В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Глава 2. Маммона (3) Назад
Глава 2. Маммона (3)
Спиральная боль обвивала ее тонкую, смуглую шею. Худыми руками с набухшими венами, она разрывала песочное время и плакала навзрыд, кусая бумагу.

Этот вечер был чудесным. Наполненный прохладой кристальный воздух отражался в ее испуганных, широко открытых серых глазах, застывшим криком.

Мальчик на двухколесном велосипеде, сделав круг, вспугнул стайку голубей у фонтана, напавших на хлебные крошки, и засмеялся. Нежный колокольчиковый Смех расправил крылья и взмыл вверх. Смех любил вечность, небо и свою работу: - растворять обиды. Он садился на плечи печальных людей, высыпал из ампулы желтую пыльцу соли, собранную из слез, пускал ее по ветру и шептал на ухо розовые мысли. Так, рождались человеческие мечты. Мальчик уводил за собой людей, поверивших в Смех, вечность и мечты. Голубоглазое детство держало мальчика за руку и искрилось фееричным настроением.

Мария прислонилась к дереву и перевела взгляд на целующуюся пару. Рыжеволосая семнадцатилетняя девушка, словно магнит притягивала к себе взгляды. Длинные загорелые ноги, слегка округленный живот украшенный золотой серьгой в проколотом пупке, цветная татуировка на левом плече. Джинсовые шорты, короткая футболка, расшитые сверкающими стразами туфли на высоком каблуке. Ровная осанка, высоко поднятая голова и открытая улыбка. Она была похожа на маленькую птичку, прыгающую с ветки на ветку, в поисках пищи и гнезда, которое сделает своим.
Юноша напротив, начитавшись благородных книг о возвышенной любви, стремился к реализму - финансовому благополучию.

Он получил хорошее воспитание: родители с малых лет твердили, что у мальчика должно быть большое будущее, что он обязательно должен занять как минимум, место топ-менеджера в солидной компании, ездить на последней модели иномарке и жить в пент-хаусе, в центре города. Мальчик стремился. Несмотря на свой юный возраст, он имел перед собой цель и умел ее добиваться, просиживая целыми днями над учебниками, а не за компьютером, как многие его сверстники. В планах мальчика был солидный ВУЗ и множественные награды.

Есть места, которые, несмотря на опасную глубину и грязь, покрытые пушистым мхом, манят людей. Пушкинская площадь была именно таким местом. В теплую погоду любого времени года, скамейки превращались в насест для людей пришедших сюда выпить пива, вина, покурить наркотическую травку, встретиться с друзьями.

Довольно редко, здесь можно встретить одинокого мечтателя, - ныряющие в глубину собственного мира предпочитали необитаемые места.

Здесь нет небоскребов и ветвистых парков, шумных рек и прочей красоты. Здесь, даже не пахнет другими временами: - дворцами, деревянными резными домиками, башнями. Нет. Это место красиво и убого одновременно.

Здесь мат переплетается с хохотом, а пылкие любовные признания с длинными монологами последнего "прощай". Именно здесь проходят карнавалы каждую ночь: люди надевают маски и, выпуская наружу свои страсти, становятся тем, кем хотели бы быть. Правил так называемого приличия, на этих празднествах не существует. Будь тем, кто ты есть! Стань свободным в своих желаниях. Не оглядывайся по сторонам, не ищи поддержки, не думай о других.

Наркоманы, нищие, проститутки, актеры, студенты, старики, сектанты, поэты. Кого только нет на Пушкинской площади. В туалетах Макдоналдса, что напротив, малолетние девочки занимаются любовью, а потом, устраивают сцены ревности, в переходах метро, своим подругам. Пьяные словно лозунг свободе декламируют стихи известных певиц, убеждая прохожих в истинности своих чувств, в которые сами не верят.

Мария улыбнулась мальчику и прошла к скамейке. Нет, даже не так. Пролетела. Она могла перемещаться с места на место так быстро, что взгляд успевал ухватить только колебание воздуха и ощущение полета. Где бы она ни появлялась, она украшала своим присутствием мир. Все пело, благоухало и играло цветами, стоило лишь ей улыбнуться. Ее улыбка... цвета радуги.

Ее мир - многообразие цветов. Каждого человека она видела своим цветом. Это было похоже на вспышку молнии: в первое мгновение в воспаленном мозгу вспыхивал шар, который через секунду пропадал и появлялся снова, но уже другого цвета. Когда световое колебание, словно подобрав шифр человека, успокаивалось цвет, излучаемый человеком, становился "своим". Именно так, по мелким вкраплениям другого цвета, Мария знала судьбу человека; его прошлое, настоящее и возможное будущее.

Возможное, потому, что историю своей судьбы человек писал сам.

Она была благодарна за свой дар, и несчастна одновременно. Ибо каждая капля проявляющегося в ее мире черного цвета, становилась болью. Знать возможное будущее человека и не суметь предотвратить его от ошибок и последующей за тем горькой расплаты, было слишком тяжелой, порой невыносимой обузой.

- Мы обязательно будем самыми счастливыми на свете! - услышала фразу рыжеволосой девушки и прислушалась к разговору.

- А разве сейчас, мы не счастливы? - юноша, склонив голову в бок, прищурил глаза.

- Счастливы конечно! Очень! Только вот мне, для абсолютного счастья не хватает самореализации. Ты даже представить себе не можешь, как же сильно я хочу петь на сцене. Я готова отдать все ради того, чтобы моя мечта сбылась. Чтобы люди приходили на мои концерты и заряжались позитивом. Хочу со сцены дарить им свою любовь, - девушка сложила перед собой ладошки, словно молилась.

- Солнышко, все у нас получится. Ты обязательно станешь знаменитой. Я даже представляю себе, как я иду мимо музыкальных магазинов, а на витринах диски с твоей фотографией. Певица Лилиана! Фанаты будут ждать новых альбомов и, мне все будут завидовать; Александр, как вам удалось завоевать такую прекрасную девушку? А я никому, ничего не расскажу. А когда мы разбогатеем, у нас будет свой дом за городом, где мы сделаем тебе домашнюю студию.

- И у нас будет служанка, правда?

- Конечно! Я открою свою фирму, и на работу буду ездить на мотоцикле. Куплю себе "Харлей" и будем гонять по вечерам.

Мария похвалила Смех улыбкой. Ведь то, что эти молодые люди верят в свои мечты - его работа.

- Как я тебя люблю! - она сжала ладошки в кулачок и приложила к губам.

- Ты у меня самая замечательная, самая красивая, самая лучшая девушка.

- Так, - уперлась руками в бока, - что значит "у меня самая лучшая"? То есть лучшая из тех, кто у тебя есть?

- Ежик, - засмеялся, - вот ведь ревнивица, нашла к чему придраться.

- Лилиана! - к ним подошел молодой мужчина. Он был одет в белый, шелковый, деловой костюм с длинной тростью из слоновой кости, увенчанной головой льва. Из нагрудного кармана выглядывал уголок ярко-красного в тон галстуку и темно-бордовым летним туфлям, носового платка. Дорогой костюм, шляпа с широкими полями и трость, делали заметным молодого человека издалека. - Как здорово, что я тебя встретил.

- А что случилось? Кстати, познакомьтесь это Александр - мой любимый человек, а это Андрей, - мой однокурсник.

- Очень приятно, - мужчины пожали друг другу руки, и Андрей продолжил: - тебя Валерьевич искал. Через месяц, будет концерт в Кремлевском и Валерьевич хочет, чтоб там пела именно ты.

- Правда? - Лилиана хлопнула в ладоши и подняла руку вверх: -Yes!!!! Пойдемте в какую-нибудь кафешку, купим шампанского, и ты мне все подробно расскажешь?
Мария проводила взглядом удаляющуюся троицу и тихо застонала, увидев расплывающееся черное пятно в желтом шаре над головой Лилианы. Смех захлопал в крылья.

Мария сжала свои кулаки так сильно, что остро наточенные ногти впились в кожу, выпуская на свободу яркие капли крови. Боль пошевелилась, и плотным кольцом сомкнулась на шее. Она побежала по улице. Быстрее- быстрее! Только бег спасал от боли и давал возможность услышать звуки мира: детский смех и серозубую тоску, оранжевую надежду и шепот густой листвы. Если боль проснулась, значит, пришло время очередного солдата.

Стеклянный мир сузился до размера колпака и накрыл с головой - отличная защита! "Ex animo (4)" - запел арию ветер. Боль душила. Белая молитва сплеталась с ожиданием смерти и обещала вечный покой уставшему сердцу, глухо стучавшему в клетке одиночества. Золотоволосые вороны на деревьях воспевали стальную любовь, перегрызавшую набухшие вены рук.

Хрустящий вечер наполнился целлофановым зноем и покрыл испариной лицо. Она вытерла слезы и остановилась, увидев марширующее войско Теней. Под барабанную дробь, они шли вдоль Тверской, вытянув вперед руки. В черных, длинных балахонах с изображением на спине вышитых крестов в кругу, они походили на средневековых монахов. Сизые с глубоко впавшими, слепыми глазами и дырами после перенесенного сифилиса, вместо носов лица, смотрели из-под капюшонов. Она вскрикнула. Каждая из Теней, будучи человеком, до вступления в силу Договора, была близка ей.
Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Все. Все они были выявлены ею. Никакого насилия. Она просто, выполняла свою работу: - проводника по Договору.
Солдаты звали с собой в полет, но она качала головой и, шепча отчаянное "Нет!" рвала время и ела землю.

Она была проводником по Договору. Она знала дорогу в Небытие и Устав.
Он был последним.

Он носил за спиной тяжелый рюкзак, набитый масками и собирал одуванчики, чтобы подарить своей возлюбленной - мертвой Мельпомене.

Маски, украшенные драгоценностями были обменяны на распродаже сознания еще до Его рождения и подписания Договора за высокую плату: чтобы стать мужем своей возлюбленной, Ему запрещалось ходить с обнаженным лицом. Он никогда не видел своего отражения. Не знал своего имени. Пил взглядом и ласкал словами сотни чужих людей, желая найти свои черты. Тысячи игольчатых вопросов кололи душу и за полученный ответ, Он отдавал Смеху полные горсти слез для пыльцы.

Он искал.

Мария знала...

***

Пронзительно завизжала полночь. Он купил банку "джин тоника" и нырнул в открытую пасть метрополитена. Алкоголь согрел. Веки отяжелели. Войдя в полупустой вагон, закрыл глаза и напел строчки из песни сочиненной им когда-то:

"Свет твоего взгляда, тающий рядом
Свет фонарей, освещающий путь.

Свет траурных знаков, - свечи во мраке
Свет твоих грез, мне уже не уснуть.

Свет - это все, что мне нужно здесь! (5)"

Тогда, все было иначе. Все иначе. Огрызки воспоминаний. Он помнил тех, кто проходил строем мимо. Кто плыл против. А река кипела растопленной лавой, стекая с пальцев деревьев, и манила обнаженная ночь, призывая к действиям. Он носил маску звездочета и целовал нежные ручки накрахмаленным барышням, любующихся на закате, смертью. Они высоко задирали пышные юбки в обмен на его ласки.

Он помнил ее. Горячее тело, жадно приоткрытый ротик и затуманенный взгляд морских глаз. Ему нравилось жевать сочное имя - Лорес и пить желание. Мысли о ней пахли дождем и звуком лопнувшей гитарной струны.

Он помнил ее слезы. Примеряя забытые кем-то крылья на вокзале, искал свободу сиреневого неба, а она, стоя у желтого ручья, молилась своему богу вернуть прохладу сказочных ночей. Любопытно было бы встретить ее сейчас. Понять, насколько несчастлива она со своим мужем и пожалеть. Себя. Одинокого, странствующего, ищущего.

"Осторожно, двери закрываются! Следующая станция Цветной бульвар", - пробурчал мужской голос. В вагон впорхнула парочка влюбленных и осветила уставший воздух. Девушка рассыпала огненного цвета волосы по плечам и бархатно рассмеялась. Юноша обнял ее за талию и что-то прошептал на ушко. Он смотрел на них - свободных в своем счастье и почувствовал легкий укол зависти и горечи. Ему хотелось так же, поверив в романтические бредни, стать счастливым. Но Мельпомена была властной. Он чувствовал, как она играет Его сердцем, выпуская из рук на месяц, год, пять, а потом вновь звала и Он не смел, перечить любимой. Держа в объятьях равнодушных красавиц, словно в хмельном бреду забывался и пытался поверить в силу своих чувств и себя самого. В отчаянье порывался обнажить свое лицо, но каждый раз, сердце замирало в страхе и... подчиняясь злому року, Он шел дальше.

    Сделав последний глоток "Джин тоника" смял жестяную банку и засунул в карман рюкзака. Влюбленная парочка уже не привлекала Его внимание. Мысли осиным роем разрывали сознание.

"Лилиана", - позвал юноша.

Дверь вагона закрылась за ними. "Как много на земле ничтожных людей не знающих вкуса настоящей свободы, полета, истины. Вот они - Он думал о влюбленных - счастливы в своем настоящем и слепы в будущем. Разве знают они основу любви? Измена, предательство, боль, пустота. Эта девушка, безусловно, встретит другого мужчину, - богатого, властного, сильного. Она красива и амбициозна, поэтому ей не избежать этой участи. Выбор. И по-другому быть не может.

Что может дать ей этот юноша? Он пока еще светел. Он пока еще верит в блеск ее глаз, и через них любит окружающий мир. Что станет с этими глупыми людьми? Их настигнет истерика, разочарование, слезы... они бы могли уберечь себя, если бы не строили иллюзий. Не верили в несбыточное.... Вера - это забава разума".
        
"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция "Петровско-Разумовская" - прервал размышления электронный голос. Он обратил внимание, что вагон поезда пуст. "Одиночество, сопровождающее везде и во всем", - усмехнулся себе. Задумчиво повернул голову вправо и вздрогнул. В конце вагона, в проходе стоял в черном, длинном балахоне человек и смотрел на Него. "Какой странный монах", - подумал и, вглядевшись в лицо под капюшоном, почувствовал страх комком застывший где-то в области желудка. В одно мгновение, Он почувствовал, как увлажнились руки, и вдоль позвонка пробежал холодок. Ему показалось, что у монаха нет глаз, а вместо носа дыра. Монах приложил руку к сердцу и низко поклонился Ему. "Станция Отрадное", - электронный голос пришел на помощь. Схватив рюкзак, направился к двери, оглядываясь по сторонам. Но странный монах появившийся из ниоткуда, исчез. Вагон поезда был пуст.

***

- Лилиана, мои поздравления! Ты выступала замечательно. Далеко пойдешь, дорогая, - толстая женщина схватила за руку. Большая, высоко поднятая грудь с глубоким декольте, круглый, выпирающий живот и мясистые руки этой незнакомки, производили отталкивающее впечатление. Она бесстыдно осматривала стройную, полуобнаженную девушку, а масляные губы сами шептали любезности и комплименты. Мини юбка, высокие, облегающие сапоги, короткий топ, обнажающий живот и яркий макияж - имидж, подобранный костюмером и визажистом, нисколько не смущали Лилиану. Она чувствовала себя счастливой ровно настолько, насколько это может почувствовать человек, чья мечта только что осуществилась. Ее первое выступление на большой сцене. Несколько тысяч зрителей. Шквал аплодисментов.

Каблуками, выстукивая ритмичную мелодию, звучавшую в душе, она направлялась в кабинет к Валерьевичу - человеку, в чьих руках ее будущее.

- Девочка моя, ты прелестна, - Валерьевич вытер салфеткой жирные губы и поднялся с дивана, - Папочка гордится тобой, - обнял за плечи и поцеловал. Присаживайся, ужинать будешь?

- Нет, спасибо, - Лилиана села в кресло и закинула ногу на ногу.

Валерьевич был интересным, с характером похожим на кубик-рубик, человеком. Большие, выразительные, серые глаза с закручивающимися ресницами, смотрели ласково, масляно и заискивающе на высокопоставленных лиц, и требовательно, оценивающе, нагло на подчиненных. Он боялся немощной старости, и занимался спортом уже много лет. Подтянутый, мускулистый, с густой сединой, - центр внимания женщин старше тридцати пяти лет на светских вечеринках. Умело, пользуясь жизненным опытом, играл на струнах человеческой души и в любом общении, искал выгодные для себя стороны.

В шоу-бизнесе Валерьевич был уважаемым человеком. У него еще не было провальных проектов. Впервые увидев Лилиану на сцене местечкового клуба, куда его затащила на елку семилетняя дочь, Валерьевич сразу почувствовал в этой девочке потенциал. Лилиана прыгала в костюме зайчика, с разрисованной мордашкой, пела песенки, читала стихи, а Валерьевич пытался просчитать. Внутренний цензор никогда не ошибался. После елки подозвал администратора, сунул пятисотрублевую бумажку ему в руку и велел зайчика притащить к нему.

- Папа, включи "детское радио", - попросила в машине дочь.

Лилиана села в машину на переднее сиденье, смущаясь, но, увидев маленькую девочку, улыбнулась.

- Здравствуйте! Красивая у вас машина!

- Обычный хаммер, ничего особенного, - Валерьевич пожал плечами и вынул из пачки тонкую сигарету. - Будешь?

- Спасибо, не курю.

- Пошли выйдем из машины, пусть дочурка радио слушает, а нам перетереть надо будет.

Вышли. "Перетерли". Валерьевич пригласил Лилиану к себе в офис.

- Прикинем, что из тебя получится, - сказал, протянув визитку.

Возвращалась Лилиана домой окрыленная надеждой, не ждала, не надеялась, что вызовет интерес у такого человека как Валерьевич.

Лилиана родилась на изломе двух эпох, в девяностых годах, в семье состоятельных родителей. Отец занимался бизнесом, мать участвовала в теле проектах в роли ассистента, администратора, помощника режиссера, но считала себя знатоком в шоу-бизнесе. Из дочери решила сделать звезду, именно поэтому, все детство дочери было положено на то, чтобы сниматься в рекламных роликах, вышагивать на подиуме в качестве модели. Танцевальные кружки, бассейн, гимнастика.

- Сашка, представляешь, наконец-то мне выдался шанс! - прокричала в телефонную трубку, как только вышла из метро.

Но Сашка только сопел в трубку. Он боялся этого момента и ждал. Сам себе говорил, что это обычная ревность, надо ко всему относиться спокойней и тем не менее, ревновал.

- По любасику Валерьич, рихтануть нужно, - сплюнул в урну Ашот, - известный в шоу-бизнесе пиарщик.

С ним, Валерьевич раскручивал все свои проекты.

Лилиана стояла в купальнике посреди большого зала, перед маленьким обеденным столиком, за которым собралась целая команда из четырех человек.

- Грудь маленькая, надо подкачать ну...размера до четвертого, минимум. Губки надуть. Повернись, красавица.

Лилиана вопросительно посмотрела на Валерьевича. Тот кивнул головой. На этой встрече, Лилиана чувствовала себя самым настоящим товаром. Вот уже битых часа два она то танцевала по команде, то пела, то переодевалась в различную одежду.

- Вокальные данные средненькие, - вынес вердикт Ашот, - но фигурка не плохая, двигается нормально. Свеженькая, чистая, в общем, работать смысл есть. Только вот надо подумать, в чем изюминка будет.

- Может вторую Бритни Спирс заманздрячить? - предложил Валерьевич.

- Девственность? Плагиат, - Ашот задумчиво пожевал губы, - хотя у нас такого не было еще. Что скажешь, голубушка? - обратился к девушке сидевшей рядом с ними на диване, но не проронившей пока ни слова.

- В принципе, вы правы Ашот Арнольдович, фигурка хорошенькая. Надо только лицо поменять немного, пару килограммов скинуть. Загоним в спорт-зал, плюс наколку надо будет на ноге сделать я думаю, цветную, яркую. Какую-нибудь бабочку или птичку. Пусть весь ее образ говорит о невинности, чистоте. Шея длинная, красивая, надо волосы поднять.

- Ну, это ты уже там разберешься, - кивнул Ашот, - сделай ей пару выступлений в клубах. Пусть газетки про нее напишут. Сколько заплатишь? - кивнул головой Валерьевичу.

- Тебе, четыре штуки заплачу, команде твоей - штуки две не больше. Все равно твои девочки по четыре - пять клиентов имеют, а штука баксов для них будет приработком. Репертуарчик ей подберем. Значит так, дорогуша, - кивнул Лилиане, - иди, одевайся. Никаких фотографий пока. Эльза тебе программку составит, слушайся ее как мать родную. И с папиком твоим встречу мне организуй, на грудь, губы пусть денег выделит, я не Буратино за все платить не буду.

Лилиана взяла одежду и вышла из комнаты. Щеки горели со стыда. Следом за ней вышла Эльза, - девушка, которая сидела рядом с Ашотом.

- Не скисай! - улыбнулась Лилиане, - ребята профи, знаешь уже, сколько групп вытаскивали наверх? Валерьевич тебе пару выступлений организует, в какой-нибудь солянке. Посмотрим, насколько репертуар подойдет, пару газетных уток забабахаем, проанализируем насколько ты будешь востребована и только тогда о сольнике можно будет речь вести. Ниче, такую конфетку из тебя сделаем, пипл захавает и не подавиться, - Эльза улыбнулась и скрылась за дверью большой залы.

Лилиана переодевалась. За годы работы в роли модели, привыкла к тому, что к тебе относятся как к вещи на которой можно заработать деньги, если выгодно продать. Но эта встреча сбила ее с толка. Не стыдясь ее присутствия, пускали скабрезные шуточки, циничные фразы от чего краснеть приходилось не раз.

- Как все прошло? - спросил Сашка, протягивая букет красных роз. Он ждал Лилиану несколько часов сидя на детской площадке перед ее домом.

- Все хорошо, - поцеловала и попросила: - обними меня, крепко-крепко.

- Что с тобой? Ты какая-то расстроенная, что-то не так?

Лилиана отрицательно покачала головой и вдруг, заплакала.

- Солнышко, ей, ну ты чего? Тебя обидели? Сказали, что ничего не получиться? - Сашка гладил по голове и пытался заглянуть в глаза. - Брось. Ерунда все это. Не получиться стать певицей, ну, и ладно! Я же люблю тебя не за это. Поженимся, я буду работать, много работать. Я достану денег тебе на раскрутку, вот увидишь. Вот еще, не хватало, чтобы ты из-за всяких шакалов плакала.

- Нет-нет, я не из-за того, - громко всхлипнула и вытерла слезы. - Я просто поверить не могу, что моя мечта сбывается, - соврала, стараясь не смотреть в глаза любимому человеку...

Облокотившись на спинку дивана, Валерьевич бросил салфетку на колено и налив в бокал красного вина, протянул Лилиане.

- Сливовое, из самого городу Парижу привезенное, - он был похож на сытого кота. Расстегнул две верхние пуговицы рубашки, снял галстук и кинул на кресло. Валерьевич говорил много и мягко. Прохаживаясь по кабинету, закрыл дверь на ключ, чтоб не помешали общению, и спросил, насколько серьезно, Лилиана хочет заниматься пением.

- Очень серьезно! Очень-очень, - горячо воскликнула, - это моя самая заветная мечта.

- Ну, ты же знаешь, папочка волшебник, он может исполнить любой твой каприз, не то, что мечту, - Валерьевич присел на ручку кресла и обнял Лилиану, - другое дело, скольким ты готова ради этого пожертвовать?

- Многим! - не задумываясь, выдохнула и посмотрела на свое отражение в зеркале напротив.

- Это меняет дело, - выключил свет в комнате и, поцеловав ее руку, потянул на диван, - давай сядем здесь, так удобней. Еще вина будешь?

У нее кружилась голова. Волнение оставшееся после выступления сменилось боязнью, разозлив Валерьевича потерять свой шанс - осуществить мечту и жалостью к Александру.

- Вена, Лондон, Париж! Мы устроим тебе грандиозное турне, если захочешь. Евровидение! Это принесет нам славу. Только для этого, девочка, надо работать двадцать пять часов в сутки. Придется от многого отказаться, чтобы большее приобрести, - его рука легла на ее грудь. Лилиана напряглась, - Как у тебя с личной жизнью?

- У меня есть любимый человек, - мягко попыталась убрать его руку.

- Любимый человек это хорошо, это прекрасно, - Валерьевич поставил бокал на стол и погладил ее по коленке, - любовь это самое прекрасное, что есть в жизни, - рука поднималась выше и выше.

- Не надо! Я вас прошу, - снова попыталась убрать руку.

- Ну-ну не упрямься! Ты же хочешь, чтоб реализовались твои самые заветные мечты? А папочка сможет это сделать, - все настойчивей ласкал, - ты же понимаешь, малыш, что в этом мире ничто просто так не дается. Папочка разок тебя полюбит, и ты будешь иметь все. Подумай о Лондоне, Париже, Вене.

    Лунный свет дорожкой падал из раскрытого настежь окна. Где-то там внизу, визжали сирены, шумели машины, рычали мотоциклы. Город дышал загазованным воздухом, наслаждался красотой бесконечного неба, наблюдал за людьми и жил своей жизнью. Лимонный свет луны еле освещал дальний угол комнаты, в котором застыла фигура в черном, с вышитым на спине крестом в кругу, одеянии. Тень Солдата повесила на вешалку принесенный с собой плащ в точности такой же, какой был на ней, и тихо прошептала: "Coitus" (6).
    Валерьевич целовал шею, губы, лицо Лилианы шепча: - не бойся, я не сделаю тебе больно. Все будет хорошо.

- Coitus, Coitus, Coitus, - шептала Тень.

    Лилиана расстегнула поясок своей мини-юбки.

***

Пить с листа буквы. Видеть безобразные лица и плакать над усопшими душами, похороненными в живые тела. Она содрогнулась и задумчиво посмотрела на свои дрожащие руки. Где былая воля? Кто в силах ответить на трижды помноженное "почему"? Улицы с запахом свинства и похоти. Забитые людьми туалеты - маленькое пространство, где дают свободу без размена. Место, где юные девочки, играющие в однополую любовь, напившись хмельного пива, предаются групповым ласкам. Место, где находят приют бомжи, страстные пары, свободные в своем "хочу" и сильные духом люди, прячущие слезы от окружающих.

Мария не помнила начала. Она свыклась с вечно ноющей, колющей, режущей болью и, задавая ей вопросы, уходила туда, чему никогда не-быть. Сердце устало плакать. Дышать воздухом прихоти, без запретности театральных действий и слабости. Он сумеет понять и проникнуть туда, где еще никто не был. Услышать в ее низком, грудном хохоте страх, цепляющийся за ноги. Он знает, каково прятать себя за образами, созданными по инерции - желанию тех, кто сей час вокруг. Он ласкал ее боль, и видел следы укусов на шее.

Он редко, когда позволял приблизиться к себе. И каждый раз, это был другой человек. Новое имя, новая маска, роль, действия. Мария полюбила вопреки Его слабости, которая раз за разом проявлялась все четче. Порой, слабость перерастала в трусость, но ей было все равно. За те минуты, что они проводили вместе, она готова была терпеть годы лишений. Она знала, что единственное, что привлекает Его - Он сам.

Однажды, она сняла вязаный шарф со своего лица, и Он, нежно притронувшись к тонкой полоске шрама под нижней губой, спросил:

- Откуда?

- Подарок, - она отвела взгляд.

- Пусти, - попросил Он и, сделав шаг в темное пространство ее памяти, закричал, - Этого не может быть! Так не бывает. Я слышал, но не верю.

Грустная улыбка скользнула по ее губам, взгляд уперся в стену. Равномерно капала вода из крана, оконные стекла расплавились и, наглый ветер захлопал форточками. Под раковиной зашуршал таракан.

Она знала, что как только солнце разбросает свои лучи по миру, Он снова прикажет ей уходить. И вновь Ему будет безынтересна ее жизнь.

- Ничто не имеет значения, - ответил на немой вопрос, отразившийся в ее зрачках.
- Неправда! Неправда, неправда! Вера - единственный путь к спасению. Незримое и неосязаемое чувство есть умение видеть истину сердцем своим, - Мария закрыв глаза, продолжала, - В богатстве она делает человека благотворительным, в житейских радостях - воздержанным, среди почестей предохраняет от гордости. Вера утешает в скорбях, помогает в болезнях, дает терпение в страданиях.

Он истерично засмеялся: - Бред! - и подняв руку вверх, замер.

Крестообразно завихрились чувства. Ему нужны доказательства существующего.
- Возьми, - она протянула полные горсти солнечного света, - я помогу Тебе. Я всегда буду рядом.

- Нет, - отрицательно покачал головой, - не время. Не в силах. Не верю.

В узкой прорези маски "Равнодушия" светились Его глаза. Она вздрогнула:

- У моей смерти пустые глаза.

***

Скрипнула дверь в сенях и в дом вошла раскрасневшаяся от мороза Пелагея. На ее пуховом платке, яркими капельками играли растаявшие снежинки. С грохотом поставила на скамейку ведра с водой и шумно выдохнула: - ну и холодина! Стукнула дужка ведра и с шумом вода полилась в деревянную кадушку. - Наполню кадушку и буде, - открыла Пелагея входную дверь. - Дров занеси, - в теплый дом ворвался мороз.

Сладко потягиваясь, с кровати спрыгнула кошка и, выгибая спину, направилась к миске с молоком. Сквозь мутное, единственное в комнате маленькое окошко блекло пробивался дневной свет. Мороз по углам окна, словно паук паутину, сплел замысловатые узоры. В печи тревожно гудел ветер. Это значит, что разыгрывается метель.

На высокой железной постели белоснежной горкой возвышались подушки. Пелагея заботливо взбивала их каждое утро, накрывая пелериной. Собственноручно вышитыми на пяльцах полотенцами, рушниками, сплетенными роднинами (7), Пелагея гордилась.

Про нее в селе говорили, что скупая больно, но сама Пелагея себя таковой не считала. Она просто хозяйственная, как учил ее тому батька. Схоронив родителей, она одна осталась на хозяйстве. А этого добра по началу немало у нее было.

Кобыла, корова с телком, птиц по десятка полтора голов, баран да ярочка и свиноматок целых шесть. Покуда со всем управишься, уже и день на исходе.

Большое хозяйство было единственной возможностью прокормиться семье Пелагеи, где детей было семь человек, да родители, да бабка - мать матери. Но прошла болезнь по селам и городам, и осталась Пелагея одна. Всех схоронила, и старых и малых, сама в лихорадке металась на постели около месяца, спасибо соседке - бабе Шуре, выходила. Как пошла на поправку, поделила скотину, часть отдала Советской власти, все равно самой не потянуть. Яйца, молоко продавала, работала в колхозе за трудодни, и помогала сельчанам: порчу снимала, болезнь заговаривала, скотину лечила. Характер у Пелагеи, не смотря на ее отзывчивость, был суровый: болтать попусту она не любила, все больше молчала. Ни застолья, ни шуток, ни сплетен - после того, как своих родных похоронила, изменилась Пелагея сильно. Небольшой дом, всего-то на две комнаты, стоял на самой крайней улице в селе, окруженный пустырем да бурьяном. Зимой, бурьян - хорошая основа для высоких, ровно по крышу дома, сугробов. В метрах ста, ближайший дом, где живет баба Шура, - известная в селе сплетница. Не смотря на то, что к дружбе с ней, Пелагея не тянулась, баба Шура прибегала в соседский двор по нескольку раз на дню, то сплетни последние перескажет, то на обед и ужин забежит. Баба Шура ни готовить, ни за домом следить не любила, вот потому и бегала по соседским домам и весело и сытно.

Замычала корова. Пелагея вошла во двор, неся на коромысле ведра с водой. Вода раскачивалась в такт ее шагам не выплескиваясь на землю. Заправив в платок выбившуюся прядь волос, крикнула: - Иду, чтоб тебя, окаянная.

Корова, услышав голос хозяйки, замычала вновь. Следом, закричали свиньи, загоготали гуси.

Сняв с плеч коромысло, Пелагея выпрямилась и повертела затекшую шею в разные стороны. Открыв дверь, крикнула в дом: воду занеси, я пойду скотину выпущу.
Входя в сарай, Пелагея пригнулась, она была необычайно высокого роста, что сильно выделяло ее среди деревенских женщин. Черноглазая, красивая, не склонная к полноте, но и не худая, про таких обычно говорят - сбитая, Пелагея выглядела гораздо старше своего возраста. Уже в двадцать лет к ней обращались не иначе как "тетка". Наверное, потому что седые волосы появились рано, да и мелких морщин на лице было много, что даже те, кто знал ее истинный возраст, не верили. Разраставшиеся темные, пигментные пятна на скулах, тыльной стороне ладоней, шее не прибавляли ей шарма. Она постоянно носила черный платок, под которыми прятала длинные косы, выбеленные сединой, черную юбку, растрепавшуюся снизу да бесформенную вязаную кофту, доставшуюся в наследство от покойной прабабки. От былой красоты осталась только осанка, - ровная, прямая спина, да высоко поднятая голова.

Мужа у нее не было никогда. Не успел батька замуж отдать. Вроде и сватались к ней женихи, даже из соседних деревень приезжали, но Пелагея все любви ждала, а тату не стал навязывать мужа. Еще когда первый жених из Лесной приехал, разговор с батькой был по душам.

Пелагея по воду ходила, когда во двор въехала телега со сватами. Босая ребятня улюлюкая бежала за телегой следом, а потом, пряталась за забором, подглядывая как встречали сватов. Войдя во двор, Пелагея очень удивилась: вроде и не ждали гостей. Глянула на телегу и поняла, что сваты прибыли. "Никак Дусю приихали сватать?" - пробежала мысль.

Сестра Евдокия славилась своею красотой с детства. Правда, характер у нее был заносчивый ну так, привыкла к всеобщему обожанию и восхищению, потому так и сложилось. Но тату сказал, что пока старшую дочь замуж не выдаст, ни о каких сватах к Дусе и речи быть не может.

В дверях дома, стоял худощавый сморщенный мужичонка. Пелагея протиснулась в дверном проеме мимо него и улыбнулась. Он, ни туда ни сюда не двинулся, а только глаз не сводил с большой груди Пелагеи. Он ей ростом как раз по грудь и был. Поднял глаза, увидел, что Пелагея усмехается и, покраснел.

Эдакого клопа под мышкой носить можно, - подумала Пелагея и засмеялась.

- Радуешься дочка? Значит, жених по нраву пришелся? - спросила мама, принимая ведра с водой.

- Який жених? - упавшим голосом спросила Пелагея и прокашлялась. Голос ее вдруг, осип.

- Ты же в дверях с ним столкнулась, - Дуся скрестила руки на груди и усмехнулась.

- А ты зубы-то не скаль, - отрезала мать, - с лица воду не пить. Главное, чтобы мужик хороший был.

- А он хороший! В пуп ей дышит, - расхохоталась Дуся.

- Еще посмотрим за кого тебя батька выдаст. - Мать взмахнула полотенцем, - вот як нажалуюсь ему, что ты ржешь як кобыла, он тебя за первого встречного выдаст.
Дуся посуровела.

- Уж и пошутить нельзя.

Пелагея вошла в дом, где за столом сидели сваты.

- А вот и невеста наша, - закричали гости.

Поймав взгляд батьку, отрицательно покачала головой и вышла из дома.

- Гарбуза (8)? - спросила мать. - Ну, и ладно, еще будут, не расстраивайся.

- Да мне-то что? - пожав плечами, Пелагея пошла в сторону огорода.

Жених сидел около сарая и скручивал длинную самокрутку.

- Зря ты так, - крикнул, - про таких как я, говорят: мал клоп, да могуч.

- Вонюч, - рассмеялась Пелагея.

- Это в народе, а я иначе гутарю. Не смотри, что ростом не вышел, у меня нрав уж больно хороший, ажно самому нравится.

Посмотрела на него долгим, пристальным взглядом и жалость шевельнулась в душе. Но уж больно пропитое самогонкой лицо было у жениха, чтобы связать с ним свою жизнь, - подумала, - с таким намучаешься больше, чем счастливой будешь.

- Вот и живи с собой, - отрезала и скрылась за кустами малины.

Ни Дуся, ни другие сестры замуж так и не вышли: всех смерть забрала к себе.

А этим летом, в лесу, куда пошла за ягодами, Пелагея нашла мужчину. Сколько времени пробыл он без сознания неизвестно, исхудавший, кожа да кости - видать болел сильно. Вытащила на себе из лесу, да побежала в деревню за лошадью. Привезла на бричке странного, в маске мужчину домой и стала выхаживать. Подумала, что верно преступник, раз лицо прячет, потому в селе никому не сказала, что в доме больной находится, но как-то ночью, занавесив плотно все окна, Пелагея попыталась маску с лица снять. Гость зашевелился, застонал, но удивительное дело, маску не удалось даже приподнять с лица.

Так и пришлось выхаживать, горячим молоком с ложки отпаивать, в доме топить сильней обычного, жечь травы, не снимая с него маски.

Когда гость пришел в себя, сказал, что он совсем не преступник, просто, с детства носит маски. Такой у него врожденный порок.

- Но ты хозяйка не печалься, чужие люди не поймут, что у меня чужое лицо, это только близкие знать будут, - тяжело закашлялся.

- Ты лежи, не вставай! - махнула рукой Пелагея и села на край кровати, - Як так не будут знать?

- Ну, вот я как в себя приду, смогу сделать так, чтоб маска как мое лицо было. Вот увидишь. А жить мы с тобой будем сладко.

- Жить? - Пелагею бросило в жар. - Як так жить? Разве ты уходить не собираешься?

- Мы в ответе за тех, кого приручаем. - загадочно сказал таинственный гость.

- Ой, ниче не разумею я из того, что балакаешь. И сам ты - не такой как все, и речи у тебя уж больно заумные. Звать-то тебя как?

- Зови Евагрием. А вообще, нет у меня имени.

Пелагея сгорбилась, словно на плечи ей опустили коромысло с четырьмя полными ведрами. Гость лежал на кровати укрытый толстым стеганым одеялом, но трясся так, словно мороз в доме был градусов сорок.

- Як так нет? Без имени штоль?

- Считай, что нет. Родители и брат умерли давно, вот я и забыл, - соврал гость и, вытащив руку из-под одеяла дотронулся до руки Пелагеи. - Ну, что хозяйка, прогонишь или будем жить вместе?

- А жинка, дити у тебя есть? - сердце застучало часто-часто, словно боялась услышать, что где-то они есть.

- Нет. И никогда не было.

- Ну, выздоравливай, - похлопала по руке Евагрия и быстрыми шагами вышла из дома.

Села на заледенелую скамейку перед крыльцом и сама не зная почему, заплакала. Не была замужней и уже не надеялась на житье вдвоем, а тут... замуж зовут. Да и потом, Пелагею к нему тянуло. Вроде и не знала его ни как мужчину, ни как человека, а отпускать из дома не хотелось. От него словно жар исходил. С самых первых дней почувствовала это. Долго лгала себе Пелагея, все три месяца пока выхаживала гостя, а сердцем прикипела. Пока без сознания был, с ним говорила, о себе все рассказала: на одиночество свое да боль, жаловалась. А как подумает о том, что выздоровеет да со двора уйдет, сердце сжималось в тисках, но такая бабья доля, - терпеть.

Мороз защипал щеки, губы. Слезы заледенели на ресницах.

- Воистину бабы - дуры, - сказала себе, - чего реветь-то? Сказал же, что не уйдет коли я, разрешу, так чего мучаться? Нехай живе. - Махнула рукой и пошла за дровами.

Так и стали жить. Вскоре, Евагрий на поправку совсем пошел. С кровати встал, даже по дому помогать начал: печь затопит, есть приготовит, пока Пелагея с хозяйством управляется. В селе вскоре прознали про то, что у тетки Пелагеи мужик появился, насмешничать начали, похихикивали. Лицо у Евагрия и взаправду изменилось, молодой, красивый, даже и не понять, что это маска. Для сельчан это был лишний повод к сплетням, к тому же, как увидели, что мужик пришлый и еду готовит и в доме убирается, пересудам, казалось конца не будет.

- На чужой роток, не накинешь платок, - вспомнила слова батьку после первого сватовства Пелагея.

Тогда тату изрек мудрость: - кажен человек, свою судьбу проживает, не гонися ни за кем. Живи свою жизню. Так, чтобы это Богу угодно было, а не людям. Не нравится что, не делай, слушай только сердце свое.

Запомнила Пелагея отцовы слова, так и старалась всю жизнь по этому завету жить. А то, что Евагрий помогал в женских делах, так то хорошо было. Ничего худого в этом, Пелагея не видела. Когда он стал из дома выходить, мужики навроде как повадились в их дом, с самогонкой за пазухой, им же, как и бабам, любопытно, что за человек в селе появился. Но Евагрий не пил. Даже не курил. "Из-за болезни нельзя" - сказал и как отрезал. Больше никто и не предлагал, то ли из-за жадности, то ли из уважения.

А уважать нового человека в селе начали быстро. Потому как и Пелагея, Евагрий умел лечить людей. Даже тех, кто сильно болел. Люди после излечения как будто менялись: и размышления иные и образ жизни. Кто-то больше к самогонке не притрагивался, кто-то добрей становился.

Пелагея словно цветок по весне, распустилась. Черный платок с головы сняла, юбку черную сменила на серую, шерстяную, нет-нет, да и шутить начала.

Жили они хорошо. Ладно. Ни ссор, ни скуки в доме не было. По вечерам, закончив все хозяйственные дела, Пелагея, как и прежде брала в руки вязание или шитье, зажигала лампу, только теперь, вместо пустоты и молчания, в доме велись разговоры.
Евагрий, по мнению Пелагеи, был совсем не простым человеком. Размышления у него были глубокие: все больше о людях, да о силах небесных. Об этом, только прабабка Пелагеи говорила, да и то шепотом, потому как не нравились такие разговоры новой власти, за это и посадить могли. Даже не смотря на то, что обсуждалось это при закрытых дверях и ставнях, - наушничать в селе любили.

Евагрий открылся не сразу. Много времени прошло, прежде чем узнала Пелагея, что у него есть заветная потайная мечта - создать новую религию.

- Не потому, что власть появилась, которая отвергает исконную веру на Руси, а потому, что многие люди живут в темноте. Они даже и не подозревают, что в каждом человеке, живет еще один человек, - черный. Я их монахами зову. Так вот монахи эти, - глубоко вздохнул Евагрий, - стараются все плохое в человеке разбудить. Чтобы взбунтовалось его нутро против света, чтобы пороки вверх взяли над светом, и тогда, уже не станет самого человека. Совершив ужасный поступок - пойдя против себя самого, человек душу свою хоронит.

- Як так? - Пелагея прищурилась, пытаясь в игольное ушко просунуть толстую нитку. - Як такое може бути? Не будет чиловек без души жить. - слушала с большим вниманием.

- Может. Люди даже и не догадываются, что с мертвою душою живут. Да и не люди они потом, становятся, а Тени. Самые настоящие тени - остаток от человека.

- Ужасти яки кажешь! - Пелагея закрыла лицо руками и покачала головой. - Но ведь чиловек не сам зло творит, все это проделки злого духа.

- Глупости! Это человек придумывает в отговорку себе.

- А Тени твои зло творят? - снова принимаясь за работу, спросила Пелагея.

- Не мои, а людские, - кочергой перевернул поленья в печи и подкинул новые, - завладев человеком, они делают то, что считают лучшим. А без души много хорошего сделает человек? Ничего.

Евагрий сел за стол и придвинул себе кружку с квасом.

- А откудова ты все это знаешь? - отложив шитье в сторону, Пелагея взяла в руки каравай и стала нарезать толстыми ломтями.

- Знаю и все. Я много чего знаю. Потому и брожу по земле, чтобы это знание, людям отдать. Будут знать, смогут бороться.

На Пелагею эти разговоры производили смутное впечатление. С одной стороны, она верила его словам, а с другой... казалось все настолько неправдоподобным, что иногда, она решала: выдумки! Если его словам внимать, получается, что и нет никакой силы свыше, а только человек. Но так не бывает. Не правда.

Для Пелагеи отвергнуть то знание, ту веру и те чувства, что были в ней заложены еще с детства, было большим шагом к отрицанию. Но время шло, Евагрий на примере жизни окружающих людей, доказывал Пелагее, что неправы эти люди. Что неведают они, что творят. А если и ведают, то слишком слабы, чтобы сдержаться. Пелагея качала головой. Соглашалась.

Вроде и прав он, - думала она, - почем мужики баб бьют? Не завсегда же бабье виновато. Если спортила себя до свадьбы, досталась мужу такая, тогда - бей. Это правильно, за дело. Ежели гуляет при живом-то муже, и тогда, бей. Но было же не всегда "за дело". Бывало и так, что жинка старается, все для мужа делает, а он - скотина пьющая и не кохает (9) и ничого не несе в дим (10), а все недовольный. - Пелагея пускалась в долгие размышления. Но ведь это не единственный человеческий грех. А воровство, убийство? Вот Евагрий говорит, что это все от того, что человек со своими монахами бороться не может... так что же получается, монахи эти тоже что душа? - Пелагея задумывалась. - А ведь говорят: черная у него душа..
вспоминала поговорку и тут же, приходила к выводу: неужели прав? Получается, что так..

И чем больше сомнений поселялось в ней, тем сильней менялось сознание.

- А чого же ты Евагрий, коли знаешь, чого людям боятися надо, молчишь? - Пелагея кинула на сундук фуфайку.

На улице уже давно пела веселые песни весна. Набухали почки на деревьях, в воздухе стоял сладкий аромат цветущих яблонь и липы. Шмели и пчелы жужжали в садах, а сытые воробьи, лениво купались в лужах. Им было чем поживиться: на свежевспаханной земле чернели жирные земляные черви. Пелагея отобрала мелкие картофельные клубни на рассаду и решила сделать небольшой перерыв перед тем, как приниматься за отбор лука.

Евагрий отложил в сторону лопату.

- Понимаешь ли, дорогая, прежде чем говорить о чем-то с людьми, нужно иметь много веских доказательств. А у меня этого нет. Я больше чувствую, чем знаю. На что опираться? Только на свои видения и сны? Это людям не нужно. Для того чтобы толпа уверовала, ей нужно воочию лицезреть чудеса.

- Но ведь ты умеешь лечить людей? - Пелагея нахмурилась. Ей было не понятно, отчего Евагрий колеблется, почему не предупредить народ, не постараться обезопасить его?

- Боюсь, что этого мало.

- А чого ж, тоби надобно?

- Знаков. Чтобы был наделен я такою силою, которая бы смогла повести за собой народ. Чтобы не было раскола, а утвердилась бы вера в сердцах людей.

- Ой, Евагриюшка, боюсь, что не хорошее сердцем твоим овладело. Корысть в тебе говорит. Коли знание и вера в сердце твоем есть, не нужно толпы боятися. Все буде по плечу.

- Брось! - Евагрий махал рукой. - Глупости городишь. Темная ты женщина, не образованная, оттого и речи у тебя такие. Можно подумать, много вера твоя даст? - Евагрий снял рукавицы, и поискал в карманах своей фуфайки махорку. Скрутил самокрутку и задымил.

Пелагея обиделась на его слова. Склонила голову над тазиком с луком и начала отбирать крупные, сухие головки лука для еды.

***

Трижды прокричав: Do cendo discimus! , войско остановилось на Театральной площади. Мария спряталась под навесом Большого театра и, прижав ладонь к губам, наблюдала за войском. Мимо шли люди, но никто из них, ни один человек не то чтобы увидеть, даже почувствовать не мог присутствия здесь такого большого количества теней.

Высокий и худой Суицид, вышел вперед и поднял вверх руку, призывая к молчанию.
- Друзья мои! - начал свою речь, - со дня основания нашего Войска прошло сотни веков. Многим из вас, мои верные, не терпелось приступить к исполнению своего долга. Не раз, слышал я обвинение в бездействии и не желании. Не единожды, останавливал ваши горячие порывы обещанием "скоро!". Нашим полкам не хватало солдат и знаний. Терпеливо ожидая своего часа, мы пополняли наше Войско новыми силами и вот, мы почти готовы к решительным действиям. Осталось немного.
Мы призваны для того, чтобы научить этот мир Любви. Кто, кроме нас знает ее благородную силу? Кто, если не мы, научит мир верности разноцветной Красоте? Кто? Всех нас поразила болезнь Любви и только переболевший ею знает настоящую свободу. Люди, наконец, должны узнать правду.

Скоро. Очень скоро придет Он - Fidelis et fortis ex professo . Он принесет то, что нам так необходимо, и тогда, мы сможем начать действовать. Мы освободим людей от многовекового плена и научим тому, что знают только избранные. Этот мир, наконец-то, станет счастливым.

Мы ждали слишком долго. Мы наблюдали за тем, как люди сами, без нашего особенного вмешательства, рушили придуманные, абсолютно глупые ценности. Сейчас, - Суицид взмахнул рукой, - мы можем наблюдать то, как сильно преобразился этот мир. Повсюду царят наши правила!

Войско, как один, живой организм, вздрогнуло и закричало: "Gloria ". Громовым раскатом звучали их голоса, поднимаясь ввысь к небесам.

- Он близко. Совсем рядом, я это чувствую. И теперь, пришло время, помочь Ему найти свое войско. Пополняйте наши войска новыми силами и ждите. Забирайте в войска всех, кто имеет в своем сердце сомнения и силу стать такими как мы. Ждите того часа, когда Он встанет во главе армии и поведет нас за собой. Наше время, наконец-то настало!

_________________________________________________________________________________
3. Маммона - слово арамейского происхождения, обозначает сокровища, обогащение. В Новом Завете это слово служит также именем лица, как бы злого духа, покровительствующего богатству, от поклонения которому предостерегаются верующие.

4. Ex animo - от души. Лат.
5. Слова из песни А.К.Афанасьева - актер драматического театра.
6. Coitus - (лат.) совокупление
7. Роднина (укр.) плетенное из камыша изделие то же, что и циновка на Руси.
8. В деревнях, когда невеста решает отказать жениху, выносят арбуз (или тыкву) сватам. Это заменяет отказ.
9. Кохання - укр. Любовь.
10. Ничого не несе в дим. - укр.яз. - ничего не несет в дом.
11. Do cendo discimus! - лат. Уча, мы учимся сами!
12. Подразумевается сифилис - соб. ср. - лат. Syphilis. (греч. Sus - свинья + philos - друг).
13. Fidelis et fortis ex professo - лат. Верный и смелый со знанием дела.
14. Gloria - лат. Слава.

viperson.ru

Док. 559289
Перв. публик.: 07.04.09
Последн. ред.: 17.09.10
Число обращений: 0

  • Генерал. (повесть)

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``