|
|
`Я изменяюсь вместе со временем, но хочу писать так, как хочу`
Назад
|
`Я изменяюсь вместе со временем, но хочу писать так, как хочу`
|
Писатель Кир Булычев вновь посетил Екатеринбург. На традиционном ежегодном фестивале фантастики "Аэлита" он вручил главные призы фестиваля молодым фантастам. Кир Булычев (Игорь Всеволодович Можейко) дал эксклюзивное интервью корреспонденту "Уральского рабочего".
- Игорь Всеволодович, Вас можно считать отцом "девочки из будущего" Алисы Селезневой. Литературным отцом. А кто у Алисы мама?
- Так как Алиса Селезнева - литературный персонаж, у нее не может быть настоящей мамы. И так как я пишу один, я в литературном смысле - отец-одиночка. А литературная мама у Алисы, конечно, есть, только она все время в отъезде: то строит дома на Плутоне, то еще где-нибудь...
- Ладно, конкретизируем вопрос: кто такая Кира Алексеевна?
- Ах вот Вы о ком! Да, у меня есть настоящая девочка Алиса - это моя дочка, Алиса Можейко, ныне Лютомская. И у нее, конечно, есть настоящая мама - это моя жена Кира Алексеевна, она архитектор. Алиса тоже избрала эту профессию, и муж ее, наш с Кирой зять - архитектор. Я в семье один какой-то не такой...
- Кира... Что-то это мне напоминает...
- Ну конечно! Мой литературный псевдоним образован из имени жены - Кира и фамилии мамы - Булычева. Остальные псевдонимы, которыми я пользуюсь, не имеют такой серьезной подоплеки. Вот, например: Иван Шлагбаум, Ю. Лесорубник, Сара Фан (С. Фан), Б. Тишинский (от названия переулка Большой Тишинский, где стоит мой дом).
- У Вас было трудное, военное детство. Ваша Алиса Селезнева, наверно, в какой-то мере компенсация за недополученное детское счастье. Это уже сублимация, а можете вспомнить какой-нибудь фантастический эпизод из своих детских лет?
- Второе мая 1945 года. Мама знала, что произойдет, и заранее вечером вывела меня на улицу. И я увидел, как в Москве зажглись все окна. Впервые за пять лет я узнал, что в городе, оказывается, бывают окна. Я прожил пять лет в Москве, и все это время на окнах нашей квартиры было затемнение, которое, правда, моя сестра к концу войны называла "просвещением" - столько в нем образовалось дырочек.
- Вы начинали с Алисы, с чудес в городе Гусляре, а сейчас пришли к жесткому циклу "Театр теней", Ваши первые романы этого цикла - "Вид на битву с высоты" и "Старый год" - почти хоррор. Что это? Отражение жестокости очень близкого нашего будущего? Попытка переквалифицироваться в "коммерческого" автора модных триллеров?
- Старенький стал, однако... А если серьезно... Что такое фантастика? Это самый актуальный вид литературы. Это попытка ответить на вопросы: что с нами происходит? что с нами будет? Поэтому я, естественно, если хочу дальше работать в этой сфере, не могу оставаться тем же Булычевым, который в 70-е годы писал "розовые" гуслярские рассказы. Хотя и в те годы я писал далеко не "розовые" вещи, но они до поры до времени лежали в столе, вот, например, "Осечка-67", которая издана только сегодня.
А насчет "коммерции"... Мне не нужно это. Деньги я могу заработать и без триллеров. Да ту же "Алису" можно продолжать бесконечно и, как в песне одной поется, "всю жизнь получать гонорар". А я хочу писать так, как мне хочется. При этом я сам изменяюсь вместе со временем, происходит моя эволюция как писателя, и никакого отношения к коммерции это не имеет.
Мне сегодня интересно писать роман "Река Хронос", три тома уже написал. Я не знаю, жесткая ли это вещь, жестокая ли, я пишу - как играю в "морской бой": ба-бах! - и я вражеский крейсер утопил, ба-бах! - и у меня утонула подводная лодка. Эти три тома готовит к выпуску издательство "АСТ", они войдут в 10-12-томную серию "Миры Кира Булычева", а четвертым томом будет роман "Заповедник для академиков".
- Игорь Всеволодович, раз уж Вы начали бросать взгляды в будущее, основываясь на мрачных реалиях нашего времени...
- Фантаст может писать только о нашем времени! Если вы решите написать роман фантастический или исторический - все равно, - воссоздав скрупулезно антураж, образ жизни, речь персонажей прошлого или будущего века, - никто ваш роман читать не будет и правильно сделает. Вы должны, как Алексей Толстой в "Петре Первом", придумать современный мир, потому что читатель должен иметь возможность поставить себя на место героев вашего романа. То есть ваш герой должен быть реальным героем в абсолютно фантастическом антураже.
- Хорошо. Но в будущее Вы все равно заглядываете, и не только как писатель-фантаст, но и как ученый-историк. Можете ли Вы дать футуристический прогноз: Россия-2000?
- Конечно, нет! Это не могут сделать даже ученые профессионалы-футурологи и ненаучные профессионалы-гадалки. С моей стороны это было бы так же неприлично, как если бы я, не умея играть на скрипке, вышел бы перед полным залом "немного поиграть". Я вообще убежден, что ни один фантаст никогда ничего не мог предсказать. За исключением Ивана Ефремова, который предсказал находку кимберлитовых (алмазных) трубок в Якутии, потому что он был геологом и искал кимберлитовые трубки в Якутии.
- Игорь Всеволодович, Вы, Можейко, не геолог, но тоже, как Иван Антонович Ефремов - ученый, доктор наук, востоковед. И Вы уже не первый раз приезжаете на Урал, в Свердловск-Екатеринбург. Что, так полюбился Вам Урал? В таком случае, ответьте на вопрос: на Ваш взгляд, к чему ближе Урал - к Востоку или к Западу?
- Вопрос совершенно некорректный, подобный вопросу: "Любите ли Вы женщин?". Да, я представитель странного сексуального меньшинства - я лесбиянец, я люблю женщин. Знаете, как в том анекдоте: "Гоги, ты помидоры любишь? - Кушать люблю, а так - нет". Как можно спрашивать, люблю ли я Урал? Как можно говорить, Восток он или Запад? Урал - часть России, а Россия для меня - европейское государство.
- Но я все-таки конкретизирую вопрос: поскольку Вы жили несколько лет в Юго-Восточной Азии, знаете тамошние обычаи, - находите ли Вы в нашей сегодняшней жизни элементы восточной деспотии, например?..
- Так, подсказки пошли... Я не хочу проводить никаких аналогий, тем более, что мы, Россия, - особый мир, часть которого стремится к Европе, часть, скажем, к Китаю... К тому же, можно ли считать Россией Калмыкию, Татарстан или Калининград? Это все разные вещи. Нет, на этот вопрос даже политолог не ответит, а если и ответит, то я ему все равно не поверю.
- Игорь Всеволодович, в преддверии Дня космонавтики я как член Федерации космонавтики России хочу задать Вам "шкурный" вопрос: почему в Ваших произведениях, особенно для детей, так мало героев-космонавтов? Нельзя же назвать героем капитана Зеленого, даже учитывая его актуальнейший сегодня рефрен: "Ну, что у нас плохого?". А ведь вся фантастика началась с космонавтики...
- Нет, фантастика началась в тот момент, когда доисторические охотники пришли с охоты, и один из них нарисовал убитого медведя, это был реалист, а второй - медведя, которого он убьет завтра, этот охотник и стал фантастом. Так что до космонавтики фантастика прошла огромный путь, были еще и Гильгамеш, и Гоголь. А когда теоретически была обоснована возможность полететь к иным мирам, тогда и появились "Из пушки на Луну" и тому подобные произведения. Космонавтика - детище уже нашего века. И если посмотреть на историю современной фантастики с точки зрения ее подверженности моде, можно обнаружить несколько "волн": в 50-е годы - романы о третьей мировой, атомной войне, в 60-е-70-е - о завоевании космоса, а как только появилось разочарование в космосе, фантастика переключилась на, скажем, биологию, генетику, затем на компьютерную, виртуальную реальность. Конечно, это деление условно. Но в каждой "волне" фантастика сохраняла свою основную функцию - предостережение.
- Игорь Всеволодович, Вы сегодня по стажу работы в фантастике...
- Угу, после Мафусаила - второй...
- ... являетесь одним из старейшин этого писательского цеха. И вот Вы, член редколлегии журнала "Уральский следопыт" (тут мы с Вами коллеги), лауреат самого престижного в отечественной фантастике приза "Аэлита", вручили этот приз самому молодому в его 16-летней истории лауреату. Как Вы смотрите на поколение "next" в Вашей литературной профессии?
- Условно говоря, после войны в современной фантастике образовалось уже несколько поколений. Я себя отношу ко второму. Первое - это Ефремов, братья Стругацкие. А сегодняшний лауреат "Аэлиты" Сергей Лукьяненко в этой "табели" - по крайней мере, четвертое поколение. В этом поколении количество писателей резко увеличилось, потому что увеличились возможности печататься, соответственно, сама фантастика стала более разнообразной, появились коммерческая фантастика, русская фэнтези, все, что угодно. Единственное, что сократилось - это серьезная фантастика, социальная. Может быть, потому, что наш писатель, российский, лучше работает под определенным идеологическим прессом - когда есть с кем бороться. Как только пресса не оказывается, он, писатель, начинает зарабатывать деньги. То есть я считаю, что нынешнее поколение фантастов значительно более коммерчески ориентировано, чем то поколение, к которому принадлежу я.
А что касается новых писателей, которые мне нравятся... Вот я сейчас скажу, наверно, не для печати. Я сам по себе читатель. В свое время, много лет назад я прочитал книжку братьев Стругацких "Страна багровых туч" и понял, что это - мои писатели, и сколько лет я еще буду жить, всегда буду искать книги именно этих писателей. И всю жизнь я как читатель ищу для себя таких же писателей. И пока не нахожу. Есть отдельные книги, которые мне нравятся, но такого - родного - пока не нашел. Может, я не всех знаю, может, кого-то пропустил...
Я отдаю должное таланту Виктора Пелевина, но он не мой писатель, я не считаю его книги фантастикой как таковой, скорее это сюрреалистическая или постмодернистская проза. Я люблю многие вещи Михаила Успенского. То же самое относится к книгам Сережи Лукьяненко, Бориса Штерна, Славы Рыбакова, Володи Михайлова, но я не могу сказать, что прихожу от них в такой же священный трепет, как от книг Стругацких.
А есть еще много других молодых, которые очень бойко и во многом интересно описывают похождения героев с иностранными именами на иностранных планетах. Я не согласен с американизацией нашей русской литературы. Происходит это от коммерческого желания, как у Никиты Михалкова с его "Сибирским цирюльником", сделанным на 70 процентов на английском языке, - продать свою вещь на американском рынке. И получается сидение между двух стульев.
Я также против литературы, которая описывает жизнь "хорошего" бандита. Если бандит - наш, значит, он хороший, следовательно, он имеет право убить "плохого" бандита, не нашего. Следуя этой логике, "наши" могут убивать в Чечне, а американцы бомбить Сербию...
- Банальнейший вопрос Киру Булычеву: каковы Ваши творческие планы?
- С возрастом все меньше хочется писать... И я изменился, и ситуация изменилась. К примеру, мой город Гусляр вымер, утеряв свою пародийность. И я придумал город Веревкин. Только что у меня вышла большая повесть о нем в "Искателе". Веревкин серьезнее, чем Гусляр. И он тоже имеет свой реальный прототип: если Гусляр - это Великий Устюг, то Веревкин - это город Венев Тульской области. Как его разрушили во время войны, так до сих пор никто не догадался его восстановить, таким и живет - одни памятники стоят.
Очень хочется написать вторую часть "Подземелья ведьм". Этот роман для меня - незаконченная вещь. Вот у Симонова в одной из поэм есть такие слова: "Все романы недаром кончают на свадьбах, потому что не знают, что делать с героем потом". Это меня зацепило, и я стал думать: а что же могло статься с героями "Подземелья" потом? Кучу бумажек исписал по этому поводу. Но чтобы собрать разрозненные записки в цельный роман - то времени нет, то настроения...
- Дай Вам Бог и того, и другого...
- Спасибо.
- Вот напишете новую вещь, мы Вам это "спасибо" вернем.
Беседовал С. Казанцев
http://rusf.ru
Док. 556299
Перв. публик.: 21.04.00
Последн. ред.: 21.04.09
Число обращений: 0
Булычев Кир (Игорь Всеволодович Можейко)
|
|
|
|
|
