Разумный В.А.: Николай Александрович АнненковНазад
Разумный В.А.: Николай Александрович Анненков
Открытие человека, его сути, проявляющейся и в помыслах, и в деяниях, его духовной жизни, отнюдь не всегда и не всем открывающейся, зависит не от временных параметров, но от каких-то иных, зачастую неосознаваемых характеристик. Порою достаточно одной, почти мгновенной встречи - и в твоем воображении навсегда запечатлен образ незаурядной индивидуальности, ставшей и нравственным ориентиром, и вечной проблемой. Но в копилке бессознательного, интуитивного нередко подобный образ складывается годами, нет - даже десятилетиями, так что остается только поражаться вариативности нашей психологии познания и самопознания.
Именно так сложился мой и неповторимый ни для кого образ великого русского актера, одного из корифеев бессмертного Малого театра - Николая Александровича Анненкова, столетие со дня рождения которого все его соратники и друзья, все искренние почитатели его таланта встречали вместе в стенах родного театра, не подозревая, что они одновременно прощаются с ним, что через несколько дней он уйдет из жизни.
Русский актер неотразимого обаяния, он с момента прихода в труппу театра в 1922 году сыграл великое множество ролей и был многократно удостоен самых почетных наград и званий. Трудно представить себе историю всех комедий А.Островского на сцене Малого театра без Н.А. Анненкова, без его тончайшей иронии, даже без его неповторимого по богатству интонаций среднерусского говора. Незабываем был он и как исполнитель роли Нила в "Мещанах" М.Горького, смело преодолевший плоскостное, примитивно-идеологизированное прочтение образа поборника и символа грядущих перемен, весьма традиционное для нашей сцены и ставшее предметом неуемных эскапад нынешних критиков-либералов. Мое поколение сжилось с трактовкой Н.А. Анненковым классических образов советской драматургии - Огнева в "Фронте" А.Корнейчука, Мотылькова в поэтической "Славе" В.Гусева, морского офицера Максимова в пьесе Б.Лавренева "За тех, кто в море", с трактовкой, в основе которого опять-таки лежит русский характер актера и гражданина. Кстати, нигде и никогда за последние бурные десятилетия не погрешившего против избранного раз и навсегда символа веры, не променявшего свое высокое предназначение представителя второго университета России на чечевичную похлебку, ставшую достоянием представителей шоу-бизнеса от искусства. Уверен - не за горами то время, когда об Н.А. Анненкове и его великих соратниках по сцене вновь заговорят профессиональные театроведы-хранители традиций русского реалистического театра. Моя же сверхзадача вполне локальна - добавить в будущую мозаику эпохи сугубо личные наблюдения, накапливавшиеся в течение шестидесяти лет !
Первая и вполне неожиданная встреча в 1939 году, когда Аркадий Гайдар и мой отец - Александр Разумный были заняты отнюдь не простым делом отбора актеров для будущего фильма "Тимур и его команда". Напомню, что все актерские пробы утверждались многими инстанциями, имевшими свое видение образов, создаваемых художниками. Надо отдать должное Аркадию Гайдару - он был непреклонен в суждениях, не поддавался никакому внешнему влиянию. Так произошло и на этот раз, когда он отбрасывал одну за другой фотографии вполне достойных и известных актеров. Александр Разумный предложил сделать перерыв и пойти на спектакль Малого театра, который для режиссера еще с начала века, со времени многотрудных актерских скитаний вместе с Мамонтом Дальским и Верой Пашенной был идеалом и высшим критерием прекрасного в театральном искусстве. Находка оказалась подобием духовного озарения - увидев Н.А. Анненкова в спектакле, Аркадий Гайдар сделал окончательный выбор, с которым режиссер всегда считался безоговорочно. Так в нашем доме на застольных репетициях появился этот красавец - человек, за каждым словом и жестом которого ощущалась недюжинная мужская сила и чувство собственного достоинства. Так навсегда я и остался для него просто Володей, юнцом из тех далеких и поэтичных лет, где бы и когда бы мы не встречались - на руководимом мною творческом семинаре в Малом театре, на съезде ВТО, на премьерах в театрах Москвы. Конечно, все эти встречи что-то добавляли в копилку воспоминаний, в отработку образа патриарха нашей сцены. Но были и такие, которые уникальны именно для меня, для моей судьбы, для моего мироощущения.
Было уныло-жаркое лето переломного и смутного 1984 года. Избавившись к великой радости от многолетней деятельности директора издательства "Педагогика" и связанных с нею многочисленных нелепых и стрессовых ситуаций, создавать которые может только неистребимое русское чиновничество, с увлечением начал почти безмерную по масштабам лекционную деятельность в институте. И вполне неожиданный результат - койка в прекрасной, почти загородной больнице с травмирующим любого мужика диагнозом - инфаркт... Потянулись дни и ночи, наполненные вполне традиционными унылыми мыслями и столь же унылыми процедурами. Незаметно ощутил себя вполне больным и приспособленным для больницы немощным пациентом, каковым не был даже во фронтовом госпитале.
Однажды ночью в полудреме осознал, что ко мне подселили на свободную вторую койку пациента, не пожелавшего остаться в другой, одноместной палате, которую только-только освободили от очередного скончавшегося бедолаги. Не спалось, а поэтому вслушивался в покряхтывание нового соседа. И вдруг сообразил, что это вовсе не ворчание или полусонное бормотание, а тихое проговаривание моего имени - "Володенька !". Молчу, пытаясь заснуть, а сосед уже вполне отчетливо произносит - "Да вставай же !". Оглядываюсь - и вижу присевшего на койке Н.А. Анненкова, да так уютно и прочно, словно он здесь уже годы и годы. Посмеиваясь над моей боязнью изменить осточертевшую позу инфарктника, он сразу же вводит меня в курс своих многочисленных аналогичных заболеваний и еще раз повторяет с интонацией опытного командира: "Вставай и одевайся !".
Как сомнамбула, выполняю приказ и ровным счетом ничего не понимая и также не ощущая ничего, кроме дикого страха перед белыми халатами, следую за ним по коридору - на улицу, а далее через дыру в заборе - на лесную тропинку. С каждым шагом по освещенной луной просеке возвращал меня к жизни, ибо каждый шаг сопровождался рассказами Николая Александровича о тех сторонах театральной жизни, которые навсегда остаются неведомы непосвященным. А если вспомнить, что звучал неповторимый по тембру и красоте интонаций голос актера, то сразу же делаешь вывод о тайнах той психотерапии, которая до сих пор неведома медицине. Хотите - верьте, хотите - нет, но уже через несколько дней я вышагивал по ночам многие километры, забыв еще недавно травмировавшие меня страхи.
И уж совсем по секрету скажу, что через неделю мы с неописуемым восторгом юных хулиганов выпивали "под огурец" рюмку-другую "Cтоличной", которая попадала к моему великому соседу неведомыми путями (полагаю, что прежде всего при помощи поголовно влюбленных в него юных представительниц медицины). Мы расстались и продолжали общаться вполне традиционно - от премьеры к телефонной беседе - но я понял навсегда, что на Руси великий актер - не лицедей и не фигляр, но поборник необоримой духовности народа. Н.А. Анненков воплотил ее в той галерее образов, которая сродни ему по сути, как он говорит - по человеческой фактуре. Вот почему он и в свои сто лет остался для меня, для моего поколения, для тех, кто идет вслед за нами с незыблемой верой в человеческие ценности, образцом и примером подражания.
