Мечта…Чувственное над сущим. Отрыв души от бренного и полёты её в заоблачных высях. Как, всё-таки, приходит к нам мечта? Почему вдруг садится в вашем подсознании и заставляет восторженно биться сердце, когда вы случайно находите верные тропы к её свершению?
Как мечта, так и любовь, очень часто беспокоили и беспокоят умы творцов – музыкантов, поэтов, скульпторов. Им – мечте и любви – посвящены многие и многие страницы гения человеческого; вновь обращающийся к этой высокой теме, возможно – плагиатор, возможно – бездарь-графоман, возможно - …, но и ещё раз – но всё это никого не останавливает и не боящиеся ни поругания, ни критики, «вострят» перо… Любящий – лелеет мечту, мечтающий – жаждет любви, пишущий же – знает, что может оказаться на месте и одного, и вместо другого, но – обоих сразу. Итак, приступим – неспешно и осторожно…
Набережная кишела, ну просто пучилась людьми. Жара опала и это-то и повлекло к морю, в рестораны и просто «отметиться» в променаде массы разношерстной толпы. Многоголосый и многоязыкий гвалт пугал даже чаек: они парили вдалеке, ближе к теплоходам. Зато голубей не шокировало обилие людей, они важно склёвывали крошки, еле дёргая крыльями в случае опасности. Людей же не интересовали ни чайки, ни голуби: молодые приглядывались к себе подобным, старые же – ностальгировали. Что ж, июль всегда такой здесь: у моря – палящее солнце, духота, дурманящий запах акаций и олеандра, радуга на струях фонтанов, гордое величие гор и ласково-призывные волны моря. Меняется только интерьер и контингент, всё остальное будет возвращаться «на круги своя» ежегодно без конца и начала. Но, как говорится: на всё воля божья…
Июль июлем, но и здесь, у кромки моря, не все отдыхают – кто-то же обслуживает всех этих пассажиров, посетителей, родителей абонентов, делегатов. Но в городах-курортах у работающей массы нет понятия «от гудка до гудка», гудки здесь только теплоходные. Кто по полсуток, кто и по суткам – кормят, поят, делают уколы, крутят «баранку», выдают лежаки – и чем дальше, тем больше. Все они когда-то снимают робу и спешат по домам. Одни сквозь праздную толчею, другие по пустынным улицам, пугая притаившуюся молодёжь и кошек.
Один из этих самых работников шел сквозь нескончаемую толчею, прячась в тени зданий, жадно вдыхал свежий морской бриз. Позади духота кабинета, стопки папок, служебно-должностные взгляды руководства, в общем – работа позади, а впереди его ждала неуютность вечера визави с самим собой, но в уютной холостяцкой квартире. Вечер, как вечер в череде других…
Вот и дом: добротный, сложенный из дикаря – сейчас таких не строят. Вся их небольшая улочка была из таких, прячущихся в тени каштанов и платанов. На первой этажной площадке висели почтовые ящики. На них кто-то очень ровно набил краской номера квартир, а кто-то второй счёл это недостаточным и кривыми буквами надписал инициалы жильцов. На его ящике красовалось: ВОР – без точек. Видно, данную работу проделал большой грамотей и потому сначала следовали первые буквы имени-отчества, а затем и буква фамилии. Вот и получился из Расписнова Виктора Олеговича – ВОР. Казус этот не вызывал у Виктора отрицательных эмоций, только улыбку. Школа делала человека грамотным, но не всегда пробуждала в нем способность мыслить, тем более правильно.
Похлопывая по ноге свёрнутыми в трубку газетами, он не спеша поднялся на второй этаж, раскланялся с соседкой, посетовал вместе с ней на жару и вошёл к себе. С огромным облегчением Виктор разделся и пошёл принять душ. Струи горячей воды жгли тело, но потом будет легче. Вконец разомлев, перекрыл воду, но не вылезая из ванной, присел перекурить. Мокрая освеженная голова работает лучше разжижанной на жаре: он решил сбежать от одиночества и навестить родителей, заодно избежать возьни с ужином. Но, накинув атласный халат, привезённый приятелем из далёкого-далека, Виктор решил отложить посещение «предков». Мысли его вернулись к собственной персоне, ибо стоя перед зеркалом, он полу играл одну и ту же роль вопрошающего-отвечающего: «Может, ты в конце концов решишься?..». «На что, простите?»… «Брось дурачка валять – конечно же, одеть хомут…». «Вот так разбежаться и головой в омут?..». «В омут – не в омут, а ведь скоро тридцатник. Забыл, так открой паспорт и полюбуйся» «Ну об этом-то я помню, но что ты мне прикажешь – жениться на первой встречной?..». «Не надо передёргивать карты…У тебя что, было мало кандидатур на должность жены?» «Ну, были! Ну есть, но не по мне!». «А что по тебе, кто?». «В общем: хоп, завязали!» «Да ты на себя посмотри: кому ты будешь нужен через десять лет?..». «Ну, хватанул…а на себя я смотрю – не столь часто как тебе хотелось бы, мой зеркалообразный, да и того хватит».
Ему наконец-таки надоело дёргать свои непокорные каштановые кольца. Последний раз взглянув – всё ли на месте, он без ложной скромности задумался о собственных физических данных - раззадорил всё же собрат в зеркале: крепко сбитая фигура мужчины, роста выше среднего – тут нечего желать добавить; овал лица нормален, подбородок разве что тяжеловат, брови, нос – всё вроде бы на месте, и карие, почти чёрные глаза, губы средней надутости… «Всё это полная чушь, что он от меня хочет», - вскипели мысли с-этой-стороннего», - «и вообще, коль в голове мякина, вот тут, наверное, хуже не придумаешь. А ты через десять лет, через десять лет… Отдыхай и не мешай мне отдыхать»…
Но даже в «освежённой» и «промытой» голове мысли не могут прыгать-скакать с одного на другое. К тому же, уж очень много накопилось этих интонаций, интерпретаций, но не последствий одного и того же вопроса: когда? Как ответить на подобное – Виктор отшучивался, уводя в сторону, и так до бесконечности. В необщительном человеке масса и масса углов и уголков, до которых не докопаться самым пытливым, но нельзя с уверенностью сказать то, что и у самого общительного нет таких же тайников; впрочем, ему удобнее скрывать следы, так как сказано: «Язык дан человеку, чтобы скрывать собственные мысли». Виктор относился к последнему типу, т.е. был в большей степени общительным, нежели замкнутым, к тому же, о его собственном тайнике знал только он сам. Ему очень не хотелось выглядеть смешным, либо остаться непонятым, поэтому в самый дальний уголок, где Хранилась Мечта, он и сам редко заглядывал, а если уж и направлял туда взор мысли, то лишь тогда, когда считал себя готовым для подобного обзора.
Ни сама мечта, ни то, что её когда-то предвосхитило, не было мимолётным, быстротечным; постепенно, исподволь, накапливалась сумма, совокупность отработанных впечатлений, желаний Виктора. Вся сумма звалась, коль высоко – то Идеалом, проще – девушкой его Мечты. Нет, он совсем не хотел получить «гуттаперчевую девочку» под прекрасной личиной. Потому то она и была плодом долгих раздумий; крупицы, спаянные в одно целое. Тем, возможно, и хороша мечта, что её можно писать с чего угодно, как угодно, ни на кого не оглядываясь и не завидуя никому. Да, тут в мыслях эталон был, но в жизни им некого было поверять. Что и было самым странным во всей этой истории…
Разве смешно, что появляются в головах людских подобные уголки, не говорит ли это о чём-то тревожном: о том, что общество, с одной стороны - деградирует, теряя лучшие стороны (можно сказать качественные), т.е. мышление становится всё более поверхностным; а с другой стороны – само наше общество всё более расслаивается и каждый представитель любой из взятой прослойки старается общаться только со своим кругом, а с другими всё чаще, не может. И если «на секундочку» допустить то, что посылка верна, не ведёт ли всё это к определённому инцесту, в широком смысле этого слова и к появлению всё большего числа моральных уродов – в полном смысле этого слова? Вопрос задан, но вряд ли найдётся отвечающий на него. А пока – почти бездумное общение, понятие – брак, поощряемый небесами – давно утратило свой смысл и уже не скоро, совсем не скоро обретёт хотя бы близкий к первоначальному смысл. Но основная масса никак не хочет признать, что подобная ситуация должна вызывать, как минимум, сожаление, если не опасение…
По самой же жизни, с её заботами и беготнёй, Виктор никогда не «хаживал» романтиком. Товарищи по работе звали его шутя «знатоком человечьих и прочих душ», и попросту «Честертоном»; на дружеских вечеринках и пикниках, в компании младшей сестры, он легко и непринуждённо заинтриговывал большую часть присутствующих, даже просто своим умением слушать. Мастерски аккомпанируя самому себе на гитаре, пел песни Высоцкого, Окуджавы, Дольского, зная их очень много, никогда не ломался и не заставлял себя упрашивать. Но всё же, больше всего Виктор славился как непревзойдённый рассказчик. Очень любил Честертона, откуда и прицепилось к нему это прозвище, что где-то ему льстило…Умело, то повышая, то понижая голос, то взрывая тишину мощной басовитой скороговоркой, преподносил персонажей Зощенко; рассказывая ситуации из собственной практики, утрировал до невозможности казусные ситуации.
Всё это - плюс, конечно же, внешность – привлекало внимание женщин, вплоть до назойливости. С этой стороны Виктору не на что было пожаловаться. Порой он настолько сильно бывал опутан «паутиной» связей определённого характера, что был готов забыться и забыть обо всём и сделать шаг от своей Мечты к женитьбе, но откуда-то вновь и вновь напрашивался вопрос: «А как же…?», словно бы о ком то живом, реальном, а не о мысленном идеале и…всё возвращалось на круги своя: он не звонил, не беспокоил и исчезал. Его не понимали даже близкие его люди – его родные, но и они не были оповещены о том, в чём причина его хандроза или полного неприятия, ибо и они не были вхожи в заповедное, в потаённое…
Раз торопиться было некуда, он всё же решил пойти перекусить в столовую, но это недалеко и не к спеху, значит, есть возможность расслабиться, что ему выпадало не часто: его квартира всегда была полным-полна то неожиданно прилетевшими сокурсниками, то приятелями, то сослуживцами, забежавшими вкусить «классного» кофе.
Кресло приняло его, погружая в дремоту. Но вспомнилось о сегодняшнем сне. И сам сон странный, и то, что он приснился – ещё более странно, потому как не снились ему сны: он спал сродни убитому на поле брани. А тут долго ворочался: кофе, духота, и к самому утру кое-как забылся. Тогда и скользнул сквозь полудрёму сон (вещий сон, подумает Виктор через несколько часов), а пока лишь вспомнит его до мельчайших подробностей.
Пенилось бурунами море и над ним - мягкие изломы крыльев чайки. Виктор смотрел свой сон глазами этой белокрылой птицы, возмущения не было – ведь сниться. Небо – грозное и глубокое – и наоборот, море – серое в шторме и пугающее, но кажущееся более твёрдым, чем есть: словно ожили барханы пустыни. И вдруг резко, без предисловий, девушка у кромки моря. Очертания её, как и овал лица размыты: туман, брызги. Но сквозь сон проходит мысль: почему она мне так знакома? Волосы, безжалостно бьющие по лицу, и слова, дошедшие до его внимания: «Я уже готова для встречи с тобой. Потерпи ещё чуть-чуть.» Резкий разворот на крыльях, её уже нет – только небо и море, и свист ветра…
И вроде бы тотчас он проснулся, потому, наверное, и запомнил сон. Вскочив с кровати, Виктор выглянул во двор: шторма нет, сон закончился, и он не чайка… Утро радовало и бодрило, и он побежал готовить утренний кофе. Сон был забыт, но ненадолго.
Весь день, заваленный делами «выше крыши», Виктор и не помышлял о сне А тут не успел присесть, расслабиться, и надо же: утренний мираж вспомнился. Что же получается: мечта, которую он прятал от людского хохота и от своих же неосторожных слов, подвела его к состоянию одержимости?! Включи сюда ещё духоту и ежедневные нагрузки – значит, скоро заговариваться начнёшь? Приезжайте, товарищи санитары, вяжите меня в рубашечку с долгими рукавами и везите лечиться. Да, тут не расслабляться пора, а махнуть куда-нибудь в леса, с ружьишком побродить, покормить комаров и ушицы бы наваристой! Ну что ж, вроде бы всё ясно: в отпуск пора, три года в собственном соку, ни отгулов, ни прогулов.
Но что-то всё-таки не давало «выпрыгнуть», свалить с плеч камень, как с души усталость. Всё из тех же мозговых закромов несся неясный ропот, да и интуиция нашептывала: «Жди, ты у цели!». У какой, простите, цели? Но, интуиция! В своём деле он считался докой и именно она довольно часто выводила его из тупиков. Здесь, правда, что-то другое, в чём интуиция не подмога и всё же, возможно, стоит рискнуть поддаться её шепоту…
Треньканье телефона вывело Виктора из оцепенения, охватившего его в связи с поиском ответа на неизвестное. Он поднял трубку:
- Да, я слушаю.
- Здравствуй, родной! А я уж думала, что ты ещё не пришёл, собралась положить трубку. Рассказывай, почему молчишь, почему не являешься, Финист ты наш Ясный Сокол?
«Да, конечно же, это мама! Вот чья интуиция начеку»
- Здравствуй, мам…Знаешь, как-то замотался – сезон, работы многовато…
- Не у тебя одного. Позвонить-то всегда можно. Или так заматываешься, что рука на телефон не поднимается?
- У тебя хорошее настроение! У нас какая-то радость?
- Да, радости достаточно. Есть, правда, одно горе – так это ты.
- Мама-мама…
- Леночка тут мне на днях говорила, что ты не так просто исчез… Видели тебя…
- Нет, маман, сестрёнка ошиблась. Та брюнетка, с которой меня видели и так быстро вам об этом доложили, связана была со мной лишь небольшим делом и усё.
- И что?
- И теперь дело кончилось…
- Ох, горе ты моё луковое! Ну да ладно. Я звоню, потому что хотела видеть тебя до дня рождения Лены. Ты, случаем, не забыл?
- Ну, привет! Проверяешь меня? Это я забыть не в состоянии и приготовил для неё небольшой сюрприз.
- А какой именно?
- Секрет!
- Ну вот, даже матери сказать не можешь?
- Не скажу, так как ты скажешь Лене, и сюрприза не получится. В ближайшие день-два я подскачу, оговорим торжественную часть.
- Говори точнее, приготовлю что-нибудь специально для тебя.
- Ну-у-у, тогда значица, послезавтра в семь вечера.
- Ну, всё. Отец пришёл, пойду кормить.
- Привет, мам. Всех целую.
Как бы ни был краток этот телефонный обмен вопросами-ответами, Виктору стало немного легче в сгустившейся вокруг него, такой, казалось бы, безобидной тишине одиночества. А на вопрос: почему легче, попытаемся ответить…
Что для нас мать? Разве только женщина, породившая нас? Женщина, с которой нас связывают кровные и духовные узы? Больше и шире! Неуложимо много в этом коротком, но близком слове. Тут всё: и зарождение жизни, и тягостно-болезненное явление нас в свет, ласки матери и её наказания и запреты… Навязчивая (а как иначе) и ненавязчивая любовь материнского сердца, но желание только всего лучшего своей «кровиночке», даже в момент святого материнского гнева; её ревность к той, которую она так долго просила привести в дом – любовь, сложенная из естественной простоты и нередких жизненных парадоксов! И подобные звонки, один из которых только что был переложен на лист, и вообще, любые напоминания о том, что они, матери, рядом – так своевременны, что хочешь - не хочешь, а промелькнёт мысль о неразрывности уз между матерями и детьми…
Сидя в кресле и положа голые ноги на журнальный столик, Виктор неспешно поглощал кофе по-турецки. Ему было стыдно за то, что он заставил волноваться мать, и он раздумывал о том, как бы ему что-нибудь придумать для неё, чтобы она хоть на время почувствовала себя умиротворённой, окружённой любящими детьми. Но возмутила и смутила сама мысль о том, что только «на время»…»Боже мой, как хорошо, что рядом с ней есть Лена», - мелькнуло спасительное…
Часы настенные, старинные звякнули. Уже полседьмого. Стоит всё-таки собраться и пойти поужинать. Легко подскочив, Виктор отнёс чашку на кухню. Настроение, словно вздёрнутое его толчком из кресла и выпитой чашкой кофе, резко улучшилось. Охватывало чувство, что что-то непременно произойдёт, очень скоро и не могущее его разочаровать. И он решился: будь, что будет и всё дальнейшее пусть выглядит сумасшествием, но вдруг вывезет тёмная лошадка, а вдруг и третье: авось, повезёт (в чём угодно, но повезёт) и сон бы в руку, несмолкающий голос интуиции и необоримое желание действовать – сейчас, немедленно. Всё это вкупе словно бы говорило, что вечер будет интересен…
- Бриться, бриться, бриться…- повторял он как заклинание, взбивая пену и готовя по отражению в зеркале пути наступления станка. Что-то вроде бы замерло у финишной прямой, осталось заявить о собственной ставке и желании выиграть… Ну вот, вроде бы и всё. Придирчивый осмотр: чтоб ни один волосок, ни на микрон… Крем, лёгкий массаж… Так, но что это с потусторонним? Почему он вдруг тает?..
Зеркало не отражало – ничего и никого. В изумлении Виктор опустил руки и поднёс лицо почти вплотную к стеклу, будто пытаясь заглянуть на ту сторону. Не было фейерверка, не было оркестра, играющего бравурные марши. В общем, не было ничего похожего на праздник, да и не было никаких отклонений в сторону сверхъестественного, но произошло или (неизвестно, как правильней) реализовалось, явилось, то ли кто, чего (кого) он так долго и безнадёжно ждал…
Ни его вытянутого лица, растерянного и не готового, ни очертаний ванной комнаты; зеркало сферой захлопнулось сзади, воцарился мрак. Сознание из-за растерянности принесло озорную мысль: «Чем ни сотворение мира? Итак, день первый…», - и опять потерялось за авансценой происходящего. Из темноты постепенно высвечивалось изображение. Всё ясней, всё чётче очертание бутона, огромного бутона, судя по контуру и расцветке – тюльпана. Наконец, яркость накала изнутри стала таковой, что стали чётко видны прожилки лепестков. Расцветая таким образом, бутон «раскалился» до ярко-пунцового оттенка. Резкий щелчок, словно выстрел, ударил по перепонкам. Бутон лопнул, лепестки поплыли в разные стороны. А появились оттуда неожиданно живо женские руки. Виктора захлестнул резкий цветочный аромат и где-то запах свежести. Сознание, не выдержав забытости, возмутилось: «Фата-моргана и вдруг запахи… Или туфта, или работает мастер…» - но опять отпало, мол, разбирайтесь тут без меня. Женские руки помогали лепесткам распускаться и уж потом поднялась обладательница этих дивных рук – обнажённая девушка. Сияние шло от неё. Виктор инерциально взглянул поверх её головы – нимба не было. Сияние перешло в ярко-жёлтый, растворив в себе девушку, а когда оно пошло на убыль, за ним не оказалось никого. Выветрился цветочный аромат, сфера зеркала разомкнулась, вернула в себя все нормальные отражения, в том числе и его – кислого, но бритого лица. Сознание незамедлило явиться и взялось за свою привычную работу – анализировать, иронизировать и выжигать калёным железом привкус мистики.
Как ни странно, Виктор был мало ошеломлён происшедшим, разве что немного сказалось то, что он был захвачен врасплох. Ещё несколько минут ожидания, без движения: вдруг вновь что-то «спрыгнет с катушек» и … но, всё было спокойно. «Ну, что ж, Виктор, сегодня и впрямь был неожиданно оригинальный денёк. Было бы совсем неплохо, если бы кто-нибудь прокомментировал сие стечение обстоятельств.. Кто? Подождём ещё немного, возможно, найдётся и комментатор…». Уже одеваясь, он пришёл к выводу, что сомнамбулическое созерцание, в котором он пребывал несколько минут тому назад, сопровождалось видением, описанном в известной сказке о Дюймовочке, правда, не дюйм, а «кухня» изъята или почти изъята из сказки. Что бы это могло означать? Если вернуться ко сну, то это ближе к гриновской Ассоли. Интересно, интересно! Итак, если образы из сна и из сомнамбулизма притянуты к персонажам сказок – это уже похоже больше на задуманный заранее определённый механизм разворота событий. Хаотизм вычёркивается, мистика также, а ссылка на интуицию верна.
Задумавшись, он вышел во двор. Только теперь он сопоставил факты или нечто подобное им, и смутная догадка переросла в уверенность: девушка из сна и так называемая Дюймовочка – одно и то же лицо или объект. Но сомнения не оставляли его. Ему казалось, что он где-то и раньше видел её. Где? Но память молчала, а ответ был уже рядок.
Перед выходом со двора к столовке, Виктор решил «перекурить» сомнения. Хлопнув по карману, он вспомнил, что забыл спички дома. В квартиру подыматься не хотелось, оставалось подождать случайного прохожего.
И тут на него волной надвинулся стойкий цветочный аромат. Шорох лёгких шагов по гравию. Пора оборачиваться. Обернувшись, он сразу же спросил:
- Простите, не будет ли у вас спичек? – и уже потом сообразил, что это не слишком прилично: спрашивать у незнакомой молодой женщины спички. Ну, да ладно. Девушка обернулась. Виктор поднял глаза к небу, не упуская незнакомку из виду.
- К грозе, похоже…- буркнул он, намекая то ли на духоту, то ли на предстоящий резкий ответ.
- Что к грозе?
- Да это так, пришлось к слову…
- Так нужны ли спички?
- Да-да, конечно, извините.
Взяв с её ладони коробок, Виктор прикурил и только тогда сообразил, что не видел ни одного движения губ на её лице. Точнее: он говорил вслух, но не слышал ни слова в ответ, а разговор был. Потягивая сигарету, он молча смотрел на неё.
- Кто ты? – спрашивали его чёрные глаза у её синих.
- Неужели не узнаёшь?
- Вроде бы нет, но, кажется, где-то видел.
- Банально. Видел – мало, знаешь, как самого себя.
- Уже который раз на дню ловлю себя на странных мыслях, включая последнюю загадку и твои не менее загадочные слова.
- Так что же это за странные мысли?
- Последняя – та, что говорю с тобой, не раскрывая рта.
- Странно- не странно, но есть.
- Но, как, чёрт возьми?
- Черти здесь ни при чём – обычная телепатия.
- Прости, какая телепатия и если обычная, то для кого?
- Обычная для меня, но скоро станет и для тебя привычной…
- Но телепатия на грани мистики и фантастики…
- Не для всех и не только она одна.
- Боже, есть ещё что-то?
- Имеется. Откуда взялись спички?
- Вот именно, откуда?
- Остальное – это телекинез и телепортация.
- Всё! Всё! Хватит! – натужным шепотом выдавил из себя Виктор, обессилено опускаясь на скамью. – Может, можно объяснить все эти фокусы нормальным языком, не терзая меня за нечаянный вопрос.
- Ничего. Он прозвучал вовремя, иначе мы бы разошлись, правда, ненадолго, но…
Девушка присела рядом с ним, произнеся последнюю фразу тоже вслух. Виктор же, уже неизвестно, разговаривая то ли с самим собой, то ли с вновь явленной собеседницей, продолжал:
- С раннего утра сплошные казусы и загадки, теперь загадка в кубе: телепатия, телекинез, телепортация. Так всё это, или, может, я всё же ослышался, точнее, мне померещилось?
- Отчего же. Совсем нет.
- И…Что… Вы можете всё подтвердить?.. и наглядно?
Ответь она отрицательно – и ещё не начатый конфликт был бы исчерпан, но в ответ прозвучало обратное: «Подтвердим и утвердим! И обязательно!»
Как ни странно, последние слова девушки подействовали на Виктора необычным образом. То ли твёрдость в её голосе при произнесении слов, то ли его домашняя заготовка поведения, т.е. рискнуть на авось, но настроение вновь подпрыгнуло. Возможное становилось невозможным и наоборот, потому всё происходящее показалось ему близким к шутке. И он бодро продолжил:
- Итак, что бы мне выдумать такое, какую-нибудь замысловатую тестовку?
- Не надо напрягаться. Для начала можно что-нибудь попроще.
- Что, уже сдаёмся? Ну так не интересно…
- Нет, но это может болезненно щёлкнуть по психике…
- Вот о чём не стоит волноваться, так это о моей психике…А я сам могу поучаствовать в эксперименте, так сказать, изнутри?..
- Думаю, это просто необходимо, для большей убедительности.
- Тогда я хотел бы оказаться дома, в своём кресле-качалке у окна.
- Пожалуйста, но только вдвоём.
Даже завершение её фразы, как ему показалось, он услышал уже в кресле. Виктор молча раскачивался в кресле, да и что тут скажешь, слов не хватало. Она была права – это может подействовать на психику, да и не только на неё – разве к такому можно привыкнуть за десять минут общения, да и не за час, да и не за сутки…Тридцать лет – это не семь, но любой школьник с большим апломбом заявит, что чудес не бывает. И всё же, тому же школьнику было бы проще, нежели Виктору. У него не было бы за плечами балласта общеобразовательной программы, жизненного опыта. Это не рюкзачок, не скинешь в мгновение ока… Кстати, об очах. Ах, какие глаза были напротив. Самое время вглядеться в них, да и попутно рассмотреть как следует обладательницу этих чарующих глаз, а то ещё куда-нибудь зателекинезируется… Да-с, оригинально…
Тёмные, очень тёмные, но всё же русые, а не каштановые волосы, крупными локонами ниспадающие на плечи. Тонкие чёрточки бровей на высоком лбу, васильковые (наконец-то о них) круги глаз в обрамлении длинных ресниц (и всё), ровный курносый носик, губы – пухлые и зовущие («каков эффект» - подумал оглядывающий), румянец во всю щеку, да и ямочки под скулами. В общем, полный комплект очаровательнейших черт. Всё остальное на радость окружающим мужчинам – высокая шея (наверное, такие зовутся выями…), высокая округлая грудь, осиная талия и ноги – те, что называются «от плеч». Чудо, непонятно кем и за что, посланное ему по пути…
Виктор прятал взгляд за дымом сигареты, она дотлевала, пауза затягивалась, хотя девушка делала вид, что разглядывает корешки книг. Правда, изредка бросая на Виктора лёгкий насмешливый взгляд, словно пытаясь ему что-то напомнить.
- Не желает ли величайшая из иллюзионистов, кофе, - бодро начал Виктор.
- Идёт, а чтобы не затруднило, я помогу.
- Помощь необязательна, но приятна. Прошу.
- И давай перейдём на «ты». По-моему, время познакомиться, точнее – мне представиться, так как я знаю, что ты Виктор.
- Загадкой больше, загадкой меньше…
- Всё узнаешь чуть позже. А пока – Виктория, - она слегка присела в реверансе и продолжила:
- Так вот, Виктория – это Виктор и я, победитель и победа. Ну как, нравиться?
- Что, прости? – рассеянно переспросил Виктор.
- Имя. Что же ещё?
- Ты говоришь сплошными загадками. Жду - не дождусь, когда же начнётся обратный отсчёт…
- Потерпи ещё чуть-чуть. Ты собирался поить меня кофе.
- Ах да, сейчас.
- Нет уж, лучше посиди и подумай, где и когда ты меня видел и почему у тебя вдруг провал памяти.
Виктория присела на подоконник, подняла взгляд на полку и …к плите полетел коробок со спичками. На лету выскочила одна из них, чиркнула о коробок, и голубоватый огонёк вспыхнул над форсункой. Виктор уже не удивлялся, но как можно на чём-либо сосредоточиться, когда у тебя над головой порхают неодушевлённые предметы, ибо очередь была за туркой – она летела к водопроводному крану. Через несколько секунд она стояла над огнём. Блюдца, кофейные чашки, сахарница, ложечки словно издевались над Виктором, опускались на стол не прямо, а подобно осенним листьям. Наконец он не выдержал:
- Вика, а нельзя ли всё остальное проделать руками?
- Пожалуйста, - с сочувствием в голосе ответила она, - Вспомнил?
- Ты предполагаешь, что я о чём-то мог думать, когда вокруг летает кухонная утварь?.. Надо подавать команду «Воздушная тревога».
- Шутишь? Это хорошо. Ну, ладно. Я помогу тебе. Думаю, что достаточно тебе напомнить сегодняшнее пробуждение и сам сон, твои терзания наедине с самим собой, случай в ванной комнате… Вижу, что достаточно.
Да, конечно же, этого было более чем достаточно: цепь собралась звено за звеном – сон, пробуждение, потуги интуиции и пространственное видение в ванной комнате.
В-общем, всё совпало или собралось – Виктория – это девушка из его сна и из… его мечты?! Всё совпадает, но … приводит в тупик?! Право, можно жить мечтой, верить в неё, пользоваться ею, как эталоном, можно даже получить её, но – таким вот образом, да ещё и такую! Но стоп, ведь не известно же как. Виктору было уже не совладать самому со всеми скачками догадок, а там придут и ответы на них.
- Какую-то часть объясню, - вернула его из самого себя Виктория, - а пока мне приходится делить с тобой всю твою неосведомлённость и к тому же напомнить, что твои мысли мной прекрасно читаются, будем это так называть. Пей кофе, а то остынет.
Хотя кофе готовился почти самостоятельно, но не без элементов волшебства, он и получился волшебным. Виктор отдал ему должное: выпил две чашки почти залпом, насколько это было возможно. А Виктория продолжила:
- Теперь попрошу тебя об одном одолжении. Давай выберемся из твоей, правда, уютной, но западни куда-нибудь, где бы ты мог расслабиться; а я тебе всё расскажу, точнее – всё, что я знаю.
Вот так, собственно говоря, и произошла встреча – Виктора и Виктории, победителя и победы, Творца и Творения – достаточно прозаично, если не учитывать три теле: телепатию, телекинез и телепортацию. Для больших размышлений и для восторженных возгласов вернёмся к месту и ко времени встречи. Июль – седьмой месяц, день был седьмым, и час, и минута, даже дом, в котором жил Виктор – всё было седьмым. Только одна погрешность – квартира была тринадцатой. Как не посетовать об этой оплошности судьбы, но, впрочем, не о том стоило пожалеть в первую очередь. В эту уютную «западню», со слов Виктории, им не суждено было вернуться. Знать бы наперёд и присесть «на дорожку», вздохнуть легко, решившись… Да не дано!
Машина с «шашечками» на маячке легко неслась по пустынной автостраде вдоль берега моря. Стёкла дверей были опущены, и живительная прохлада врывалась в салон такси. Близок уже был сумрак июльской ночи и водитель не отрывал взгляда от шоссе. И вот оно резко вильнуло вправо, ещё ближе к морю. Несколько десятков метров и квадратные бетонные плиты рванулись под колёса автомобиля. Здесь на площадке и вышли наши герои. Водитель заглушил мотор в ожидании возможных пассажиров.
Место, куда приехали Виктор и Виктория, было не более, не менее, как райский уголок, если конечно совместимы два этих понятия – рай и конец 20-го века. Описывать подобные места – неблагодарный труд, потому что всё равно с какой-нибудь стороны последуют упрёки, вопросы-невдомёки и т.д. и т.п. И всё же попробуем.
Когда-то, очень давно, в скале, нависшей над морем огромной вздымающей стеной, стихии, перекрывающие Землю, забыли заровнять небольшое углубление. Шли века, меняя друг друга, каждый из них – дождями, ветрами и волнами моря – работал над этой нишей, превращая её в просторную пещеру. И вот пришёл Человек, удивился и оценил по достоинству труд Времени. Добавив умение и смекалку, сделал из пещеры экстравагантный бар с широкой террасой и видом на море. По краю террасы шёл лёгкий ажурный турникет, окаймляя её и делая безопасным нахождение на ней. Но тем же заканчивалось завершение Человеком работы Природы У одного из краев террасы была шахта. Ступени винтовой лестницы вели вниз, на нижнюю площадку. Лифт не стали устанавливать, так как сочли, что это детище прогресса может сломать гармонию. Лестница же – архаизм, забыто время появления её в жизни человека.
Входя в сам бар, не до конца понимаешь – что это. Многим на ум приходит миф о Минотавре из-за ниш, лабиринтов, перегородок, закамуфлированных под камень, столов и табуретов из красного дерева. И как нить Ариадны – огни барной стойки, тоже из грубо обработанного камня. Только за стойкой сама современность: крикливые этикетки бутылок, стоящих на зеркальной витрине, итальянская кофеварка, японский видеомагнитофон, венгерский кассовый аппарат, льдогенератор и книга жалоб в стеклянном пенале. Светильники в стиле «ретро» над стойкой и над каждым столом, включаемые по желанию «пассажиров», завершали дикий интим бара. Но была ещё и упомянутая уже нижняя площадка, где не было ни столов, ни барной стойки. Глянец пола из чёрного мрамора. Догадаться было не трудно – это был огромный танцзал, а не место вечернего моциона.. Каждый вечер быстроговорящий диск-жокей, предлагал вам диско, любой из роков, брейк, новую волну. Но было здесь и ещё кое-что, что существенно отличало это место от подобных заведений. Площадка была чуть выше уровня спокойного моря, и в шторм, даже небольшой, по полированному мрамору гуляли волны. Это-то и было последним «но». Танцевать в воде удаётся не везде и не многим. Насколько это забавно и оригинально, судить тем, кто испытал на себе этот стиль танца. Весь вечер здесь царили музыка, голос диск-жокея и несмолкаемый хохот. Почему хохот? Да потому, что не везде увидишь к а к солидные уже люди борются с волной, да и ещё пытаются уложиться в ритм мелодии. Сегодня, как ни странно, здесь было тихо. Сонный голос из колонок что-то нашёптывал морю и темноте вокруг. Только несколько пар прятались по закоулкам верхней площадки бара. Кто-то танцевал или имитировал танец на террасе, а может быть, людям было хорошо и так, от пьянящего воздуха…
Виктор любил этот бар. Но никогда не приходил сюда ни со знакомыми, ни для знакомства. Здесь можно было прекрасно отдохнуть; окружённый людьми, но всё же один с собственными мыслями. Кроме того, в этом баре работал его друг, былой однокашник. Звали друга Юрием, но уже и он сам начал забывать, что его так зовут. Нелюбящие его, но побаивающиеся за крутой нрав и недюжинную физическую силу, звали его за глаза Мэном, так как он был барменом, ну а друзья, которых у него было много-мног, как он сам говорил, называли его нежно Джеком. Друзей было «много-мног», но дружбу Виктора Джек ценил, несмотря на то, что они были абсолютно противоположными по характеру людьми. А случилось когда-то очень давно вот что. Джек ещё не был тогда известнейшим в городе барменом, но уже работал в торговле, куда ввела его мать, одна из опытнейших бойцов этого дела. Но не всегда и не всё гладко на этом фронте (впрочем, и до сих пор) и мать Джека отослали в места не столь далёкие, но куда по доброй воле не ездят. Вот тогда и «хлебнул горюшка» Юрий: кто приезжал к нему за долгами, кто с угрозами, а кто и так, съязвить – вот ведь, дожилась. Отец жил на Севере, был женат во второй раз и вестей о себе не подавал. Тогда и произошло сближение былых одноклассников, а ныне друзей. Виктор нашёл и слова, и нужные действия. Тогда ещё будущий юрист, студент, он смог повернуть всё иначе. Платить, и не только деньгами, пришлось другим. Всё было похоже на сказку, но всё равно, сильные люди то, что нужно было, замяли, остальное спустили на «тормозах». Никто из них двоих не вспоминал о былом, но дружба Виктора и Юрия стала притчей во языцех. Вот потому-то Виктор и считался завсегдатаем бара, несмотря на нечастые посещения этого блестящего заведения.
За барной стойкой Джека не было, и Виктор с Викторией пошли вглубь бара, в лабиринт. Официант, увидевший Виктора и хорошо знавший его, как друга бармена, поприветствовал молодых людей, указал на удобные места, принял заказ и удалился. «Старая школа», - подумал Виктор, - «нечета молодым». Вика положила голову на плечо Виктора. Он сидел, боясь шелохнуться. И это он, знавший многих женщин, давно забывший о наиве юности?! Человек, который уверял всех в существовании любви, но сам не верящий в чистоту подобных отношений?! мечта мечтой, реальность реальностью! Сложившееся жизненное мирровозрение очень стойко, но тут…теперь ему приходилось осознавать абсолют, не вяжущиеся с этим кредо оперативные изменения….
Ловкие руки официанта расставили на столике бутылку с шампанским, фужеры, шоколад, кофе. Виктор сам стал сродни фокуснику: одной рукой сорвал обёртку шоколада, , кинул сахар в чашки с кофе, размешал его. Потом поломал шоколад на дольки и бросил в фужеры с шампанским.
- Да, здесь хорошо и просто, - Виктория подняла голову с его плеча, - Итак, обещанные мною пояснения. Но только слушай меня, пожалуйста, очень внимательно. Вообще, должна заметить, твоё сегодняшнее долготерпение выше всяческих похвал. Собственно, всем этим ты только доказал, что умеешь ждать и желать. Я прекрасно знаю все вопросы, которые ты хотел бы задать мне, и могла бы просто, без каких-либо вопросов, рассказать всё сама. Но мне хочется потешить своё женское любопытство и послушать, к а к всё же ты построишь нашу беседу. И ещё, пожалуйста, давай будем говорить без слов, ты знаешь как. Пожимая плечами, Виктор начал «строить» и без слов:
- Не могу судить, могу ли я ждать, уж и не знаю, как это можно позволить тебе, но, думаю, в дальнейшем всё разъясниться. А если честно, то я не знаю, с чего бы мне стоит начать.
Вика отпила шампанского, пряча за фужером искорки смеха в глазах.
- Знаю-знаю, сейчас у тебя в голове сплошной «вопросник». Но я же тебя попросила, Витя, чуть позже.
- Ладно, позже, так позже. Обещай только не мучить очень долго.
- Обещаю.
- Что ж, ты сказала, что хорошо знаешь меня или что-то вроде этого. Не согласен. Подумай. Рассыпаться в комплиментах и любезностях я могу, но не хочу. Потому что, что-то мне подсказывает, что не этого ты ждёшь от меня. Согласен, любая женщина любит внимание, когда мужчины ищут слова – страстные и сладенькие, пытаясь передать вашу красоту, обаяние, женственность. Но то, что ты услышишь от меня о себе, тоже попытки – попытки узнать, но пока не столько тебя, сколько себя. Себя с какого-то другого ракурса. Итак, сейчас все мои мысли о тебе, вокруг тебя, про тебя, но не без тебя. Говорить с тобой о погоде? Блажь. Об интерьере бара? В данном случае – ничем не лучше. В-общем, как хочешь – обижайся или нет, но вначале ты должна всё объяснить, а у меня пока ничего не получится!
Виктория уже не потянулась за шампанским, чтобы спрятать улыбку. Она так откровенно и искренне улыбалась, что Виктор не выдержал, и сам заулыбался.
- Прости, Вика, но чему ты так улыбаешься? Тому, что я попал впросак? Если это так. то это по меньшей мере нетактично.
- Нет-нет, не обижайся. Ты попал впросак, но совсем по другому поводу.
- Но по какому?
- Витя, ты всё время забываешь, что я хорошо вижу твои мысли, и не только те, которые ты мне подаешь, но и глубже…
- Ииии…что ты хочешь этим сказать, - Виктор потянулся за сигаретами.
- Только то, что тебе пока не стоит закуривать, а то сделаешь то, что ты желаешь.
- Но здесь?..
- Во-первых, нас никто не видит; а во-вторых, мы с тобой не столь обычная пара и по идее ты обязан был это сделать уже при встрече…
- Чем же мы так необычны?
- Почему ты юлишь? Или, может быть, раздумал?
- Если бы я сохранил способность краснеть, я был бы уже хуже помидора: и не потому что уже давно хочу коснуться твоих губ, а из-за того, что теперь всегда буду захвачен врасплох.
- Всё, у меня лопнуло терпение, - Виктория нежно, но твёрдо притянула его голову рукой, и их губы слились.
То был искренний порыв желания навстречу обескураженному опыту, застигнутому врасплох и всё же жаждавшего его, этого порыва. Губы, как первый барьер познания, который перешагивают двое влюблённых на пути друг к другу, всегда ждут более близкой беседы. Нет исступления в первых поцелуях, но экстаз, привнесённый ожиданием этого близкого разговора, неизбежен… Может быть, их этот первый поцелуй и был откровением душ и сердец, ещё не до конца охваченных любовью, но уже стоящих на пороге её…
Им было хорошо. но ничто в мире не бесконечно. а тем более, несущее наслаждение. Виктория мягко оторвалась от губ Виктора, скользнув своими по его лицу. Итак, разговор губ прервался, уступив место глазам, которые приняли эстафету, продолжая начатое общее дело. Но тут им помешали:
- Дорогие мои, позвольте заметить, что я завидую и потому не терплю вмешаться. За что и прошу извинения.
Да, конечно же, это Джек. Наверняка официант сказал ему о приходе молодых людей.
- Знаешь, Витя, тебе в первую очередь я представлюсь сам, - вскочил Джек со стула, заметив, что Виктор повернулся к девушке. – Юрий, друг Виктора и бармен этого каменного зала.
- Очень приятно, - почему-то холодно заявила Виктория.
Юрий, галантно изогнувшись, принял её руку и поцеловал. Виктория, которой наверняка польстило подобное обхождение, продолжала уже с улыбкой:
- Моё имя совсем нетрудно запомнить, так как меня зовут так же, как и вашего друга, то есть – Виктория.
- Пусть тебя не смутит, Вика, если я буду называть его Джеком, всё равно собьюсь.
- Но почему? – Виктория обернулась к Виктору.
- О, так меня зовут друзья и о возмущении давно забыто, - ответил за Виктора бармен. Виктор тем временем вспомнил, в каком положении застал их Юрий и пытался его пристыдить, но тот отмахнулся, ответив:
- Во-первых, канули в Лету те времена, когда такое прятали или же стыдились, во-вторых, Гена сказал мне, что пришёл ты, но не договорил, что ты не один, - взял трубку зазвонившего телефона.
- Всё, снимаю с повестки дня этот вопрос, - Виктор шутливо поднял руки.
- В свою очередь, - вновь сел и закурил, - я хочу сказать вот что: сколько я здесь ни работаю, Вика, мне ни разу не приходилось видеть здесь Виктора с кем-либо, тем более, с женщиной. Исходя из вышесказанного, смею предположить, что в жизни моего друга происходит или уже произошло, что-то из ряда вон выходящее. Не так ли?
- Ваша логика, Юрий – я, во всяком случае, пока не буду называть вас Джеком – столь же неоспорима, сколь внушителен ваш вид.
- О, тогда, возможно, я имею шанс всё переиграть и предложить вам руку и сердце в придачу, в качестве довеска.
Виктор собрался уже ответить на эту дружескую пикировку, но Виктория опередила его:
- Я понимаю, что это всего лишь шутка, но всё равно скажу так: шансы исключены любые и в отношении любого – даже вас, Юрий, хотя Виктор ещё об этом даже и не догадывается.
Сказала она это абсолютно без улыбки, смотря на вдруг призадумавшегося Виктора, но Юрий пока не собирался расставаться с шутливым тоном:
- Да, лихо закручен сюжет. Жаль. Ну, что же, тогда я поднимаю с пола свою неудачно брошенную перчатку и в качестве посла, могущего замять инцидент, пошлю к вашему столу бутылочку шампанского.
- Но мы же пьем именно шампанское, - пожала плечами Виктория.
- Да, но такого вы ещё не пробовали. Специально для вас. А сейчас мне надо идти.
- Но когда ты освободишься, Джек? Я думаю, что и Вика была бы рада твоему присутствию, - Виктор обернулся к девушке.
- Надеюсь, что друг Виктора станет и моим другом. Кроме того, у меня есть что сообщить именно другу Виктора, после чего вы, Юрий, уверена, будете его уважать ещё больше, а возможно, не только как друга.
- Думаете, найдутся подобные подробности? – откровенное удивление скользнуло по лицу бармена, - что ж, считайте, что вам это удалось – заинтриговать меня. Даже не могу предположить, о чём пойдёт речь. Особенно меня поражает фраза: «больше, чем друга». Значит так, я буду занят ещё часа полтора, сейчас я должны «пришлёпать» залётные отдыхающие, надо будет их обслужить, счета у меня почти подбиты, - продолжал он, словно советуясь с молодыми людьми, - ну. а затем, я ваш. Пора идти, пришёл прогулочный теплоход.
Бармен удалился за стойку готовить коктейли. Снизу, с винтовой лестницы уже доносились людские голоса. Нижняя площадка была не только местом проведения дискотек, но и выдавалась небольшим пирсом в море. К этому пирсу ежевечернее приставали небольшие прогулочные теплоходы с экскурсантами, коим предлагалось осмотреть бар как оригинальное архитектурное сооружение. Для этого в их распоряжении был час и экскурсовод. Да, конечно же, одни разглядывали фантазии природы, довершенные людскими руками; другие, более подготовленные к этой поездке, лихо выскакивали по лестнице в сам бар: их не интересовала архитектура, а очень занимало то, чем можно промочить горло, а раз повод найден, то после коктейлей употреблялось что-либо более серьёзное и в серьёзных количествах…
С того места, где сидели Виктор и Виктория, были видны несколько хоккеров у самого края стойки. На этих хоккерах и расположилась компания из двух парней 18-19 лет и девицы. Ребята, истинные атлеты, широкоплечие и рослые, перекидывались ничего не значащими фразами, сплошным жаргоном. Видно, где-то «причастились». Экипированы они были по «фирме», или, как сейчас выражаются. хорошо «прикинуты». Пачки американских сигарет и американских же зажигалок да и их «прикинутость» говорили об имении денег, вот, правда, своих ли? Девица, что восседала с этими молодыми «павлинами» уже разменяла или была близка к размене первой четверти века. Сама по себе разница в возрасте никого не смущала; у ребят – деньги, у неё опыт нужной для них направленности. То и сближает людей на отдыхе – не всегда, но часто…
Юрий сделал три коктейля. сам же и переправил их по стойке троице, а сам продолжил свои манипуляции по приготовлению напитков – группа потихоньку подтягивалась в бар. До момента вручения коктейлей, девица не обращала внимания на бармена; ёрзая на хоккере, о чём-то громко говорила со своими спутниками. Но тут, эффектно отставив руку с сигаретой, громко заявила, но не для ушей своих саттелитов:
- В этом захолустье…(пауза, взгляд направлен на бармена) одни лестницы…они доведут меня до инфаркта.
Виктор прекрасно знал, к а к выглядит его друг за барной стойкой: рост под два метра, косая сажень в плечах, роскошная бабочка поверх белоснежной рубашки. И привлекала не только значимость фигуры, но и филигранная работа рук: летающие бутылки, чётко размеренные движения. В-общем, было на что польститься любой женщине.
Юрий не повёлся на фразу девицы; всё так же мелькали руки и бутылки, а глаза сосредотачивали своё внимание на мензурке, которой он измерял дозировку компонентов коктейля. Окружающие с недвусмысленными ухмылками переглядывались, разгадав игру «близкой к инфаркту». Она же интенсивно, с шумом выпускала дым сигареты. Но всё было тщетно – Юрий её не видел. Все с интересом ждали продолжения. Девица не заставила себя ждать:
- Ах, до сих пор так стучит сердце, - опять же громко и прикрыв глаза. – Послушай, - брала она руку то одного юнца, то другого, прикладывая их к левой груди. Её эскорт не сопротивлялся, парни ещё не въехали в игру и с радостью подавали руки для прослушивания сердца, то бишь – обширного бюста.
- Какая мерзость, - вслух прошептала Вика, - неужели же подобными трюками можно привлечь внимание человека? Почему её никто не остановит?
- Привлечь внимание можно, - ответил Виктор, - но не Юрия, а останавливать – бессмысленно она всё равно ничего не поймёт. Не понять ей и того, что чаще всего стремление мужчины к женщине основывается именно на её недоступности. Но знаешь, Юрий её всё равно остановит, как только надоест ему весь этот балаган.
Экскурсантам тоже многим не понравилась такая дешевая назойливость девицы, но все молчали: одни из-за малодушия, другие – из-за нежелания ввязываться. Нежелание бармена обращать на неё внимание, ещё больше распалило молодую женщину, если её можно называть таковой. Следующее её движение было ещё более мерзким, нежели предыдущее поведение. Жестом рыночной торговки она возложила грудь на стойку, прекрасно понимая, что теперь бармен должен как-то отреагировать. Но первым вмешался официант. Он с улыбкой, шепотом произнёс: «Сударыня, вы мешаете» - и ещё что-то, но уже совсем не слышно. Она встрепенулась, одарила его презрительным взглядом: мол, сам не мешай, ожидая не его реакции. И не дождалась. Юрий на несколько минут освободился. Закурив сигарету, он проследовал за стойкой к троице. Здесь, чуть наклонившись вперёд, бармен произнёс вполголоса:
- Милашка, мы не принимаем молока.
- Что? – захлопала она длинными ресницами
Юрий также, сквозь зубы, разъяснил:
- Ты глубоко ошибаешься в своих посылах, принимая меня за мастера машинного доения.
Наконец-то «предынфарктная» прозрела. Подлетев на хоккере от захватившего её недовольства, резко обернулась к левому юнцу:
- Вадик, как он смеет?
Вадик сделал попытку отстоять ей же самой растоптанное достоинство, но как:
- Мальчик, кажется, забывается!
Видно, очень уж курьёзно он подобрал слово, ибо тишина в баре была сметена взрывом хохота, даже рыданием на все голоса. Смеялся даже Виктор, который перед этим кривился от чересчур жестоких слов друга. За стойкой кашлял, поперхнувшись дымом, двухметровый «мальчик». Вадик и второй парень направлялись за стойку. На их пути спокойно стоял официант, держа на согнутой руке поднос с коктейлями. Конфликт был неизбежен. Тут Виктор обернулся к Вике, всё сказали его глаза. И…парни вместе со своей незадачливой спутницей исчезли. Исчезновение их заметил только официант, не мог не заметить, потому как он, словно редут, был первым на их пути и ждал встречи. Остальные либо всё так же кашляли, либо утирали слёзы, вызванные обильным смехом.
Виктор взглянул на свою всемогущую и, не сдержав благодарности, поцеловал её. А ведь ему смеяться и смеяться. Кто. как ни он знал, что сравнительно недавно Юрий выступал за сборную городу по карате.
Вмешательство Виктории было настолько мгновенно, что, хотя она и действовала по его просьбе, он ещё несколько минут смотрел на место исчезновения хамской троицы. Потом, опомнившись, спросил:
- Ну и где они?
- Да, здесь. В море у пирса прохлаждаются…
- Можно ли сделать так, чтобы они не помнили свой перелёт?
- А они его и не помнят. Думают, что водка заставила их прыгнуть в море…Какая всё-таки неприятная сцена…Неужели то, что мы с тобой пьём, может привести людей в подобное состояние?
- Вика, тебе не кажется, что спрашиваешь что-то странное? Ты не можешь не знать ответа на этот вопрос.
Виктория молча подняла фужер и стала разглядывать, как кусочки шоколада, «обросшие» пузырьками углекислого газа, курсировали по шампанскому. Но всё же, пригубив из фужера, Вика наконец заговорила:
- Могу не знать… Тебе не терпится услышать – мне не терпится рассказать… Но вначале давай выпьем шампанского, а уж потом я повинюсь. Но только давай на брудершафт.
Руки сплелись и они, не обращая внимание на неудобство позы, опустошили фужеры до конца. Целовал теперь только Виктор, Вика в упоении замерла, закрыв глаза и с содроганием внимая прикосновениям губ. Её щеки, её глаза, губы, узкий подбородок, нежная шея. В этих движениях губ не было спешки, жадности поцелуев прощания, лишь – если уместно такое сравнение - нежность восприятия. Неторопливо, с расстановкой, губы словно «прислушивались» к произведённому эффекту. Вновь стёрлось окружающее, время замерло, как сама Виктория, и не было мыслей. Как можно думать, когда любишь? Истинная любовь исключает холодность разума, только жар ощущений родственных душ, блаженное состояние небытия, немой восторг криком исходящих сердец…
Юрий молча стоял, прислонившись к перегородке, сунул под нос кулак, хихикнувшей было, мойщице посуды. Она, фыркнув, ушла. Юрий тихо присел к столу, но прикуривая, не спускал глаз с пары напротив, то ли пытаясь что-то понять, то ли пытаясь запомнить эту сцену. Виктор и Виктория были уже на пути к восприятию окружающего, хотя Виктор и пытался задержать благое мгновение, пряча лицо в чудных волосах подруги. Юрий очень тихо высказался:
- Может, именно тем и хороша жизнь, что даже очень низменное не может поглотить высокого в нас. Жаль только, что к низменному привыкаем, а высокое прячем или вообще чураемся. Впрочем, может так правильней, умельцев испохабить достаточно вокруг… Знаете, я было собрался выпить с вами кофе, но вам, видно, не до этого…
- Джек, ну к чему ты это? Нам хорошо, но тебе мы рады.
- Похоже, «хорошее» и не придумаешь, у меня у самого по коже этакий приятный морозец прошёл, пока смотрел на вас…
- Ты завидуешь? Ну-ну, это на тебя не похоже… Мы же сами просили…когда ты будешь свободен, чтобы…
- Я завидую, ты оправдываешься. Мы в расчёте.
Юрий уже допил свой кофе и вернулся за стойку, экскурсанты ещё требовали к себе внимания.
- Теперь, думаю, самое время посвятить тебя в то, что ты сам прекрасно знаешь. Не улыбайся, ты сам поймёшь, что я имею ввиду, начав посвящение. Только внимательно смотри на меня: нехватка сравнений может подкрепляться даже жестом, каким-то неуловимым движением глаз… Вообще-то, на словах всё довольно просто, но это только на словах. Для начала конец, т.е я – конечное звено той цепочки, которая предстала перед тобой: мечта, девушка из сна и она же – из тюльпана. Девушка твоей мечты – это я! Ты страстно желал исполнения своей мечты, лелеял её и …она воплотилась в явь. Понятно, что это невозможно охватить сразу разумом, но как бы это не выглядело фантастично, я пришла оттуда, из зареального. Ты можешь не… как бы это сказать…не прицениваться, что ли, ко мне, так как я принадлежу только тебе и больше ничьей быть не могу! Тебе дано только радоваться моему присутствию. Вообще, всё это не к лучшему, потому что снимается какая-то конкурентность. Но, собственно говоря, потому во мне заложено другое, зависящее от тебя. Твой малейший негативизм в отношении меня тут же будет отражаться на моей внешности, интеллекте, поведении – в худшем смысле, имеется ввиду. Я твоя судьба, твой крест, а мне от тебя никуда не деться.
Виктория прервала свои посылы. Нежность сквозила в её взгляде на Виктора, но всё же, где-то на самом дне глаз затаилась и жалость.
- Что ж, вид у тебя не ахти, потерянный до нельзя, что, в принципе, понятно: многовато пощёчин надавала тебе жизнь, ведя ко мне…Так, пока ты ещё не пришёл в себя, думаю, лучше договорить до конца, чтобы в дальнейшем не теребить этой темы. Я имею ввиду моё становление, появление же – ты наблюдал. Так вот, сам момент зарождения меня, то есть – мечты, потерян во времени. Неизвестно также, что конкретно послужило отправным пунктом, но похоже на то, что всё это наслаивалось во время изучения тобой гуманитарных наук. Понадобилась отдушина, отвлечение от академически написанных строк. Как и все, ты попробовал все виды студенческих разрядок – загородные поездки, музыка, женщины и алкоголь тоже. Но, к радости, ты ушёл от них…но как и когда? Видно, всё же был какой-то ожёг, после которого ты ушёл в себя и начал, словно алхимик – жечь, сеять, анализировать. Живя как все и делая вид, ты классифицировал каждую минуту, каждый образ и впечатление. Именно тогда мысль, желание начало перерастать в дело. Если же в нормальной жизни вначале появляется сам ребёнок, а затем идёт постоянное накапливание информации, именуемой опытом вплоть до смерти, то здесь всё происходило наоборот. Если же я и повторяю прописные истины, то не для того, чтобы поучать тебя – я просто вместе с тобой иду по стопам и пытаюсь это пережить… Итак, появилось моё «я» - сознание, характер, привычки, навыки, слабости… потом всё это укладывается в обычную «кладезь» этого «я» - мою голову: без волос, без глаз и губ… Да, это были страшные месяцы. Чувствовать себя человеком сейчас также естественно, сколь тогда было ужасно осознавать, что тебя «лепят», то намечая, то растирая в пыль… Кое-что могло бы довести до истерического смеха, ещё не зная к а к будет выглядеть твоё сердце, но головой - до абсурда ясно осознаёшь – к а к оно будет бешено колотиться, сердце, которого ещё не имеешь; или к а к будут двигаться плечи, до которых было – ох, как далеко… В-общем, если бы ты знал, ч т о ты делаешь, знал бы цену своим штрихам, я думаю, ты бы вряд ли продолжил свой удивительный опыт со своим мозгом. Ты спрашиваешь: почему с мозгом? Потому что всё это происходило внутри твоей черепной коробки. Потом пошло всё немного быстрее, но в том же ключе положил мазок, добавил, подмазал – он уже почти совершенен и …стёр, но это было уже лучше, чем ничто. Уже имея глаза, я ничего не видела в окружающей тьме, имея уши – ничего не слышала, кроме тебя. Хорошо, что не все любили тебя, а то, возможно, ты бы так и дальше «писал-стирал». В какой-то момент тебя, человека от юриспруденции, лишили слова, точнее – дела и участия, биохимический синтез был завершен (не) твоими усилиями. Но, как бы то ни было, ты – автор этого гениального проекта, мозг предприятия. Да, мне, как и тебе хотелось бы знать, кто осуществил техническое руководство. Но знаю конечное – не дано! Ни мне, ни – тем более – тебе! Всё остальное ты уже знаешь и тут я не буду повторяться. Выводы о рассказанном мной – неважны, так как конечная стадия этого опыта желания налицо и в бодром здравии. Твоей задачей теперь остается лишь одно: заставить поверить свой собственный мозг в его же творение. Ну, вот и всё! Для начала позволь поздравить тебя и себя, и поднять за наше здоровье бокалы! В голове у тебя сейчас полный кавардак, а к моему рассказу ты примеряешь «галиматью». Может быть и так, но только потому, что рассказывала я. Интересно, где бы ты нашел другого рассказчика и комментатора? За твоё здоровье, мой дорогой художник!
Они сделали несколько глотков шампанского. Виктор оставил фужер и сунул в рот сигарету. Он способен был думать только, когда рядом вился сизый табачный дым или ему было так просто привычней. Пока Вика вела свой рассказ, он чуть ли не прикуривал одну от другой, судорожно затягиваясь. Время шло, пришёл сменщик Юрия, и они вдвоём пересчитывали что-то своё. Музыка всё так же неторопливо растекалась по бару. Молчал Виктор, молчала Виктория, смотря на него и глотая холодный кофе. Но вот безмолвная связь ожила - это решился Виктор:
- Раз не у кого просить комментария. хотя хотелось бы. мне остается – примириться с этим и довольствоваться тем, что есть. Но я себя чувствую на нынешний момент более, чем странно, ведь одно дело – желать, другое – получить желаемое. Цель завоевана, рубеж взят, но внутри странная опустошенность вместо должной радости. Непонятен иногда человек: дай ему крупную сумму денег – бери и пользуйся, но без вопросов, так как он не успокоится до тех пор, пока не выяснит, откуда эти деньги. У меня сейчас похожее состояние… Ты не обижаешься на то, что я не сияю от радости?
- Нет, совсем нет. Обида, как мне кажется, глупое состояние ущемлённости. Чем же могла задеть меня твоя искренность? И не мучайся, пожалуйста, так жестоко. Теперь тебе не одному решать, к а к быть дальше. Нам с тобой дан уникальный шанс для любви. Что же может быть лучше компромисса, даже унисона двух душ. Нам может позавидовать основная масса людей Земли. Мы обрели то, что невозможно обрести, в полном смысле этого слова. У нас впереди будущее, и если мы не знаем, что нам надо делать, то это вопрос нескольких часов, ну дней….А вот и Юрий или, как тебе привычно, Джек.
-Я уверен, что вы проголодались и потому начните с этого, а через несколько минут будут готовы ваши табака, - и он снял с подноса два стакана томатного сока, сандвичи, кофе и ещё бутылку шампанского.
- Джек, а ты сам?
- Я уже. Ты же знаешь, что я, не в пример многим, человек пунктуальный, во всяком случае, в приёме пищи.
Глаза Виктора алчно зажглись. Он и впрямь был страшно голоден.
- Джек, но как ты догадался, что мы голодны, аки волки?
- О, я же помню, что my friend забывает о хлебе насущном, когда занят серьёзным делом. И морит голодом всех присутствующих при этом.
- Намёк понят. Один- ноль.
Передав им салфетки, бармен ушёл, пообещав:
- Приступайте. Сейчас принесу цыплят в табаке.
Виктория, запивая сандвич соком, спросила:
- Ты – понятно, а почему холост Юрий?
Виктор поперхнулся, откашлявшись, вновь появился на волне:
- Ну, а это откуда тебе известно? В этом смысле, ты – гангстер мозга, от которого ничего не спрятать.
- Твоего мозга, не забывай.
- Не забудешь, даже если очень захочешь… Рапортую: был он женат, но год как развёлся. Пацану уже три. Вылитый Джек. Как заявила мне недавно его бывшая супруга, что он «чересчур хороший человек – добрый, отзывчивый и т.д.», и потому ей, видите ли, с ним скучно. Он, кстати, после развода и закурил. А она связалась с залётным каталой – карточным игроком, ищет острых ощущений, он ей их поставляет в полном объеме: молотит чем попало, когда проиграет, ну и тому подобное. Малыш же, у её матери. Джек пытался забрать его к себе, но тёща не отдает, уж очень любит внука. Правда, с отцом позволяет видеться, когда он приезжает. Вообще, тёща к нему относится с большой симпатией и клянёт дочь за то, что та ушла от него. Где-то, обычная история, если не обращать внимание на нюансы.
- А что же сейчас?
- Конечно же, встречается он с одной женщиной, но чем это кончится – не мне загадывать. Она из прекрасной семьи, похоже – очень положительная личность, особенно если судить по Джеку: он успокоился, стал более степенен.
- Ты думаешь, стоит ли посвящать его в то, в чём мы сейчас, так сказать, варимся?
- Думать-то – думаю, но пока не знаю. А вообще, хотелось бы поделиться с ним.
Из подсобки вырулил Юрий, неся на высоко поднятых руках две тарелки. При подходе к столу, от тарелок донёсся манящий аромат хорошо прожаренного мяса. Он расставил табака на столе, потом принёс ещё и соусницу.
- Ну, что – угощайтесь, а я пока задам пару вопросов, ответы на которые почти знаю, но всё же… Итак, вы куда-нибудь торопитесь?
Молодые люди переглянулись. Спешить было некуда, у Виктора выходной, а у Виктории, тем более, сплошные отгулы.
- Нет, нам больше некуда спешить…Но, что ты задумал, Джек?
- Я ещё не закончил с вопросами. Вы не будете против, если к нам присоединиться ещё один человек?
- А кто? - спросила Виктория.
- Женщина, Вика. Чтобы вам не было скучно в компании двух мужщин.
- Нет, тогда лично я «за».
А к Виктору ушла мысль-вопрос: «Это, скорее всего, она». Виктор, грызя румяную лапку, ответил: «Да, наверняка, она. Джек обычно не склонен к тому, чтобы встречаться с одной, а попутно флиртовать с третьей…» Бармен продолжил:
- Виктор, я думаю, тоже не против. Так вот, догадываясь о ваших ответах, я уже позвонил и она вот-вот подъедет. Как вам табака?
- Не отвлекай, - последовал невнятный ответ жующего Виктора.
- Да, батенька, хоть ты и забываешь вовремя поесть, но откушать вкусно…любишь. А как вам, Вика?
- Я согласна, просто бесподобно! Это проявление ваших кулинарных способностей, Юрий, или чьих-то ещё?
- Нет-нет, в подсобке стоит гриль, моё дело только включить таймер и получить готовую продукцию. Вижу, машина вам угодила.
- Она приедет на такси, ваша дама?
- Нет, у неё свой авто, она посигналит, когда приедет. Надо ответить на ваш вопрос, который вы не задали из вежливости. Я пригласил её потому, что счёл нынешний приход моего друга событием из ряда вон. Тогда зачем откладывать торжество? Затем, надо отметить и знакомство, так как Виктор тоже не знаком с Тамарой. В-общем, думаю, вы меня простите, если мои выводы ошибочны.
- Нет, Джек, ты не ошибся ни на йоту, впрочем, как всегда. Да, сегодня у меня знаменательный день и более того, сегодня обрела плоть моя мечта. Но пока оставим этот разговор и вернёмся к нему позже.
Сквозь толщу бетона до них донёсся звук автомобильного клаксона. Юрий вскочил, как обычно – легко и непринуждённо, несмотря на свой вес и рост:
- Через две минуты мы будем здесь. Извините.
И он удалился лёгким скользящим шагом. Всё дело было в том, что занимаясь и самбо, и карате, он всегда с радостью поигрывал в волейбол и большой теннис. Все его заказные костюмы сидели на нём, как влитые, безукоризненно, но не скрывая спортивной осанки. То-то смеялся весь бар над словами исчезнувшего Вадика – Юрия можно было принять за кого угодно, но назвать «мальчиком»…сколько же надо было, что называется, принять на грудь, чтобы так «опростоволоситься»…Оставшись вдвоём, молодые люди снова вернулись к их будущей исповеди. Начал Виктор:
- Ну а при подруге Юрия будем ли говорить о нас с тобой или как?
- Или как. Ты забыл, что мы обещали Юрию что-то близкое к сенсационному?
- Точно, забыл. Уж очень быстро выветрилось у меня обещание. Ну, что же, смотри сама, когда это будет удобней.
- Секундочку, прошу внимания. Знакомьтесь – Тамара, Виктор, Виктория, - то уже неслышно подошедший Юрий не дал сгуститься тишине в баре.
Перед Виктором и Викторией стояла рослая, под стать Юрию, очень миловидная брюнетка. Она улыбнулась им обоим, но обратилась к Виктору, правда, с оговоркой: «Извините, Вика. Я вас совсем не знаю, а вот когда слышу имя Витя, то я тут же спрашиваю, не знает ли он Юрия, бармена, чем похоже, шокирую собеседника. А всё дело в том, что я наслышана из уст Юрия о Викторе, но до сих пор мы не были знакомы. Потому, искренне рада, что это наконец, произошло. Тем более приятно, что при знакомстве Виктор оказался со своей девушкой». Она стояла, раздумывая, куда бы присесть. Ей помогла Виктория:
- Присаживайтесь, пожалуйста, ко мне, Тамара. Будем держать круговую оборону, спина к спине, от нападок наших мужчин.
- Что ж, я согласна, - Тамара, скинув сумочку на сиденье, присела к Вике.
- Ну, а нам с тобой, Витя, нет никакого смысла устраивать коалиций, мы выиграем и по одному. Я сажусь к Тамаре. Теперь можно распечатывать шампанское. Уверен, Вика, что вы такое не пивали. Оно из царских подвалов.
Юра не «гусарил», т.е. не взбалтывал шампанское для «стрельбы». Он аккуратно разделался с проволокой. В его больших ладонях пряталось всё горлышко бутылки. Наверняка, Юрий мог бы просто свернуть или сломать пресловутое горлышко, но не любил работать на эффект, несмотря на то, что рядом сидели женщины. Добротность была его основным девизом. От добротности недалеко и до педантизма, и нудности, может быть поэтому некоторым было с ним скучно. Некоторым, но не всем – и слава богу…
Шампанское запузырилось по фужерам и беседа, сдобренная алкоголем – даже не им, а самим ритуалом разлития и поглощения, оценок выпиваемому – стронулась с холодных берегов незнакомства. Главное в таких встречах – найти тему, что тяжеловато, даже имея в своём кругу такого, как Виктор. Обойти все рифы почти невозможно, потому-то все и стараются говорить о чём-либо постороннем. Разговор чередом подходил к мелкотемью, грозя оборваться каждую минуту. Время было уже довольно поздним. Ушёл напарник Юрия. Ушёл и официант с мойщицей посуды. Интересно, как разрешил для себя загадку исчезновения пьяной троицы официант? Об этом было ведомо только Виктории, но она не торопилась делиться этим даже с Виктором.
Проводив всех, Юрий принёс из подсобки гитару, отдал её другу, закрыл жалюзи и фрамуги, а потом приготовил кофе. Виктор, тем временем, настроил гитару. И вот тут негромко, но явственно, небольшое, но – дарование, его. Пускай камерное, домашнее, но всегда нужное, хотя бы вот в таких компаниях и не для заполнения пауз, ибо искусство, даже таковое, превыше попыток расценивания его в базарных условиях. Это подчёркивалось ещё и тем, что остальные притихли, каждый по своему прислушиваясь к перебору струн и самим текстам.
Мягкий приглушенный баритон разгуливал по бару, словно запоздалый посетитель, слышимый, но невидимый, трогал мокрые пепельницы на столах, замирал на хоккерах при низкой ноте и распрямлялся пружиной на высокой. Покачивались вьетнамские шторки, словно аплодируя голосу, их разбудившему. Тишина между песен и молчание слушателей дополнялось только щёлканием зажигалок и порционным ровным дыханием.
Пальцы левой руки добежали последнюю дистанцию и подняли гитару за гриф. Виктор осторожно отложил её. Зыбкая тишина в баре ещё хранила впечатление от диалога голоса и струн, но ничто в мире не вечно (мы уже говорили об этом), она и рассыпалась, словно пепел в руке от сожжённой записки…
- Жаль разбивать очарование, но если это сделаю я, то ты мне простишь… Хотя мне тоже было трудно пересилить себя, так как я тоже слушаю в первый раз твою игру на гитаре. Утешает лишь то, что первый – это не последний… Сейчас мне намного проще говорить о нас с тобой. Пускай вас, юра и Тома, не настораживает подобное предисловие, и если у вас в какой-то момент моего рассказа появится недоверие, даже оно заставит вас иначе взглянуть на Виктора. Для меня же он и друг, и любимый человек, и мать, и отец в едином лице. А теперь: почему у него так много ипостасей. Слушайте.
И вновь по бару бродил ещё один запоздалый посетитель – голос Виктории. Сложен и запутан механизм восприятия человеческого мозга, хотя и прост сам аппарат слуха, раздражаемый всевозможнейшими звуками, и не потому ли мы часто прибегаем к помощи жестов, но иногда и их мало…
Представьте себе, могли ли в голову Петрарки – автора многих и многих сонетов, прийти законы всемирного тяготения, выведенные Ньютоном? Вообразим себе такую картинку, что, готовя его для данного открытия, ему предоставили все былые законы, целый сонм говорунов от науки разжёвывал непонятное, а сверху кто-то, время от времени, прицельно сбрасывал на эту голову яблоки: зелёные, красные, жёлтые, да хоть в полосочку и в клеточку.
Что-то похожее творилось и в головах Юрия и Тамары, недалеко ушёл от них и Виктор, вновь пытаясь осмыслить невозможное. Простые – куда уж проще – слова молодой женщины доходили до их ушей, бились в барабанную перепонку, преображаясь в сигнал, который должен был достучаться до понимания. Но как? Сигнал встречал барьер, выстроенный привычным знанием – привычным для нас всех с детских лет. Знание того, что чудес не бывает… Этот барьер, словно апостол Пётр, свято берёг границы возможного и невозможного, не позволял размякнуть сколь-нибудь понимание и понять слова Виктории. Бросайте яблоки, ложитесь в летаргический сон, сопоставляйте и перепроверяйте гороскопы, слушайте убаюкивающий речитатив цыганок, летайте на Венеру и Марс, и летайте во сне, пересаживайте сердца и мозг, делайте ещё и ещё массу необычного, но…чудес не бывает… И горят костры – не те, на которых сгорали Джордано Бруно и колдуны с еретиками, не те, на которых сгорали книги, неугодные мракобесию, но костры в наших душах – сжигая инакомыслие и инакожизние. Чудеса-то – перпетум мобиле, философский камень, инопланетяне в своих НЛО, Мессер и Джуна, а ещё наши сны, где реализм и мистицизм – братья-близнецы. Но эта вера в бесчудесье, этот барьер будет разрушен! Чем? Виктория не замелила ответить на этот вопрос, ибо она владела жестами не только рук, чем она и воспользовалась для аргументации рассказа, словно стенобитным бревном, качнув им основательно и разрушающе!
Юрий сидел, держа за руку Тамару, жмурясь от сигаретного дыма и от подробностей, которые казались ему наиболее невероятными. Вот он потянулся было к пепельнице, а оказалось, что тянуться не надо: она, пепельница, висела рядом перед протянутой рукой с сигаретой. Вначале он не обратил на это никакого внимания, стряхнул пепел, всё также поглядывая не на пепельницу, а на Виктора и Викторию, но вот взгляд его обеспокоенно вернулся и оцепенел, в позе проглянула монолитность скульптуры. Видно, в момент оцепенения Юрий сильно сжал руку Тамары и она вопросительно повернулась к нему, но сразу увидела завис пепельницы и потянула свободную руку к изумлённо раскрывшемуся рту. И вот вам, пожалуйста – пара скульптур, наблюдающих хорошо им знакомый, но не летающий до того предмет.
Сколь долго могла продолжаться эта игра в «замри», неизвестно. Но, наконец, Виктория решила вмешаться. Нет, она не сказала «отомри» - она стронула пепельницу в воздухе, а затем придала её полёту вид круговой синусоиды. Этого ей показалось мало и в воздух поднялись фужеры. Они закружились, как в хороводе, чуть-чуть раскачиваясь. С Юрия и Тамары сползла скульптурность, теперь у них был другой вид, не менее интересный – вид людей, случайно оказавшихся на шабаше ведьм. Ещё несколько подобных трюков и они бы, наверняка, заплевали через левые плечи и зашептали: «Чур, меня, чур..». Но, как и в случае с Виктором, «иллюзионистка» сжалилась: всё летающее спланировало на стол.
- Может быть, кто-то из вас, наконец заговорит? – Виктория оценивающе оглядела Юрия с Тамарой, иронично улыбаясь.
- Джек, может, нашатырчику? – это уже Виктор, улыбаясь, обратился к возвращающимся с «шабаша».
Первой очнулась и заговорила Тамара:
- Что это было? – спросила она у всех и ни к кому конкретно не обращаясь.
Ответил ей вопросом на вопрос Виктор:
- Ну как? Аргументы впечатляют? – и уже к Виктории – Я, наверное, тоже так выглядел тогда? – намекая на дневное представление.
- Что-то есть, но ты был больше подготовлен ожиданием, а тут врасплох.
Наконец, пришёл в себя и Юрий, лицо его заиграло нормальными красками. Чувство смущения боролось в нем с желанием сказать что-то резкое. Так и вылился этот гибрид в слова:
- Ну-у, родные мои… Ну-у, дорогие… Сказать бы к чёрту, да, - метнув быстрый взгляд на Викторию, - боюсь взлететь, словно эти фужеры.
- О. Нет, Юрий. Ты, конечно же, этого не боишься, но приятно чувствовать свою вседозволенность. И знаешь, от твоей, как ты её назвал, боязни, только один шаг до понимания происходящего и происшедшего. Как говорится, от великого до смешного только шаг, и наоборот… Кстати, я могу ещё кое-что, но не хочу уподобляться той девице, которую ты обрезал. Между прочим, это тоже моя работа, это я их отправила охладиться в море по просьбе Виктора. Так вот, я могу рассказать о ваших, Юрий и Тамара, взаимоотношениях более подробно, нежели просто нормальный, но проницательный человек. Потому как ваши мысли для меня не секрет…Не надо суетиться, я же только информирую, а не излагаю. Успокойтесь и давайте поднимем фужеры за вас и ваши отношения!
Вновь звон фужеров, щелканье зажигалок и молчание. Захотелось помолчать, но не боясь, что кто-то заглянет в твои мысли. Ничего в них нет особого, неестественного, да и не может быть.
В городе тем временем царила ночь: кого-то уложила спать, кому-то нашёптывала слова откровения, присущие только ей, ночи, от которых утром бросает в холодный пот или «изморозь» по коже. Как ни странно, ночи черны, но довольно часто – очень ярки впечатления от них. У каждого свои яркие ночи, лишь о некоторых мы знаем со страниц учебников истории: Варфоломеевская ночь, ночи перед Рождеством, «ночь длинных ножей», ночи зарождения жизни и окончания её. Идущая ночь для Виктора была одной из таких, за которые память цепко держится. Для неё она, ночь, была первой и всё вокруг было впервые, значит, и сама ночь – не просто время суток, облечённое в какие-то рамки световой гаммы и чувств, таких как сонливость, апатия и т.д. Но ни она, ни Виктор не пытались запомнить подробности этой ночи, а надо бы…
Вновь первой решилась заговорить Тамара. Она тщательно подбирала каждое слово фразы и то совсем не удивительно - тема её размышлений вслух была для неё в достаточной степени абстрактной.
- Что же тут можно сказать? Как врач, как человек, я участвовала во всех ныне модных разговорах об экстрасенсах, но увидеть это вьявь. Нет, я могу точно сказать: я о подобном даже и предполагать не могла. Я хоть и не специалист, занимающийся подобными отклонениями – да-да, Вика, для нас вся эта парапсихология пока отклонения, и никак иначе. Так вот, в конце концов, я врач и как никто другой ясно представляю себе, что разговоры – это одно, а жизнь… это жизнь. Ни мне, ни моим друзьям-коллегам подобного наблюдать не приходилось. Ну, это с точки зрения врача. А как женщина… как женщина могу сказать проще: очень не люблю сплетен, но и они мне сейчас ближе, чем твой рассказ. Пойми правильно, без обид: на основании сплетен человека можно осудить, не суть важно – правомерно это или нет, очернить, унизить и позавидовать, в том числе. А тут…ну-ка скажи, с каким мерилом можно подойти к твоим словам, к твоему появлению в мир или вот к этим иллюзионам. Знаешь, даже нами, женщинами, ещё не придумано название всему этому. Всё это сверх понимания, привычного для нас и … именно с позиции истинно женской, где слились безрассудство и тонкий расчёт, я завидую тебе, но признаюсь в этом искренне. Но, хватит…чем больше пытаешься понять, тем дальше уходишь от темы и понимания. Будьте счастливы, раз так случилось и есть!
И вот уже в который раз раздался звон полных фужеров за этим столом, но, как видно, в последний, так как Юрий, отставив пустой фужер, встал.
- Я думаю, что уже пора, обо всём остальном и вытекающем, поговорим завтра. Уже три, пойду вызывать такси.
Но его остановила Виктория:
- Прости, Юрий, но зачем вызывать такси? Я надеялась, что вы нас немного подкинете по дороге, а потом…
Бармен удивлённо рассматривал Викторию.
- Ты знаешь, Вика, наверное, только после таких вопросов можно поверить, что ты оттуда, но не далее, как вчера. – Тамара иронично улыбалась, словно брала реванш за недавнее. – Разве тебе неизвестно, что такое ГАИ?
- Ну почему? Я знаю, что эта аббревиатура, а полностью – государственная автомобильная инспекция.
- Нет, не расшифровка, а функции её, ГАИ?
- Нет, не знаю, - растерявшись и ища взглядом поддержки у Виктора, ОТВЕТИЛА Виктория.
- Тамара, - включился Виктор, - это знаю я, она ещё узнает.
- Но, послушай, Витя, она, возможно, не знает не только это…
- Узнает, - безапелляционно заявил Виктор, но, почувствовав, что перебрал, добавил мягче, - у нас полно времени, куда спешить. А тебе, Вика, объясняю: ГАИ контролирует правила дорожного движения, а в них есть такая статья – человек, находящийся в состоянии опьянения, не имеет право управлять транспортным средством. Понятненько?
- Теперь абсолютно!
Юрий, который меньше всего участвовал в разговорах – наверняка из-за того, что уставал говорить за стойкой – дослушал до конца объяснения и вновь направился к телефону, но вновь был остановлен Викторией.
- Стоп-стоп-стоп! Такси всё равно не понадобится! Я отыграюсь за своё незнание делом, которое ещё раз подчеркнёт мою власть над вещами и не только над ними… Говори, чем тебе помочь, а там – не увидите, но ощутите…
- Можно, хотя бы в двух словах, пояснить, что ты задумала, Вика? Наверху телефона нет, а после того, как мы выйдем из бара, он будет тут же поставлен под охранную сигнализацию и…
Виктор, который уже всё понял, успокоил друга:
- Не волнуйся! Сказано – не понадобится, значит, всё так и будет. Кроме того, я в подобном уже поучаствовал и как видишь, живой.
Через десять минут все четверо были уже на верхней площадке.
- Для начала хочу напомнить, что это я убрала подвыпившую троицу. С вами будет проделано то же самое, но более деликатно. Итак, где бы вы хотели оказаться?
Юрий с Тамарой переглянулись. Тамара, подчиняясь обстоятельствам, согласно пожала плечами. Вика поняла ответ и обратилась к Юрию:
- Понятно. Значит, так, Юрий соберись и представь себе, что ты едешь домой на такси. Но, вспоминай определённые объекты. Мне это нужно, чтобы слегка сориентироваться на местности.
- Слушай, Вика! Мы как, будем лететь или…?
- Или. Вся процедура перемещения займёт десятые доли секунды. Ну, поехали?
- Поехали!
По лицу бармена была заметна вся напряженная работа мысли – не каждый день мысленно едешь в такси.
Но вот, наконец, Юрий вздохнул облегченно:
- Приехали… На счётчике – рубль восемьдесят семь…
- Отлично. Вы готовы?
- Да, вроде бы…но не известно, к чему…
- Это не доставит вам ни неудобств, ни неприятностей.
Виктор подтвердил:
- Да, Джек, перегрузок не предвидится. Всё будет «О kay»!
Мужчины молча пожали друг другу руки. Вика сказала напутственное:
- Ну, что ж, было очень приятно познакомиться с вами обоими. До встречи…
Юра с Тамарой исчезли сразу после её слов: вот стояли и … нет их. Ни звука, ни молний, ни запаха серы…
С молодыми людьми остались только тихая июльская ночь, берег, изрезанный и выдвинутый бонами, соляриями, бетонными быками и остальными, им подобными морскими костоломами. А за ними само море – бескрайнее, но в рамке горизонта, играющее лунными кусочками на гребнях мелких волн, нехотя-лениво наползающее на катанную-перекатанную гальку. Девственница Природа в море, в горах, в звёздном небе, дышащая ночным благодатным воздухом…
- Ну вот, мы и одни, - думал Виктор, обняв прислонившуюся к нему спиной Вику, молчащую, но слушающую Виктора. – Ты оттягивал этот момент, правда, не специально, но он пришёл. Как приучить себя к мысли, что ты теперь не один – ты с мечтой, да ещё всесильной? Торжественная часть позади, назовём её ознакомительной, платонической. А по идее, никто тебя не предупреждал ни об её начале, ни об её окончании. Следующий этап – реалии – зримые, осязаемые и давно ж желаемые… Было для ангелов – платоническое? Теперь же для людей – ангельско-животное?!.. Чушь какая-то… Да нет, не чушь! Ведь ты уже насмотрелся и на ночь, и на её прелести, пора переходить к другим, более приятным прелестям. Что же ты стоишь, как обелиск, зарывшись лицом в её волосы, но боясь двинуться. Ну, для начала, сознайся себе, что пора, и тебе этого хочется. Ну, то-то. Губами по едва-едва выдающейся ключице, рукой по хрупким плечам, опустившись ниже, ласкать грудь и всё также нежить всю её, ощущая рукой и телом ответную дрожь… Ну вот, а говорил, чушь. Вика, отойди от него, пускай ощущает вспотевшими ладонями нервную дрожь ночи, или вон – росу на турникете…
- Очень интересно, - Вика обернулась к нему лицом и прежде чем продолжить, долго всматривалась в его глаза. – Интересно ты сам с собой беседуешь. Зло и не давая самому себе же спуска. Я точно знаю, что ты меня, что называется, породил, но только-только начинаю понимать п о ч е м у всё именно так произошло. Ты – своего рода уникум: и анахорет, и душа компаний, и мытарствующий, и абсолютно безмятежный человек. Но, стоп! Говорят, что летние ночи коротки. Днём будут дневные заботы, а сейчас ещё ночь.. В отличии от тебя, я не буду двоиться и скажу точно, что хочу познать тебя. И не как часть тебя, а как женщина; как женщина, которую ты желал! Чересчур торжественно? Многовато пафоса? Ну и пусть, ведь я и ты знаем, что это так.
- Милая моя, милая, - Виктор гладил её волосы, - я всё равно никогда не пойму, почему вдруг судьба подарила мне тебя! Боже мой! Явление Христа народу…
- Ты опять иронизируешь?
- Не знаю… Скорее нет, чем да. Я просто сам не понимаю, что я мелю… Стоп, дружина! Тревожный звоночек… Правда, не знаю, что и откуда, но что-то щемит. Слушай, что мы стоим с тобой на окраине города, как два пилигрима? Давай-ка перенесёмся куда-нибудь поближе к дому. На набережную, что ли… А, понял: надо проехаться, как Юрий уже уехал…
Через несколько минут они уже материализовались у светящихся витрин гастронома, к счастью, никем не замеченные.
- Фу! Теперь давай пройдёмся по-человечески, ножками. А то где-нибудь на излёте между мгновениями я не выдержу и заору благим матом…
- Ладно. Только немного прохладно.
- Иди ко мне. Так будет немного теплей.
Они двинулись по набережной к дому Виктора, замолчав даже мысленно, словно боясь спугнуть дремлющую вокруг тишину. Вот тут-то и произошло то неприятное, что принесло ответ на тревожный звонок и приблизило развязку.
Из-за поворота, с ближайшей к ним улицы, выходившей на набережную, вырулили чинно две поливалки-автоцистерны с водой. Выехав на набережную, поливалки выпустили «усы» воды и поползли навстречу молодым людям. Виктор как-то не обратил на это особого внимания по привычке, девушка же, напротив, радостно наблюдала за машинами. До входа в какой-нибудь «сквознячок» или двор было далеко, скамеек тоже рядом не оказалось, да и назад возвратиться было тоже поздно. Стало ясно, что их, вполне возможно, обольют. Хотя и стояла душная летняя ночь, но перспектива оказаться под струями холодной воды вряд ли кого-либо могла обрадовать. За неимением лучшего, они залезли на очень неширокий и невысокий выступ перед стеклом одного из магазинов. Эта неизбежность неприятия, словно бы вычеркнула на время из их памяти всесильность Виктории. Только они взобрались на бордюр, как водитель ближайшей машины, тут же бросил машину ближе, видно, заметив их манёвр. Уже под струями воды Виктор подумал, что надо было взять Вику на руки, тогда хоть она осталась бы суха, а так… они мокры оба, а из машины нёсся довольный хохот. Что же это было? Озорство? Но за рулём сидел взрослый человек… Тогда, что же? Желание посмеяться и развеять сон?.. Неизвестно.
Виктор не выдержал: «Вот же скотина! Черт бы его побрал!» - оглядев и себя, и Вику, добавил с сожалением:»Весёлая картинка…Ихтиандры на суше…»
Тут его осенило. Правда, осеняет к чему-то положительному, а здесь… В-общем, он ещё сам не знал – к худу ли, к добру ли…
- Вот, именно это погубит вначале тебя из-за меня, а потом придёт и мой черёд. Это – невозможность предугадать будущие камни преткновения, отсюда и возникающую затем раздражительность. Так и жизнь, поздно или рано, как вот этот вот водила загонит нас в тупик, доведя меня до белого каления и …ты исчезнешь! Но почему? Миллион раз – почему? К а к это избежать? И возможно ли? Неужели кругом одни жёсткие рамки?..
По Виктору было видно: слова давались ему с трудом, несмотря на децибелы почти крика, но сознание того, что надо искать и немедленно найти выход, подгоняло и выталкивало эти слова.
- Что будем делать, Вика? Неужели ты не понимаешь, на сколько всё серьёзно? Надо раз и навсегда покончить с этим, то есть, разрешить ту загадку или условия, которые твои создатели увязали с твоим появлением и будущей жизнью. Что они этим хотели показать? Твоим явлением ко мне – могущество человека, а данным условием - его бессилие перед таинством природы?
- Виктор, остановись! Кого ты спрашиваешь? Меня? Напрасно! Я всё сказала. Кроме нас самих никто не ответит на твои вопросы. Это понятно: ответить, значит, найти правильное решение. Я согласна с тобой полностью, нам обязательно надо найти ответ, и чем быстрее, тем лучше…
- Вот, черт, а мы и не вкусили той жизни, которую кто-то случайно нам уготовил, а уже должны пересмотреть все возможные варианты… Где тот компьютер, на котором можно всё просчитать? Где тот гороскоп, в котором уже всё изложено?
Он вдруг замолк, лихорадочно блуждая по всем пластам своего жизненного опыта. Как всегда, в момент раздумий ему тут же приспичило закурить. Что он и сделал, благо сигареты были в целлофане, а зажигалка в заднем кармане брюк, потому и не отсырели. Он присел, притянул Вику и замер.
Вокруг потихоньку, враскачку, просыпался город. Преддверие утра ощущалось по прохладному сквозняку вдоль набережной. Молодые люди тесней прижались друг к другу, давало о себе знать сырое платье на них. Шуршали равномерно мётлы дворников, абсолютно безучастных ко всему, привычным к любым ночным посетителям. Вот и в сторону пляжей уже побежали молодые, следящие за своим внешним видом; и немолодые, убегающие от старости. Но до рассвета оставалось ещё больше часа.
Виктор щелчком отправил окурок в урну и наклонился к девушке
- Знаешь, тяжело.
Но перед тем, как он продолжит, наверняка стоит вернуться чуть назад и посмотреть, как работал его мозг, проделавший титанический труд за то время, пока тлела сигарета. Разум, привыкший систематизировать и анализировать всё, коснувшее его границ, в этот раз работал по неослабному желанию хозяина… Можно было бесконечно долго искать логическую подоплёку в происшедшем и продолжающимся, но основное поле деятельности было занято мечтой и невозможно было ни на миг от этого отрешиться. Всё говорило о том, что логика здесь ни при чём, ей не справиться с мечтой, тем более, с мечтой явленной. Можно было ничего не искать и не гневить Фортуну в тот момент, когда она тебе улыбается, да ещё так обольстительно. Но получилось иначе и здесь поможет язык аллегорий. Человек, всю свою жизнь мечтающий и завидующий птицам, вдруг обретает крылья, в самом прямом смысле этого слова. Но, как ни странно, даже ещё не ощутив чувства полёта, он заранее в испуге от высоты, необъятного простора и ветров. Сложив крылья, человек бросается в пропасть, ибо от крыльев уже не избавиться, а он осознаёт, что рождённый ползать, как всегда, летать не может…
Похожее мелькало и в голове Виктора; правда, он не испугался ни крыльев, ни полёта, но тоже прекрасно понимал, что с крыльями надо и жить крылато… Здесь его мозг, словно играющий зайчик дисплея, нарисовал ему ещё один сказочный сюжет, с которого он и продолжил разговор:
- Вика, ты же новоявленная Снегурочка.
- Кто?
- Ты должна знать многое, если не всё, и помнить то, что помню я, не так ли?
- Да, но при чём здесь Снегурочка?
- Да то, что она тает с приходом весны от лучей солнца
- Но это же сказка…- от её лица отхлынула кровь, но даже бледность ни чуть не портила её точёных черт. Виктор с грустью обратил внимание на это про себя. Потом спросил, но как можно мягче:
- Чем же ты менее сказочна, если всё моё негативное для тебя, что лучи весеннего солнца для Снегурочки?..
- Но я же материальная, а не изо льда… - теперь в её голове творился хаос.
- Судя по сказке, она тоже была материальна и её тоже любили.
- Кто же ты больше – жестокий анализатор или мечтатель? – губы Вики сжались.
- Жесток не я – сама жизнь, впрочем, она же и милосердна.
- Но ведь ты же что-то решил. Не мучь меня.
- Да, но решишься ли ты – вот в чём вопрос. Теперь я повторю тебе твои же слова: успокойся, сосредоточься и следуй внимательно ходу моих мыслей. Но, только, пожалуйста, повнимательнее, так как я сейчас сам могу сбиться – созревшее в голове ещё достаточно расплывчато и для стороннего наблюдателя показалось бы чертовски наивно, прямо по-детски. Итак, я, никогда не верящий ни в бога, ни в аллаха, ни в каких-либо других богов, кроме единственного, то есть в самого человека и его неизведанные возможности, вдруг обретаю тебя, мою взлелеянную мечту. Раз стал реален твой приход в этот мир, значит, при наличии этого принеприятнейшего условия, реален и твой обратный уход в иные миры, миры незнаемого нами. Надеюсь, что ты прекрасно понимаешь, что я не желаю последнего и очень сильно. Если ты исчезнешь, я не утоплюсь и не повешусь – это исключено, время всё лечит или точнее, залечивает. Именно этого я больше всего боюсь – будет ли оно действенно, это лечение. Нет, я не хочу познать неизбывность тоски, не хочу терять смысл жизни, но хочу воспринимать жизнь во всех её красках. Нет, не желаю. Так вот, учитывая твою реализацию здесь, ту самую неизведанность человеческих возможностей, плюс неизведанность времени и пространства – выход один: ты и я уходим вместе из этой жизни.
Виктория вздрогнула. Но, Виктор, не заметив этого, продолжал
- Уходим туда, на ту сторону мечты. Вполне возможно, что существует таковой мир, где царствует Мечта, где зло в Клетке, но не уничтожается лишь потому, что, во-первых: зло хранят как пример противоположности добру и счастью; во-вторых: не одними мечтами жив человек. Люди обязательно должны знать, что такое зло и ненависть, в противном случае и счастье приедается – слишком приторно, тоже плохо…
- Значит, ты хочешь сказать, что мой экскурс в этот мир окончился?! Слишком быстро ты расставил по своим местам. Надо было мне потерпеть с рассказом о своём появлении…
- Спокойно, остановись! Никто и не говорит, что уходим совсем, даже если это ещё и получится… У меня здесь мать, отец, сестра, друзья, работа. Что нас ждёт там – трудно и предположить. А на счёт того, чтобы повременить с твоим рассказом, то мир полон неожиданностей – каждодневных, ежечасных, сиюминутных, в конце концов. Ты уверена, что одна из них не выбрала бы нас с тобой? Кроме того, попытка – не пытка.
- Опять приходится соглашаться, - она вздохнула не радостно, но уже более спокойно. – Остальное я вижу и так. Нас двое и, возможно, желание обоих даст требуемый результат. Ох, неужели это возможно?
- А твоё появление здесь уже стало повседневностью? И да помогут нам те, что привели тебя ко мне! Вперёд!
Одно дело оговорить попытку, другое дело свершить её. А уж если свершится удачно, то будет ли обратный переход? Но они решились! Её руки в его руках, глаза направлены друг на друга. Вновь полунаивный, полумистический пассаж. Но некому подсказать: как? куда? зачем? Они поступали как им удобней…
Пока продолжалась их молчаливая беседа, метрах в пяти-четырёх от их скамьи остановился дворник. Нет, совсем нет, не для того, чтобы разглядеть молодых людей, а для того, чтобы прикурить. Сложил ладони лодочкой, чтобы спичка не погасла на утреннем сквозняке, прикурил, пару раз затянулся, раскуривая. Обычный такой дедок, насмотревшийся за свою бытность дворником и на пьяных, и на целующиеся парочки, и на занимающихся любовью прямо здесь, в жиденьких кустиках. Такого уже не чем не удивишь. Но через несколько секунд его проняло. Да и как тут глаза не вытаращить, если сквозь пару напротив он чётко видел грузную корму пассажирского лайнера. Ой, протри глаза, дедушка, протри! Да вот только не поможет это… Меркли звёзды в небе и вместе с ними таяли очертания молодых людей на фоне теплохода, всё ниже опускалась челюсть старика с прилипшей к губе папиросой. Упала забытая метла, но не до неё ему сейчас. Алел восток и всё менее различимы были парень с девушкой. Они почему-то радостно жестикулировали… Так и исчезли. Дед не осенял себя крестами, хотя атеистом не был. Но всё же он будет счастлив именно из-за этого непонимания происшедшего у него на глазах. Иногда, во сне, они прилетали к нему и они втроем парили над штормящим морем. Полёт казался настолько явственным, что его старуха в тихом ужасе наблюдала за его «виражами» по кровати. После этих снов деду всегда было хорошо и радостно, и тогда он особо тщательно подметал у той памятной скамьи. Отсюда же старик всматривался в горизонт, словно желая увидеть снова вьявь их полёт, но, к собственному сожалению, приходилось приниматься за дело, совсем далёкое от парения над морем…
Что ж, как говориться, каждому своё: кесарю – кесарево, богу – богово… Будет ли возможность у наших героев – полубогов – вернуться назад – дело других повествований. Никому не дано знать: какова она, оборотная сторона мечты, но ушедших туда не покинут мысли о делах земных, ибо, по словам Виктора, у него здесь и родители, и друзья, и работа; ну, и кроме перечисленного, возвратиться они обязаны, потому как цена мечты – возможность сопоставить её с реальностью!...
Александр Назариков
www.nasledie.ru
07.07.1987г.
Док. 552201
Перв. публик.: 07.07.87
Последн. ред.: 30.03.09
Число обращений: 0
Фантастика, фэнтези
|
