Секрет успеха на любом поприще — в искренней увлеченности своей работой. Герой нашей сегодняшней рубрики `Биография успеха` председатель Сибирского отделения Российской академии сельскохозяйственных наук, директор института экспериментальной ветеринарии Сибири и Дальнего Востока Александр ДОНЧЕНКО признается, что в плане работы он просто `дурной`. В смысле — живет ею и по-другому не может.
— Александр Семенович, как вы начинали? — Отец был кадровым военным. Вместе с ним мы много поездили по стране. Родился я в Чите. Но уже через год, когда начались известные японские события, детей военных вывезли. Нас с братом — на родину отца в село Троицкое. Это — Северный Казахстан. Там прожили до конца войны. Вернувшись с фронта, отец увез нас всех в Белоруссию. В военном городке Пружан, что на границе с Польшей, я пошел в первый класс. А вообще за десять лет я сменил пять школ — такая судьба детей военных.
В 50-е годы вышел приказ Хрущева — `сотый` его называли. Военным, которые хорошо знали сельское хозяйство, предложили осваивать целину. При отставке хорошие деньги давали. Я до сих пор помню: 2223 рубля. Большая сумма по тем временам. Так в марте 1954 года мы снова оказались в Казахстане. Там я оканчивал школу. Отец был уже зампредседателя райисполкома. Летом я у него работал личным шофером. Кроме того, успел поработать на целине трактористом, даже получил медаль `За освоение целины`. Потом встал вопрос об институте.
— Можно ли предположить, что выбор профессии был обоснован любовью к животным?
— Как в любом хозяйстве, у нас были корова, куры. Но дело даже не в этом. Многие любят животных, но не все же стали ветеринарными врачами. Рядом с нами жил ветврач, который посоветовал выбрать эту профессию. Я помогал ему при крупных обработках животных. Я ведь занимался тяжелой атлетикой, обладал необходимой силой. Сначала держал животных, потом попробовал брать кровь на анализ, получилось. Подал заявление в Алма-Атинский зооветеринарный институт. Закончил его с отличием. Уже будучи студентом занимался наукой. После работал преподавателем в Актюбинске по распределению.
Но через год меня пригласили служить в Министерство охраны общественного порядка в Алма-Ате. Мы занимались охранно-карантинными инфекциями: ящур полыхал тогда в Казахстане. Два года погоны носил.
— Это `по сути` военная организация была?
— Да. Кстати, когда я в ней служил, постоянно звали в отдел, который занимался борьбой с бандитизмом. Я ведь по-прежнему занимался штангой. Но понимал, что надо учиться дальше. Жена уже заканчивала работу над кандидатской диссертацией. Не хотелось отставать от нее. Поступил в аспирантуру казахского НИИ ветеринарии к профессору Грязину Владимиру Ивановичу. Он спросил: `У нас есть несколько инфекций, куда пойдешь?` Выбрал самую тяжелую — туберкулез.
— Погодите… Животные тоже болеют туберкулезом?
— Конечно. 56 видов. Могут человека заразить, и человек заражает животных. И это не только животные. Даже кольчатые черви болеют туберкулезом.
Профессор удивился, что я попросился не на теоретические исследования, а поближе к практике, чтобы самому искать методы оздоровления животных. Говорю, хочу поездить, я Казахстан знаю. `Экономическая эффективность комплексных мероприятий при ликвидации туберкулеза крупного рогатого скота` — такую тему я выбрал. Одним из первых начал заниматься экономикой ветеринарных мероприятий. Кандидатскую защитил во Фрунзе (Бишкек сейчас). Тогда при институте было девять научно-исследовательских ветеринарных станций. Я поехал в самую глушь — в Гурьев на Каспии. Там шесть лет проработал директором. Накопил много исследовательского материала по туберкулезу овец и верблюдов. После опубликования одной из работ меня даже в Эмираты звали консультантом по туберкулезу.
— И вы не воспользовались этим приглашением?
— А кто бы меня пустил туда? Это же было начало 70-х годов. Вскоре мне позвонили из Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии. В Новосибирске организовался новый институт, в который никак не могли найти специалиста по туберкулезу. Приехал сначала посмотреть, директором института тогда был академик Сергей Александрович Свиридов. Понравилось. Подал на конкурс и прошел заведующим лабораторией туберкулеза сельскохозяйственных животных. Инфекция по туберкулезу тогда просто полыхала. Мы сдавали по 50-60 тыс. голов коров каждый год.
— По области?
— Да. Хотя у нас институт экспериментальной ветеринарии Сибири и Дальнего Востока. Поначалу пришлось поездить, чтобы отладить систему на всей этой территории. Лет через десять мне предложили должность замдиректора. Через девять лет стал директором.
Петр Лазаревич Гончаров, который руководил Президиумом СО РАСХН свыше 25 лет, как говорит, долго присматривался ко мне, посылал в командировки проверять институты, пригласил к себе заместителем, который бы курировал все животноводство. Я согласился, но с условием, что останусь директором в своем институте.
— Должность директора института вы до сих пор не оставили. Почему? Ведь это двойная нагрузка.
— Во-первых, жалко. Считаю, что и я его становлением занимался. Практически все доктора наук подготовлены мной. Во-вторых, у меня там тематика большая. Я, кстати, еще в течение десяти лет возглавлял кафедру в аграрном университете. Сейчас подготовил более молодого заведующего. Но продолжаю читать лекции.
— Еще вы депутат областного Совета.
— Да, но при внешней разноплановости все эти виды деятельности только дополняют друг друга.
— А `шейхи` к вам больше не обращались?
— С `шейхами` у нас сейчас под руководством полпреда завязывается очень интересный проект. В Сибири ведь очень много болот, торфа. Из него делаем всевозможные гуминовые препараты, в том числе для повышения плодородия почв. У нас есть специальный институт торфа в Томске. `Шейхи` прослышали об этом, обратились с просьбой помочь в повышении плодородия их почв. А там одни пески. Отправили уже две партии наших гуматов. Но проект предполагается громадный.
А вообще мы с 29 странами работаем, начиная от Бразилии и заканчивая странами СНГ, Монголией. Нигде больше нет такого мощного научного комплекса, как в Сибири. Те, кто в советское время создавал этот комплекс, знали свое дело. В Сибирском отделении сейчас работает 15 тыс. человек. У нас 30 институтов, около 40 ОПХ, 6 селекционных центров. Зона деятельности — СФО, плюс Тюмень и Якутия.
— Александр, Семенович, все эти годы жена вместе с вами работала?
— Да. И сейчас в моей лаборатории работает. Правда, лабораторию я передал сыну, он теперь заведует. Написал докторскую диссертацию, в следующем году будет защищаться. Дочь получила два образования — зоотехническое и ветеринарное. Заведует лабораторией тоже в нашем институте. Думаю, внук и внучка продолжат наше дело. Такая у нас семейственность.
— Как научная семья проводит свободное время?
— В отпуск я, наверное, уже лет шесть никуда не ездил. Это плохо. Но я всегда говорю: надо уметь отдыхать на работе. Вот такие дурные мы люди в плане работы. И ничего с собой не могу поделать. У нас одна отдушина: небольшая фазенда, где три теплички. Летом каждые субботу, воскресенье я там.
— Тяжелой атлетикой по-прежнему занимаетесь?
— Сейчас уже нет. Но я занимался ею 17 лет.
— Известно, что вы коллекционируете анекдоты про животных.
— Да. Есть и другие хобби. Собираю холодное оружие. Все стены дома им украшены.
— Подмечено, страстные коллекционеры на чем-то одном не останавливаются.
— Верно. Еще мы с женой нумизматы. Объединили свои коллекции, когда поженились. Недавно друзья принесли две монеты. Одна — рубль 1842 года. Два дня его чистил. Вторая — полушка 1837 года. Ее, может, даже Пушкин держал.
— Значит, у нас есть повод встретиться еще раз и посмотреть на ваши коллекции.
— Да. Вот достроим коттедж. И милости просим в гости.
