Опыт любительского расследования
Ольга Утешева, "Домовой", декабрь 2000 года
Борис Акунин - самое громкое литературное имя года. Оно теперь символизирует сбывшуюся русскую мечту. Вдруг откуда ни возьмись явился неизвестный, и, как по щучьему веленью, пришли к нему слава и деньги. Заработал он их одним лишь почетным интеллектуальным трудом - всего-то написал несколько качественных остросюжетных детективов, причем себе в удовольствие. И вот пожалуйста - небывалые тиражи, популярность как у рок-звезды. Есть в этом деле какая-то невыносимая загадка: ну не бывает так у нас!
Одевается Борис Акунин небрежно, но изысканно. Галстук от Moschino, ботинки от Pollini, рубашки от Cardin. Суеты и толпы избегает - обедает всегда в одиночестве во французском ресторане Le Duc. Его главная слабость - высокие скорости. Вот недавно купил суперский чоппер, и его, кажется, уже видели на Воробьевых горах среди бывалых рокеров. Любимый цвет у писателя желтый. А в кабинете на видном месте у него висит настоящий самурайский меч.
Романтический получается образ? Жаль только, что это все совершеннейшие выдумки. Моя маленькая личная месть господину писателю.
Вынуждена признаться, что на самом деле Григорий Чхартишвили (почти всем уже известно, что именно этому человеку принадлежит псевдоним Борис Акунин) существует в более привычном московскому литератору пространстве. На чоппере не ездит, а любит пешком гулять по городу, отдавая предпочтение Замоскворечью, Хамовникам и Пречистенке. Он вообще городской человек и без выхлопных газов обойтись не может. Ему нравятся старые, "обжитые" кладбища вроде Донского и разные закоулки с "историей". Чтобы из-под двадцатого века выглядывал девятнадцатый, а потом восемнадцатый и так далее. В ресторанах, конечно, бывает, но не в самых крутых, его. например, иногда встречают в кругу друзей в демократичном "Петровиче" или в "Проекте О.Г.И". И с модной одеждой проблема - не любит писатель этой темы, и, если невинно спросить его, во что он, собственно, одет, сразу хватается за свой самурайский меч.
Еще совсем недавно Григорий Чхартишвили работал в журнале "Иностранная литература" заместителем главного редактора.
У них на Пятницкой. в "Иностранке", замоскворецкая глушь. Никакой, конечно, охраны. Встречает тебя милейшая бабушка-вахтер и говорит: пожалуйста, дверь справа. Идешь, видишь сначала дверь, где от руки написано "Михеич", потом другую дверь, на которой ничего не написано. За ней и сидит человек, которому досталось столько внимании публики, что его хватило бы на целый писательский полк.
Вежлив безукоризненно, сосредоточен и, кажется, насторожен. Я тоже волнуюсь. Чхартишвили-Акунин заранее взял с меня обещание: если статья у меня получится скучная, не жить ей на этом свете. Вот теперь пытаюсь его развлечь в письменной форме и заодно немножко отыграться за свои волнения. И еще у меня такая причина для мести: зачем он(они) изменил(и) своему первенцу, несравненному сыщику Эрасту Фандорину и начал(и) писать книги с другими героями?
Их двое
Это чистая правда (вообще клянусь говорить правду, ничего кроме правды). Он сам признается: "Акунин - это не Григорий Чхартишвили. Это другой человек".
Что делать, будем разбираться. Для этого нам, людям посторонним, придется сначала представить себе, что такое причастность к "большой" литературе. О, это ужасное снобство. Непонятные нормальному человеку условности и неумеренное презрение к масскультуре. Трудно даже вообразить себе, каково благородному литератору взяться за "низкий" детективный жанр. Это поступок. Которого Григорий Чхартищвили, особенно почитаемый в кругах ценителей как переводчик изысканного японского писателя Мисимы, немного стеснялся. Поэтому и взял себе псевдоним. Плюс еще одно обстоятельство.
"В средневековой Японии, - объясняет Чхартишвилы (или уже кто-то другой?), - была традиция: когда человек чувствовал, что достиг некоторого рубежа, и хотел начать новую жизнь, он менял имя. Тек можно было поступить не однажды, а два, три и более раз".
Явившись на свет, беллетрист Борис Акунин дал миру Эраста Фандорина, гениального сыщика. Человек сильный, везучий, красивый собою, благородный и обаятельный, он еще и жил в правильное время - до семнадцатого года. Похождения героя автор описал в разных жанрах, отличным слогом, с большим количеством литературных реминисценций - и нажил себе множество поклонников. Но вскоре Эраст Фандорин Борису Акунину наскучил. И был сменен сначала барышней Пелагией, а потом уже и внуком героя Николасом Фандориным. Хотя о гибели дедушки Эраста не сообщалось, читатели напряглись: вдруг непостоянный писатель навсегда о нем позабудет? Или, еще чего доброго, опять поменяет имя и детективы вовсе писать перестанет. Так что не будем испытывать терпения публики и сразу ответим на главный вопрос.
"Эраст Фандорин жив. Будет еще пять романов с этим героем". - пообещал автор. И вообще выяснилось, что Борис Акунин имя пока менять не собирается. Кроме историй с Эрастом Фандориным будет телесериал о подвигах этого сыщика. Кинофильм по мотивам романов, где присутствует тот же герой. Еще выйдут книжки про уже знакомую читателям Акунина монахиню-сыщицу Пелагию. В Интернете при участии нашего главного веб-волшебника Артемия Лебедева уже сделан фандоринский познавательно-игровой сайт (www.akunin.ru), который будет развиваться и усложняться.
Зато переводчик Чхартишвили покинул "Иностранку", ушел в никуда. Он вообще упразднен. Но мы-то с вами имеем право им поинтересоваться и расследовать обстоятельства его жизни и исчезновения, не чужой все же человек.
Краткое жизнеописание
Если вам случалось эдак лет тридцать назад прогуливаться около Новодевичьего монастыря, вы, возможно, его встречали. В детстве и юности московский школьник Гриша Чхартишвили страшно любил выдумывать разные истории. Он никому об этом не рассказывал, сам себя развлекал. Идет погруженный в себя мальчик в очках, размахивает руками, на нас с вами внимания не обращает. Однажды он прочитал книжку о самураях, увлекся, решил научиться японскому поступил в Институт стран Азии и Африки и благополучно его закончил. В "Иностранную литературу" пришел перед перестройкой, когда лед начал трескаться и на работу, связанную с выездами за рубеж, стали брать не только членов КПСС. Постойте-постойте, а до этого, во времена советскои власти что было?
- Не могу сказать что я относился к числу дворников и сторожей. Склады не сторожил, метлой не мел. Занимался техническими переводами с японского. Это была нормальная профессиональная работа, которая хорошо оплачивалась и была мне безумно скучна.
- Чем же вы тогда жили?
- Чем жил? Безобразиями, как многие, наверное. Друзья, подружки, выпивка...
- Что же вы и портвейн пили, как все?
- Ну да, "Агдам" и прочее. У меня было ощущение, что впереди ничего нету. Мне не казалось, что Советский Союз - это империя зла, мне казалось, что это империя смертельной скуки. И ничего живого у нас появиться не может. Как видите, я ошибался... Потом началось интересное время, к нам пришла свобода печати и прочие свободы. Григорий Чхартишвили переводил иностранных авторов, содействовал появлению в журнале достойных произведений. Но все-таки свобода странная штука. Ее все по-разному используют. И Чхартишвили вдруг взялся писать книгу "Писатель и самоубийство".
Книга эта странная. Похожа на большое и очень добросовестное эссе, где тщательно рассматриваются исторические, философские, религиозные, психологические и практические аспекты суицида. И видно что это - личное, что автор не всуе взялся за мрачноватую тему - он подошел к вопросу на полном серьезе. Конечно, без японского влияния (в Японии при помощи самоубийства вообще принято решать проблемы) и без уже упомянутого Мисимы здесь не обошлось. Его историю я вычитала в книге и теперь просто обязана изложить.
Мисима Юкио (1925-1970) превратил свою жизнь в подобие жестокой пьесы Кабуки. Он придумал себе финал - самую красивую (по японским меркам) смерть, харакири. И долго к ней готовился (кстати, свои пьесы Мисима тоже начинал писать с финальной реплики). Пятнадцать лет, представьте себе, этот человек упорно занимался гимнастикой и накачивал мышцы: природа дала ему хилое тело, и для красоты замысла следовало превратить тело в шедевр. Получилось. Писатель обзавелся героической внешностью, а потом, в последние пять лет жизни, из светского льва и западника он превратился в ревнителя традиций и монархиста - в самом деле, если западник примется делать себе харакири, это будет анахронизмом. В конце, для полного соблюдения самурайских порядков, был разыгран дорогостоящий спектакль с массовкой и неудачным, заведомо показушным, штурмом парламента. В конце режиссер, "писаный красавец в элегантном мундире и белых перчатках", взрезал себе живот. После этого стал Мисима главным японским писателем. И заодно заставил мир заметить японскую литературу.
Григорий Чхартишвили пишет по этому поводу: "А без харакири что ж - ну был бы до сих пор жив, ну в семьдесят лет получил бы Нобелевскую премию вместо Кэндзабуро Оэ, ну написал бы не сорок романов, а шестьдесят".
Сильно, да? Дальше цитировать труд "Писатель и самоубийство" не буду (почитайте, если интересно): главное, надеюсь, вы поняли - автор честно разбирался с вопросом о смысле жизни. При этом ежедневно имел дело с писателями, которых судьба загнала в тупик. Представляете, что это такое для человека с сильным воображением?
В общем, случилось у Григория Чхартишвили нечто вроде депрессии, которую он решил победить чем-нибудь приятным. И сочинил он себе новую реальность. Породил Акунина, который способен материализовывать хорошие придумки. И Фандорина, который умеет находить выход из безнадежных ситуаций (наконец-то у нас появился собственный супермен!). А опасная самурайская тема сублимировалась в милейшем фандоринском слуге Масе. Этих двух весьма эффективных героев писатель поселил в Москве и пустил по собственным, с детства знакомым маршрутам - разбираться с любыми неприятностями хоть бы и государственных масштабов. Это был безупречный, психологически грамотный ход.
- Мне показалось, Григорий Шалвович, что вы вообще на короткой ноге с психологией последнего поколения. Она вам как-то помогает жить?
- Помогает скорее философия. Причем из философов мне больше всего нравится Эпикур...
Прагматическое отступление на тему наследства
Мисима погиб ради посмертной славы. Его переводчик, жизнелюбивый Григорий Чхартишвили, пожертвовал собой ради нового интересного дела. Он уже не раз объяснял: Акунин и его деятельность - большой проект, Который призван содействовать развитию качественной массовой культуры и отечественной беллетристики, в которую, как рассчитывает автор, вскоре придут достойные, профессиональные литераторы. ("О себе подумать, знаете ли, тоже хочется - в отпуске мне ведь тоже нужно что-то читать".)
Но все-таки несправедливо, что все лавры достаются только Акунину. Ведь его предшественник - человек уникальный. Работал профессиональным читателем, контролировал чуть ли не весь современный литературный процесс. Из этого обстоятельства грех не извлечь для себя выгоду. Попробуем, например, выяснить, как в нынешнем литературном океане сориентироваться неискушенному пловцу. Ведь приходишь в магазин и буквально тонешь среди незнакомых имен. Григорий Чхартишвили (подозреваю, что это был он) отнесся к вопросу с пониманием:
- Конечно, ориентироваться довольно трудно, Но, скажем, в Москве есть пять-семь небольших магазинов, где легко разобраться. Например, "Гилея" на Садовой-Спасской, "Кентавр", Аd Marginem, круглосуточный "Проект О.Г.И.". Каждый такой магазинчик - это уже не "Титаник", а нормальная, управляемая лодка. Работают там люди, которые могут дать неплохой совет. Еще может быть полезен Интернет (особенно для не-москвичей): в нем есть множество библиотек и литературных сайтов. Например, сайт Славы Курицына "Современная русская литература". И Макс Фрай делает интересные вещи.
- Спасибо. Но все-таки хотелось бы услышать ваши собственные комментарии: что происходит сейчас в мировой литература? И, если можно, несколько имен.
- Самая живая сейчас, думаю, американская литература. Недавно еще впереди были англичане и французы, но теперь американцы их обогнали. Из симпатичных мне писательских имен - Джозеф Хеллер. Питер Акройд. Эдгар Доктороу, Милан Кундера. Ромен Гари - прочитайте обязательно его "Обещание на рассвете". Оно вышло недавно в серии "Иллюминатор". Это, кстати, очень неплохая серия карманных книжек, она издается как приложение к "Иностранной литературе".
Он ответит за базар
В ходе моего любительского разбирательства выяснилось, что Акунин - злой человек. Он скрывает этот факт. Но это опять чистая правда: "аку" по-японски - "зло", "нин" - "человек". Злодей, в общем.
Позволяет он себе много. Мало того что любимого героя, дедушку Фандорина, изводит, так теперь еще увлекся бандитской темой, блатным жаргоном стал злоупотреблять (в последнем романе "Алтын-Толобас" и в "Сказках для идиотов"). И нет у Бориса Акунина ничего святого - ни уважения к чистоте слога, ни жалости. Он решительно отказывается быть для публики Учителем и Мессией, как это принято у русских писателей, а вместо этого хочет получать удовольствие от работы. Более того, беллетрист, по его мнению, имеет право выплескивать на бумагу не душу, а только чернила. Лишь бы не было скучно. И главное назначение человека, по Акунину, - думать о себе, если, конечно, он это делает правильно. Самое интересное, что все сходит этому автору с рук: на его стороне удача.
- Вы, наверное, теперь чувствуете себя самым великим?
- Нет, просто у нас на книжном рынке так ситуация сложилась. Вместо нормальной беллетристики
- огромное пустое пространство... Мне этот ответ напомнил случай двенадцатилетней давности. В Москву тогда приехал известный архитектор из Франции, Этот длинный нескладный человек ходил по центру и задыхался от изумления: как, такой огромный город и совершенно пустой?! Прекрасный остов, стены, но ничего для жизни. "Вот, смотрите, здесь нужно сделать открытое кафе, здесь лавочки и фонтан в стиле модерн, здесь пешеходную улицу", - он бурно жестикулировал, милиционеры смотрели с неодобрением. Но арестовывать не пытались, и француз влюбился в нашу столицу: какие возможности, не то что в Париже!
Мой нынешний собеседник тоже неравнодушен к Москве, и ему очень нравится жить в ней сегодняшней:
- Это город волшебный, мистический, в котором всего намешано - и страшного, и смешного, и красивого, и безобразного. В нем появилась особая энергетика. Это самый живой город из всех, что я знаю. Ну разве что Нью-Йорк может сравниться с ним по части нервной энергии и культурной активности. Хотя сейчас Москва, пожалуй, не уступит Нью-Йорку...
Тут, в московской теме, я, кажется, нашла объяснение природы его успеха. Как тот архитектор-иностранец, Борис Акунин, а с ним и Эраст Фандорин с компанией, подошли к делу практически и взялись обустраивать несовершенное пространство вокруг себя. Увлеченно, без всякой утомительной рефлексии. И оттого, что эти люди очень своевременно ввязались в игру, им теперь помогает московский драйв - сила, может быть, и мистическая, но вполне реальная. Просто по инерции некоторые отказываются ее замечать.
Это маленькое открытие мне страшно понравилось, я вообще себя и всю свою семью безоговорочно отношу к числу акунинских поклонников. Но справедливости ради замечу, что сейчас Акунина часто критикуют. Всякий публичный разговор о нем неминуемо превращается в спор и суд. Обвинение сетует, что зазря пропал хороший переводчик. А его убивец эксплуатирует безответную русскую и иностранную прозу, и при этом цинично. Защита, понятно, радуется: у нас появился приличный литератор, интересный за пределами закрытой литературной секты. Герой, он же обвиняемый, он же подзащитный (44 года, женат, детей не имеет), говорит, что ему не жаль переводчика Чхартишвили. Ему интересно с Акуниным. И исправляться он не намерен. Кстати, он любит слово "драйв" и еще иногда употребляет другое иностранное слово - "challenge" (вызов).
Окончательный приговор, конечно, не скоро последует. Подобные вещи всегда откладываются минимум лет на двадцать. Но мы тут посоветовались и, не дожидаясь развития событий, приняли специальное постановление: Б. Акунин обязан сохранить вечную жизнь Э. Фандорину. Иначе волонтеру русской беллетристики предписывается самому работать нашим Дж. Бондом, ездить на чоппере и спасать Россию.
Вместо эпилога
Когда выяснилось, что автор бестселлеров обожает Интернет ("это живое пространство, в нем так много зачарованных островков!"), что романы свои пишет в компьютере (собирает их как конструктор по специальной технологии) и что все это время он не просто сочинял, а выполнял заранее разработанный пятилетний план, я восхитилась:
- Значит, вы с самого начала были настроены на успех и все до мелочей рассчитали...
- Вы видите во мне Штольца, да? Думаю, Штольцы в России нужны.
Тут уже пришлось удивиться:
- Неужели, Григорий Шалвович, для вас вопрос все еще актуален? Этот древний спор - Штольц, Обломов?
- Да, наверное (с некоторой растерянностью). Среди моих знакомых много Обломовых...
Понимаете теперь, насколько все серьезно? Русская классика жива. Она сильна и, кажется, неуязвима. Попробуй ее победить - фигушки, никакие самураи не помогут.
www.fandorin.ru
Док. 557560
Перв. публик.: 28.04.00
Последн. ред.: 28.04.09
Число обращений: 0
Акунин Борис (Чхартишвили Григорий Шалвович)
|
