Когда адвокат Галина Малышева взялась защищать интересы пенсионерки-инвалида Людмилы Молчановой, она и представить себе не могла, насколько непросто это окажется. Суть дела вроде бы незамысловата по определению. Людмила Григорьевна обвинялась по ст.312 п.1 УК РФ в "незаконных действиях в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации". Максимально возможное наказание при этом - лишение свободы на срок до двух лет.
Молчановой сначала инкриминировали смену режима хранения арестованного и переданного приставом-исполнителем под ее ответственное хранение имущества. Потом обвинили в уклонении от судебного разбирательства, объявили в розыск. И, в конце концов, прямо в больнице, куда она перед тем попала с гипертоническим кризом, взяли под стражу. Несмотря на то что в ст.108 УПК РФ прямо сказано, эта мера пресечения используется по судебному решению в совершении преступлений, за которые закон предусматривает "наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения". При этом судья обязан указать "конкретные, фактические обстоятельства", на основании которых он принял такое решение. Лишь в исключительных случаях закон позволяет использовать заключение под стражу, последнюю из семи мер пресечения.
Такое впечатление, что ратовавшие за содержание Молчановой под стражей люди не знакомы с этими положениями УПК РФ или приспособились игнорировать их. Но насколько же извращенной фантазией надо обладать, чтобы всерьез представлять себе перенесшую два инфаркта шестидесятилетнюю коренную москвичку, инвалида в бегах... Тем не менее Людмила Григорьевна оказалась на больничной койке в "Матросской Тишине".
Никак не могу взять в голову, зачем надо было помещать за решетку больного человека. Кому от этого стало легче? Грешным делом подумалось: а не больны ли сами те, кто принимал такое решение? Не поражена ли неизлечимо вся наша система правосудия привычкой "обвинять-карать"?
Не могу избавиться от впечатления, что мировой судья Валентина Хрузина то ли была уставшей, то ли пришла в зал с уже сложившимся мнением, то ли имела определенные обязательства перед кем-то. Последнее предположение вовсе не лишено оснований. Не случайно же тысячи граждан у нас ежегодно после уголовного преследования добиваются права на реабилитацию.
Судья в процессе, кто бы спорил, самая значительная фигура. Обладая правом оценки представленных обвинением и защитой доказательств, удовлетворения ходатайств сторон, он тем самым определяет "температуру", возможности их состязательности. Но почему судьи в процессе обычно говорят едва слышной скороговоркой? Почему слушают и слышат лишь то и тех, кто отвечает в унисон их собственным предположениям?
Аналогичное поведение судьи Преображенского райсуда Москвы Анжелины Матюшенко наводило на мысль, что в деле Молчановой все изначально было заморожено на обозначенном дознавателем рубеже - виновна, подлежит аресту. Если иначе, то почему судья отметала все доводы защиты, вместо того чтобы исполнять свой долг, взвешивая все "за" и "против" перед принятием справедливого решения?
Во время судебных заседаний было интересно наблюдать и за поведением государственного обвинителя Юрия Борецкого, совсем еще молодого человека. Он старательно пытался играть роль бывалого профи. Нет-нет да и бросал многозначительные взгляды в сторону допрашиваемых, откровенно игнорировал выступления адвокатов, перемигивался с судьей. Зато в прямом состязании с адвокатами Вячеславом Цымбалом и Галиной Малышевой (если судьи все же допускали видимость полемики) он явно проигрывал. Нервничал, когда защита начинала буквально носом тыкать его (а заодно и судью) в многочисленные несоответствия обвинительных пассажей законоуложениям. Срывался, даже хамил адвокатам...
И Хрузина, и Матюшенко никак не реагировали на это. Зато адвокатов прерывали, пытались одернуть, отклоняли их ходатайства чуть ли не оптом. Если бы только это... В залах заседаний и мирового, и районного Преображенского судов просто витала атмосфера некой заданности, определенной нацеленности происходящего. Грешным делом, подумалось: а не в театре ли абсурда мы находимся? Уж не присутствуем ли все мы в процессе явно заказном?
Я попросил Вячеслава Калениковича Цымбала прокомментировать ситуацию. Вот что он сказал:
- Приговор суда считаю незаконным, необоснованным и подлежащим отмене. Вынесен он на основании оформленного с грубыми нарушениями закона обвинительного акта и не имеет юридической силы. Мы аргументировано доказывали и мировому судье Хрузиной, и судье Преображенского райсуда Матюшенко, что Молчанова не является субъектом инкриминируемого ей преступления. Хотя бы уже потому, что ответственного хранителя описанного и арестованного имущества могут назначить только следователь или суд. И никак не пристав-исполнитель, как было в данном случае.
Суд не дал оценки ни этому нарушению закона, ни многим другим. В акте о выселении нет подписи Молчановой, подтверждающей принятие ею на себя ответственности за хранение арестованного имущества. Отсутствуют понятие самого режима его хранения, обязательная ссылка на ст.ст.51,53 ФЗ "Об исполнительном производстве". В связи с этим Молчанова при любых обстоятельствах не может нести ответственность за нарушение режима хранения описанного имущества.
Действительно, как можно обвинить человека в нарушении правил, которых ему никто не объяснял? Тем более что в соответствии со ст.312 УК РФ наказанию подвергаются "растрата, отчуждение, сокрытие или незаконная передача, совершенные лицом, которому это имущество вверено..." То есть речь о действиях с прямым умыслом. О режиме хранения - ни слова.
Указывая на это, защита подчеркивала, что Молчанова за свой счет установила металлическую дверь, наняла ЧОП для охраны описанного имущества. В деле имеются ее письма дознавателю, приставу-исполнителю, в которых она настоятельно просит забрать имущество и составить соответствующий акт. Сама подсудимая на следствии и в суде объясняла, что она неоднократно давала истцам телеграммы с уведомлением. Непонятно почему дознаватель не приобщил уведомлений телеграфа к делу, отказал в этом и суд.
В. Цымбал: Для признания доказательств недопустимыми достаточно констатации факта их получения или закрепления с нарушением требований закона. Обвинительный приговор Молчановой вынесен на основании доказательств, которые при любых обстоятельствах нельзя признавать допустимыми из-за массы процессуальных нарушений дознавателем С.С. Солодянкиным. Незаконен сам факт ареста Молчановой как меры пресечения. Чтобы обосновать это свое решение, Хрузина, по сути, допустила фальсификацию "обоснований" необходимости розыска. Она не могла не знать, что заочно избирать меру пресечения в виде ареста можно только в виде исключения - при объявлении международного розыска. Защита считает, что судья Хрузина заведомо допустила факт незаконного ареста и должна нести ответственность за это. Как и судья Матюшенко, отклонившая полностью апелляционные жалобы защиты. В этом деле, думаю, наглядно проявился тот самый правовой нигилизм, даже на судебном уровне, на необходимость борьбы с которым неоднократно указывал Президент РФ.
P.S. Определением Судебной коллегии по уголовным дела Московского городского суда приговор в отношении Л. Молчановой отменен, дело прекращено. Стало известно, что судья В.Х. Хрузина уволилась, Ю.А. Борецкий в прокуратуре больше не работает. В отношении судьи А.В. Матюшенко направлено представление в квалификационную комиссию судей о применении к ней мер дисциплинарного воздействия.
