, но еще недавно исключительно эффективными системами управления, как США и Китай, - и везде ведут к драматическому падению качества управления.
Так, для китайского руководства оказались полной неожиданностью не только "тюльпановая революция" в Киргизии (рассматриваемой им как естественная сфера своего влияния), но и волнения буддистских монахов в Тибете в августе 2008 года. Кроме того, технологический рывок, вынужденно начатый Китаем после завершения Олимпиады-2008 из-за того, что при существующих технологиях Китаю не хватит воды, почвы и энергии, предусматривает замену технологий на более совершенные и менее энергоемкие технологии даже в тех случаях, когда сохранение старых технологий с коммерческой точки зрения является оправданным. В силу своего нерыночного характера этот технологический рывок носит, строго говоря, непредсказуемый характер, что признает часть китайских аналитиков и что было бы немыслимо в Китае еще несколько лет назад.
Сокращение внешнеторгового сальдо Китая под влиянием экономического кризиса лишает его возможности поддерживать доллар и вынуждает кредитовать внешнюю торговлю в юанях, создавая тем самым прообраз зоны юаня как минимум в Юго-Восточной Азии. Эти процессы развиваются стихийно, под действием объективной необходимости, а не осмысленного решения (многолетние дискуссии так и не позволили выработать такого решения), - и почти непредсказуемо, что также свидетельствует о кризисе китайского управления.
Еще более драматическая картина наблюдается в США, стране, еще совсем недавно возведшей искусство стратегического планирования и кризисного управления (то есть управления тем или иным процессом при помощи специально организуемых кризисов) на, казалось бы, недосягаемую высоту. Начиная с агрессии против Ирака в 2003 году мы видим постепенную, но неуклонную деградацию этой системы, стремительно - на наших глазах, за 2000-е годы - выродившейся в управление с горизонтом планирования "до следующих президентских выборов". Об этом свидетельствует вся экономическая политика после начала ипотечного кризиса в июле 2006 года, подчиненная единственной цели - не напугав американское общество, оттянуть прокол "ипотечно-деривативного пузыря" и, соответственно, дестабилизацию экономики до президентских выборов 2008 года. Бесспорно, что постановка данной цели заметно усугубила последствия кризиса, - и при этом ее все равно не удалось достигнуть!
2.3. Конец традиционной западной демократии
Удивительно, как быстро летит время.
Понятие демократии сохраняет всю свежесть концептуально нового энергичного призыва, переворачивающего, обновляющего и возрождающего старый затхлый мир и создающего на его основе качественно новую, на порядок более эффективную, чем раньше, систему управления, объединяющую национальные интересы с общечеловеческими.
А ведь основные демократические институты (не говоря уже о принципах) были окончательно созданы более 200 лет назад - в XVIII веке - и с того времени лишь улучшаются и дорабатываются, оставаясь в своей основе неизменными.
Сегодня мы видим, как упрощение коммуникаций и распространение технологий формирования сознания размывают государство - стержень современных демократий.
Существенно и то, что для формирования сознания общества достаточно воздействовать на его элиту - небольшую его часть, участвующую в принятии важных решений или являющуюся примером для подражания. Длительные усилия изменяют сознание элиты, и оно начинает кардинально отличаться от сознания остального общества. Элита отрывается от общества и теряет эффективность. При этом исчезает смысл демократии, так как идеи и представления, рожденные в низах общества, перестают воспринимаются элитой, и потенциал демократии съеживается до самой элиты.
Проявления двух этих факторов разнообразны.
2.3.1. Разрушительность внешнего управления
Стандартные демократические институты призваны обеспечивать власть и контроль над государством наиболее влиятельной общественной силе. По мере упрощения трансграничных коммуникаций относительно слабые страны все чаще сталкиваются с ситуацией, когда наиболее влиятельными в их обществах оказываются внешние для них силы - будь то иные государства или глобальные корпорации. В результате они вполне демократически, а порой и незаметно для самих себя попадают под внешнее управление.
Несовпадение интересов структур, осуществляющих внешнее управление, с интересами управляемого общества (а то и их прямая противоположность) представляется нормой.
Прежде всего, дисбаланс интересов может вызываться естественным влиянием глобальной конкуренции, то есть стремлением структур, осуществляющих внешнее управление, подавить своих конкурентов из управляемых ими стран или даже не дать им появиться в принципе.
Не менее важная причина - органическое отсутствие у осуществляющих внешнее управление структур каких бы то ни было обязательств перед населением управляемых ими стран. Государства отвечают перед своими, а не чужими гражданами, корпорации - перед своими акционерами, а глобальные сети, как будет показано ниже, - и вовсе лишь перед своими непосредственными членами (а иногда и вообще ни перед кем).
Значима и слабость координации между структурами, осуществляющими внешнее управление, - а оно в силу слабости управляемых объектов редко монополизируется какой-либо одной структурой. В результате ряд воздействий, каждое из которых по отдельности является безобидным или даже полезным, в своем случайно возникающем сочетании или последовательности может оказаться разрушительным для управляемого общества.
Классический пример - воздействие на экономически слабые страны МВФ и Мирового банка (при том, что их усилия обычно весьма старательно координируются, и проблема заключается не в полном отсутствии, а лишь в недостаточной согласованности усилий). МВФ в соответствии со своими стандартными рекомендациями пытается обеспечить макроэкономическую стабилизацию мерами, по своей природе исключающими развитие на основе собственного экономического потенциала и в итоге делающими достигнутую стабилизацию неустойчивой. Мировой банк, периодически отчаиваясь дождаться прочной макроэкономической стабилизации (которая, по стандартной экономической теории, служит необходимой предпосылкой помощи развитию), начинает стимулировать экономическое развитие или просто решение наиболее острых социально-экономических проблем (от эпидемий туберкулеза до разрушения инфраструктуры и отсутствия квалифицированно подготовленных законов) своими кредитами, которые в условиях макроэкономической (а значит, и политической) нестабильности в значительной степени разворовываются либо, в лучшем случае, тратятся неэффективно, развивая и укрепляя если не прямо коррупцию, то неэффективное устройство государственного управления.
Именно органической безответственностью внешнего управления и была в первую очередь вызвана стремительная актуализация после распада Советского Союза и разрушения существовавшей в рамках биполярного противостояния системы "сдержек и противовесов" трагического феномена "упавших государств". (Существенно, что поначалу этот аккуратный термин порой сгоряча переводился на русский язык менее политкорректным и более брутальным, но более внятным и дающим более адекватное представление о сути и последствиях явления словосочетанием "конченые страны").
2.3.2. Безответственность глобальных управляющих сетей
Государства и глобальные корпорации как субъекты глобальной политики все больше уступают свою ведущую роль разнообразным глобальным сетям - в высокой степени неформальным структурам, объединяющим элементы государственного управления, в том числе спецслужбы, гражданского общества и глобальные корпорации (или их элементы), причем влияние и интересы последних отнюдь не обязательно преобладают.
Эти сети формируются "сращиванием", как говорили в старину, элементов государственного управления, бизнеса и преступного мира, а также науки и культуры, причем различные элементы указанных сетей базируются в различных странах.
Управляющие сети такого рода существовали почти всегда, однако новостью последних лет стало постепенное освобождение, "отвязывание" их от интересов сначала доминировавших в них национальных государств и недолгое время (десятилетие между поражением Советского Союза и 11 сентября 2001 года) доминировавших в них интересов коммерческих структур и переориентация таких сетей на реализацию преимущественно собственных интересов, отличных от интересов указанных государств.
Речь не идет о контроле глобальных сетей за относительно слабыми государствами и даже странами, осуществляемым в интересах относительно сильных государств, доминирующих в данных сетях. Управляющие сети, возникающие в относительно слабых странах, традиционно были инструментами влияния на них более сильных государств, - примерами этого полна мировая история.
Сейчас глобализации глобальные сети, по крайней мере, на Западе все больше освобождаются от контроля государств как таковых и начинают хаотически манипулировать ими или их отдельными элементами в своих собственных, остающихся не оглашаемыми, а зачастую и вообще не устанавливаемыми формально, интересах.
Довольно внятным примером этой парадоксальной ситуации, когда хвост в полном соответствии с названием культового в профессиональной среде фильма "начинает вилять собакой", представляется самое сильное государство современного мира - США.
Сформированные им глобальные сети, связанные с исламским миром, и в первую очередь Саудовской Аравией, все больше действуют в собственных интересах, слабо связанных с национальными интересами США. При этом данные сети достаточно эффективно манипулируют остальной частью американского государства, не говоря уже о подверженном внушению интеллектуально и эмоционально незрелом американском обществе. Глобальные сети не могут целиком подчинить себе не входящую в них часть американского государства, но внутреннее столкновение интересов в нем дезорганизует госуправление и представляется важной причиной нынешних проблем США.
Эмансипируясь, отделяясь от государств, глобальные сети больше не отвечают за последствия своей деятельности даже для стран своего "базирования", даже для государств, которыми они создавались и которые они еще недавно считали "своими".
Принципиальное отличие сетей как субъекта управления от государства (и даже от глобальных корпораций, которым категорически нужна стабильность в обширных районах производства и на широких рынках сбыта) заключается в имманентном отсутствии у них ответственности перед обществом. Любое государство поневоле, объективно заинтересовано в стабильности и гражданском мире в своей стране, а сетям, рассматривающим эту страну извне, "со стороны" глобального мироустройства и представляющих собой объединение "новых кочевников" (по классическому определению Ж.Аттали), это не важно. Им нужен рост совокупного влияния и прибыли своих участников, а этих целей гораздо проще достичь не в стабильной ситуации, а в хаосе, "ловя рыбку в мутной воде".
Таким образом, создавая глобальные сети и затем упуская из своих в их руки важные полномочия в сфере общественного управления, государства, даже исключительно сильные и эффективные, сами создают для себя субъект "внешнего управления", пренебрегающий их интересами, как это было показано выше.
Важно, что это освобождение от ответственности не проходит даром и для самих глобальных сетей. Их эмансипация от государства лишает их возможности в полной мере использовать его возможности по стратегическому планированию (от анализа до корректировки внешних процессов), что драматически снижает эффективность не только манипулируемого ими государства, но и их собственной деятельности.
Классический пример - свержение Саддама Хусейна, которое привело к достижению лишь локальной цели - поддержанию высоких цен на нефть, выгодных нефтяным корпорациям США и Саудовской Аравии. Стратегическая задача американской части глобальной сети - обеспечение прочного контроля за иракскими недрами с возможностью их неконтролируемого и единоличного (или, в крайнем случае, совместно с Великобританией) использования - была провалена. Более того: репутация США понесла невосполнимые потери, а представители глобальной сети в США были не просто дискредитированы, но и утратили власть в 2003 году, что привело к ослаблению США и подрыву всего опирающегося на их глобальное доминирование мирового порядка.
Другая часть глобальной сети - представители элиты Саудовской Аравии - получили в качестве "головной боли" резкое усиление своего ключевого соперника - Ирана, избавившегося от сдерживающего фактора в лице Хусейна. При этом ослабление США (если быть точным, их административно-управленческое и интеллектуальное истощение) в результате их погружения в трясину иракской войны резко затруднило не только военный удар по Ирану, но и его стратегическое сдерживание.
Кровавый хаос в Ираке и его вероятное разделение на три равно недееспособных государства создал многочисленные дополнительные проблемы и помимо возникновения предпосылок для перехода его основной части под контроль Ирана. Достаточно указать на Турцию, получившую ужасающий ее призрак курдского государства, существующего де-факто и неизбежно подлежащего оформлению де-юре в ближайшее десятилетие (причем под влиянием этой угрозы турецкая элита, в начале 90-х отказавшаяся от пантюркистской экспансии ради благосостояния, может пересмотреть свой выбор).
Но главное - произошла (в том числе и из-за свержения одного из светских режимов в исламских странах) общая глобальная радикализация ислама, что проявилось прежде всего в регионе Ближнего и Среднего Востока. Среди разнообразных следствий свержения Хусейна стоит отдельно упомянуть радикализацию палестинского движения и захват ХАМАС власти в секторе Газа.
Болезненным "эхом" иракского провала США стало ухудшение военное положения НАТО в Афганистане. Наступление талибов постепенно развивается и, по имеющимся аккуратным оценкам американских военных, талибы даже при максимально возможных усилиях США смогут восстановить свой контроль за основной частью Афганистана.
В сочетании с дестабилизацией Пакистана это грозит погружением в кровавый хаос всего Ближнего и Среднего Востока. Становится возможным обмен ядерными ударами между Израилем и Ираном, Пакистаном и Индией.
* *
Таким образом, ставшая уже привычной и само собой очевидной для США концепция "экспорта управляемых кризисов" выродилась в "экспорт хаоса" именно в результате перехода части реальных властных полномочий к глобальным сетям.
2.3.3. Сетевые войны требуют ограничения транспарентности
Глобальные монополии, лишившиеся после уничтожения Советского Союза сдерживающей силы в виде биполярного противостояния двух систем, в ходе стихийной и хаотической погони за наживой создали мировой порядок, лишающий более половины человечества возможности нормального развития. Зарождение же и проявление новой силы, сдерживающей их саморазрушающий произвол, представляется в этих условиях вопросом лишь времени и новых болезненных кризисов.
Интересен с этой точки зрения подход американского политолога Н.Злобина, рассматривающего гражданское общество как основную силу, сдерживающую современное государство и именно за счет этого сдерживания обеспечивающую стабильность общества. Опираясь на ставшие в последние годы традиционными представления о том, что в современном глобализированном мире страны и группы стран занимают роль основных структурных элементов привычного нам общества (есть страны-банкиры, страны-пролетарии, страны-менеджеры и так далее), Н.Злобин высказал кощунственную для внешнеполитической религии Запада, но многообещающую с практической точки зрения мысль. С его точки зрения международный терроризм можно рассматривать как стихийное, далеко не полностью развившееся и проявившееся проявление нарождающегося глобального гражданского общества. Как и в случае традиционного, не над- а внутринационального общественного устройства, это глобальное гражданское общество объективно призвано сдерживать глобальное государство, в роли которого выступают США как персонификация коллективного Запада.
Столкновение с гражданским обществом, пусть даже глобальным, приобретает для традиционного государства и его элементов характер комплексного, многоуровневого взаимодействия с сетевыми структурами, в основном самодеятельными, сплетение которых и составляет это гражданское общество. Войны с ним, неизбежные в силу современного состояния развитых стран Запада и неразвитой половины (а то и двух третей) человечества, неизбежно становятся войнами с сетевыми структурами. Такие войны объективно требуют непубличных, не подлежащих огласке действий - от тайных переговоров до тайных убийств (наподобие осуществлявшихся США по время вьетнамской войны в рамках операции "Феникс", эффективность которой оценивалась вьетнамскими военными исключительно высоко). Понятно, - и это наглядно подтвердила война Израиля против Ливана, - что традиционное демократическое правительство, работающее чуть ли не "под телекамеру", не может осуществлять подобные действия просто технологически.
Таким образом, сетевые войны объективно требуют ограничения демократии в виде ее формальных, созданных Западом институтов. Однако подобное ограничение возможно лишь при условии высокой идеологизации общества или хотя бы его элиты, так как иначе ограничение демократических инструментов неизбежно ведет к коррупции и разложению всей системы общественного управления.
А ведь современная западная демократия не терпит идеологизации и последовательно и целенаправленно уничтожает ее, выбивая тем самым почву из-под своих собственных ног!
2.3.4. От кризиса мотивации - к постдемократии
В развитых странах демократические инструменты в настоящее время способствуют достижению не столько экономического прогресса, сколько личного комфорта граждан. Пока прогресс служит инструментом достижения комфорта, он осуществляется, но по достижении высокого уровня комфорта общество начинает его тормозить, так как коллективные усилия по продолжению прогресса начинают мешать индивидуальному удовольствию от наслаждения комфортам.
Мы видим сегодня это в экономиках развитой части Европы (в частности, в кризисах мотивации, социальной и пенсионной систем) с той же последовательностью и неотвратимостью, что четверть века назад видели в экономике собственной страны.
Более того: как мы видим на примере современных США, даже попытка поддержания экономического и технологического прогресса в современных условиях приобретает вид частичного и непоследовательного, но отказа от данных принципов - в части ограничения свободы СМИ (в том числе самоцензурой) и существенного искажения избирательных процедур.
Причина в том, что демократия в ее западном понимании нежизнеспособна сама по себе, без внешних для нее источников мотиваций - таких, например, как угроза уничтожения в войне с Советским Союзом. Собственно демократические институты, "оставленные в покое", обречены на погружение в "потреблятство" из-за обуславливаемого ими приоритета краткосрочных индивидуальных интересов над долгосрочными коллективными.
В этом смысле можно говорить о несоответствии этих институтов современным реалиям и постепенном изживании их наиболее развитым и находящимся поэтому на острие переживаемых человечеством изменений американским обществом. Подобно тому, как неразвитые общества не доросли до стандартных демократических институтов, американское общество, как наиболее развитое, перерастает их, превращаясь на наших глазах в постдемократию.
...
Продолжение следует.
28.08.2009
www.viperson.ru
Док. 585263
Опублик.: 28.08.09
Число обращений: 0
Делягин Михаил Геннадьевич
|
|
|
